Страница 18 из 106
Возможно, что этот механизм не всегда действует так точно, но факт несомненный: сайгаки всегда начеку. Единственная защита сайгаков — их быстрые ноги. Но маленькие сайгачата бегать не могут. Поэтому их спасают не ноги, а окраска: ляжет такой малыш в ямку или даже просто прижмется к земле, и увидеть его становится почти невозможно. Кожные железы еще не развиты, поэтому хищнику очень трудно найти малышей по запаху. Мать приходит к сайгачатам раза три в сутки — покормить (обычно сайгачат двое и лежат они не рядом, а поодаль друг от друга: в случае чего один да останется). Приближается мать к сайгачатам особенно осторожно, лишь убедившись, что опасности поблизости нет. И задерживается она возле детенышей недолго. Но в случае опасности или услышав тревожный крик детенышей, она забывает о своей врожденной осторожности и бросается на помощь малышу. Она может вступить в бой с орлом, может попытаться отпугнуть даже человека.
Однако все это не спасало сайгаков — одних из самых древних и когда-то самых многочисленных в нашей стране копытных. Еще в начале XX века путешественники писали о несметных стадах сайгаков, хотя это были уже остатки некогда колоссальных стад. На юге они исчезли в конце XVIII века, а в начале XIX их не стало в междуречье Волги и Дона. Однако настоящее истребление сайгаков началось с середины XIX века.
Добывать сайгаков было легко. Участник одной охоты, которая происходила в конце прошлого века, признавался, что это была не охота, а «варварская, нещадная бойня». Сайгаков гнали в большие ямы, на дне которых были установлены острые камышиные колья. «Вот первая сайга наткнулась на острый и сухой камыш и села на него, проткнутая как на вертеле, за ней другая, третья, и так весь табун лег… Когда следующие табуны пойдут по трупам наткнувшихся, выскакивает девяносто человек. И вот уже начинается еще более отвратительная бойня. Они уже не режут, а только порют брюхо несчастным жертвам. Наконец, устав резать, машут и кричат верховым. Те, прискакав, принимаются за резню. Какая погибель! На тот раз было уложено 12 тысяч голов!»
И это только одна сцена. А такие побоища происходили повсеместно.
Зимой люди тоже не оставляли сайгаков в покое. Их преследовали по насту, когда животные ранили себе ноги об острые кромки ледяной корки (очевидцы рассказывали, что по снегу тянулись густые кровавые полосы шириной в сотни метров) и в конце концов теряли способность двигаться. Тут их били дубинами, резали ножами, кололи вилами.
Часто стада сайгаков загоняли на лед реки или озера, где животные оказывались совершенно беспомощными, и уничтожали всех до единого.
Люди преследовали сайгаков не только ради прекрасного мяса и отличной кожи — часто после таких побоищ трупы сайгаков оставались на льду или на снегу нетронутыми. «Охотников» (иначе как в кавычках это слово нельзя написать) интересовали лишь рога. Китайская медицина издавна использовала рога сайгаков, а в XIX веке спрос на них значительно поднялся и цены увеличились. О масштабах истребления сайгаков ради рогов можно судить хотя бы по тому, что только через Кяхту в Китай за два года (1852–1853) было вывезено около 4 миллионов пар рогов. Не удивительно поэтому, что к началу нашего века от многомиллионного стада сайгаков почти ничего не осталось. Но их все-таки продолжали уничтожать, и к 1919 году сайгаков сохранилось не больше тысячи. 27 мая 1919 года В. И. Ленин подписал постановление Совета Народных Комиссаров о запрещении охоты на сайгаков в РСФСР, а в 1923 году была запрещена охота на сайгаков в Казахстане. Многие ученые считали, что законы опоздали и уже ничто не может возродить сайгаков.
И действительно — прошло десять лет, а сайгаков по-прежнему оставалось очень мало. И лишь еще через десятилетие количество этих антилоп чуть-чуть увеличилось. Появилась надежда. И она оправдывалась: число сайгаков стало быстро расти. И вот сейчас они снова стали самыми многочисленными копытными животными нашей страны. Считают, что их уже полтора-два миллиона.
