Страница 111 из 116
— Скорее он явится с повинной!.. Догони Анечку и верни ее. Ценный свидетель.
Перов пулей бросился догонять Анечку. Через несколько секунд они вернулись уже вдвоем. И на лицах у них было написано, как им хорошо вдвоем. Судьба санитара их мало волновала.
— Вы уж меня извините, — виноватился Тупин, — но придется вам побыть в нашем обществе. Протокол изъятия будем составлять…
А Таран заперся в кабинете и достал из тайника заветную тетрадь.
Но, раскрыв ее, он уставился, как баран на новые ворота.
«Вот это да! — ошарашенно подумал он. — Андреич вел записи шифром. Ай да Андреич! Удивил. Столько лет знаю этого мошенника. Считал, что знаю о нем все».
Попытка с ходу расшифровать текст у Тарана не удалась.
Тогда он стал присматриваться к странному сочетанию цифр и букв. И быстро догадался, что это сочетание не что иное, как номера телефонов.
«Не агент ты, Андреич! — подумал Таран удовлетворенно. — Расшифруем номера телефонов, а уже через эти номера я выйду и на их хозяев. Кто владеет информацией, тот владеет ситуацией. Посмотрим тогда, кого нам Бог послал… Андреич довольствовался деньгами. Мне денег мало, мне власть нужна и почет. Тогда Анечка сама прибежит, согласная встать в любую позу. А тело ее в любом положении прекрасно. Спиной чую… Ништяк!.. Одна беда: капитан копает под меня, узнал мой голос по телефону и землю роет, мент поганый. И чувствую, что санитар его со следа не собьет… Идея! Попрошу Леточа поговорить с Дубасовым, тому лишь бы дело закрыть телом. Если его наркота не убедит, придумаем что-нибудь поэлегантнее».
И Таран углубился в работу, от которой, как он чувствовал, зависит его дальнейшая жизнь. «Выдвинут в депутаты. Тупин зубы обломает об меня. Эта стая своих не выдает».
А в раздевалке приехавшая следственная бригада вместе с Тупиным занималась рутинной работой.
5
Алик рвался в режиссеры. Пусть учебного фильма, но фильма. Очень это возвышало его в собственных глазах. И девочкам нравилось. Но отсутствие необходимого образования не давало ему возможности выдвинуться, все время его обходили бездарности с «поплавком». А он так и оставался в ассистентах.
И вот наконец фортуна его обласкала улыбкой. Алла Матвеевна пригласила его стать сорежиссером заказного учебного фильма. Ей не хотелось два месяца лучшей жизни проводить в морге.
«Даже трупы там проводят меньше времени!» — пожаловалась она Алику и укатила на юг, в Крым, вместе с очередным любовником. Лишь на несколько минут она удостоила институт чести лицезреть ее перезревшие прелести.
Алик тоже мог стать ее любовником, Алла Матвеевна прямо об этом и говорила. Но желеподобное тело старой каракатицы, как ее мысленно называл Костя Алик, не влекло даже после пол-литра.
Степной и Петров были свои ребята в доску, Алик с ними работал на других картинах. И все были рады, что остались без материнского ока шефини.
Триста грамм действительно легко делились на троих. Но соприкосновение со смертью и с трупами, въедливый специфический запах так шокировали приятелей, что чистый, неразбавленный спирт показался им водой. На какую-то минуту опьянение наступило, все его почувствовали, но следом наступило тяжкое протрезвление.
— Стоило пить! — глубокомысленно изрек Петров.
— Маловато будет! — поддержал коллегу Степнов.
— Поехали ко мне, бутылка водки, хвост селедки и пайка черного гарантирована, как свобода совести, слова и собрания.
И троица поехала к Алику. Костя перевыполнил обещание и стал жарить яичницу, это было его любимое блюдо, потому что других он готовить не умел.
И тут зазвонил телефон.
— Если это Рзаев, то я ему сделаю второй раз харакири! — пообещал Петров.
— Харакири — это когда себе, а ему — обрезание! — просветил Алик.
— Ничего, я ему сделаю обрезание в стиле харакири! — не уступал Петров.
Это был действительно Рзаев. Он радостно сообщил, что Звадовский освободил его от всех дел, кроме фильма, и он готов прямо сегодня начать съемки, он уже звонил в институт, труп готовят, дело за готовностью съемочной группы. И Рзаев, с чисто восточным коварством, добавил:
— Если вы уже обмыли первый кадр, я принесу бутылку коньяка.
— Неси! — разрешил Алик. — Только не азербайджанского.
— У меня из цековских подвалов, — обиделся Рзаев. — Я в палатке не покупаю.
— Ну, если из подвала в подвал… — согласился Алик. — Через полчаса приедем.
Его последние слова были встречены гулом неодобрения.
— Бутылку зажимаешь? — обиделся Петров.
Алик поспешил их успокоить.
— Нам хватит десяти минут выпить по стакану и съесть яичницу. А нам йолдаш бутылку коньяка ставит. Грозится, что из цековских подвалов.
— Хорошо, что не из лубянских! — пошутил Петров.
Звонок в дверь вывел осветителя из себя.
— Голову наотрез даю, если это не Касандр.
Это действительно был директор их съемочной группы Александр Иванович, по кличке Касандр. Он немного заикался, и, когда называл свое имя, у него получалось «Алек-а-сандр».
— Пьем, братцы! — радостно потер он ладони.
За ярко выраженную еврейскую внешность его частенько поколачивали националисты, приходилось часто вставлять стекла в очки. А когда он пытался доказать, что у него нет и капли еврейской крови, националисты отвечали: «Пути господни неисповедимы, а женщины — тем более!»
— Нальем, нальем! — успокоил Иванова Алик. — И кусок селедки твой, и яичницу дадим. Гуляй, Касандр.
Иванов невозмутимо пошел мыть руки. А когда вернулся, то на столе для него в стакане было оставлено ровно пятьдесят граммов, на тарелке лежала закуска, а коллеги с аппетитом уминали немудреный закусон. Иванов последовал примеру своих сообразительных коллег, влил в себя то, что выделили, и закусил.
— Когда начинаем снимать? — спросил он с набитым ртом.
— Через полчаса! — ответил Алик.
— Хорошо, хорошо! — бормотал директор. — Гоните план бочками.
— Тебе-то хорошо! — разозлился Алик. — Нам работать, а ты и носа не будешь там казать. Кисейная барышня. При виде трупа падает…
— На него, — шутил осветитель.
Иванов проглотил пищу и возмутился:
— Я не трус!.. Пожалуйста, поеду с вами, посмотрю, где вы трудитесь.
Алик встал из-за стола.
— Поехали!
— А на чем? — побледнел Иванов.
— На машине, балда! Степнов на своей машине возит аппаратуру.
— Оплатим бензин! — пообещал директор картины.
— И аренду машины! — добавил оператор.
Иванов тактично промолчал…
Через десять минут они уже выгружали аппаратуру и вносили ее в подвал морга. Там их ждал Рзаев, жгучий брюнет лет под тридцать.
— Молодцы, э, говорю, молодцы! Так вовремя приехали. Такой интересный труп мне попался, э! Будем работать всю ночь, пока не закончим.
— Куда гнать? — недовольно заметил оператор.
— В семь утра труп заберут, уйдет труп, понимаешь?
— Куда он уйдет? Чего ты несешь? Как может труп уйти? — не понял осветитель.
— Родственники заберут в семь утра на кладбище. У них машина заказана.
— Это мы до семи часов пахать должны? — возмутился осветитель. — Иванов, а где КЗОТ? Ты для чего сюда приехал?
— Посмотреть, где вы работаете, — забормотал директор, на которого начинала действовать окружающая обстановка.
— Не только где, но и как! — назидательно поучал осветитель.
— Дорогой, ты же не дослушал! — утешил его Рзаев. — Я привез не одну бутылку, как обещал, а две.
Осветитель был вполне удовлетворен и стал подтаскивать аппаратуру к двери бокса, где им предстояло работать.
— Почему закрыта дверь?
Рзаев достал из кармана халата ключ.
— Не кричи! Ключ у меня.
— Интересно! — вылез на передний план Иванов. — Посмотрим, посмотрим. Труп уже там лежит?
— Нет. Его готовят: номер с ноги отмывают, поставили, понимаешь, на самом видном месте.
Иванов заметно успокоился, даже повеселел и, как только Рзаев открыл дверь бокса, смело шагнул в него первым.