Бернгард Гржимек, побывавший в нашей стране, назвал спасение сайгаков «казахстанским чудом». Гржимек, конечно, знал, что спасти сайгаков было нелегко, и понимал, что это чудо совершилось не само собой. Его сотворили люди, любящие животных и понимающие, как важно спасать наших соседей по планете. И не случайно, когда в 1974 году в Москве состоялся Международный конгресс специалистов по млекопитающим, эмблемой этого конгресса была выбрана голова сайгака.
Итак, сайгак был спасен главным образом потому, что на него была запрещена охота и люди строго следили за тем, чтобы запрет этот выполнялся. Однако, если для сайгака или некоторых других животных (например, для лося, который тоже был почти полностью уничтожен и сейчас восстановлен в СССР) этого оказалось достаточно, то для зубров запрещения охоты было, конечно, мало. Тут требовалось очень энергичное вмешательство людей.
Едва кончилась первая мировая война и люди вернулись к мирному труду, они вспомнили о зубрах. В 1923 году по предложению польского натуралиста Яна Штольцмана было организовано Международное общество сохранения зубра, в которое вошли и представители молодой Советской Республики. Но кого сохранять? В мире имелось всего 52 или 56 зубров, которые уцелели в зоопарках 15 стран. Из этих животных чуть ли не половина — очень старые. И людей, знающих биологию зубров, почти совсем не было. Даже вопрос питания этих животных оставался спорным: одни считали, что зубрам нужна трава, а древесный корм они поедают лишь тогда, когда травы не хватает. (Это мнение явилось одной из причин неудачной попытки акклиматизировать зубров в Аскании-Нова в 1921 году.) Другие считали, что зубр — зверь лесной и трава ему вовсе не обязательна. Не знали люди и многого другого. В результате за пять лет действия Общества поголовье зубров не только не увеличилось, а, наоборот, уменьшилось: в 1927 году оставалось на Земле 48 зубров, а через несколько лет их осталось уже 30. Положение казалось безвыходным, и близилось время, когда ученый мир должен был зарегистрировать дату падения последнего на Земле зубра. Наверное, так и случилось бы, не приди в голову двум американским ученым, братьям Хейнцу и Лунцу Хекам, гениальная идея — скрещивать оставшихся зубров с их родичами — бизонами, сохранившимися тоже лишь t, очень небольшом количестве.
Когда-то часть диких быков, живших на территории Европы и Азии, по существующему тогда «мосту» переселилась в Америку. Постепенно эти быки превратились в известных уже нам бизонов. Другая часть быков, оставшихся на родине, превратилась в зубров. Братья Хек, учитывая родство зубров и бизонов, предложили метод восстановления зубров, который получил название поглотительного скрещивания. Это значит вот что: от скрещивания зубров с самками бизона появляется потомство — зубробизоны. Зубробизона, когда он вырастает, снова скрещивают с зубрами. Следующее поколение опять скрещивают с зубрами. И так далее.
Первый зубробизон имел половину крови зубра и половину бизона. И был похож и на папу и на маму. Следующее поколение, у которого бизоньей крови было лишь 1/4, а зубриной 3/4, уже начинало терять черты бизона и приобретать больше зубриных черт. Новое поколение имело лишь 1/8 часть бизоньей крови и 7/8 зубриной. Оно уже мало чем отличалось от зубров. А четвертое поколение, имеющее 15/16 зубриной и 1/16 бизоньей крови, было настолько похоже на зубров, что даже специалисты далеко не всегда могли их отличить от чистокровных зубров. И только немногие знали, что это не чистокровные (все-таки какая-то часть бизоньей крови в них была), а чистопородные (по всем статьям они соответствовали зубриной породе) животные.
Работу Хеков поначалу многие специалисты приняли в штыки. Но вскоре убедились, что были неправы. Во-первых, гибриды оказались более стойкими и жизнеспособными, чем их родители, во-вторых, скрещивание очень ускорило работу по выращиванию зубров. В-третьих, если бы не метод поглотительного скрещивания, началось бы скрещивание близких родственников (зубров ведь вообще оставалось очень мало, способных давать потомство и того меньше), и это привело бы к полному и быстрому вымиранию животных.