Это просто игра

Настя потихоньку стала собирать по коробкам разбросанные настольные игры, попутно читая правила. Все интереснее, чем у компа толкаться. И в подхалимаже никто не заподозрит.

Полинка гаркнула:

– Вау, какие кони! Наськ, гля скорей!

Задолбали, подумала Настя, но все-таки пошла.

Я люблю лошадей, я их рисую и леплю, я занимаюсь выездкой, и завтра у меня первые соревнования по конкуру, но это не значит, что мне надо тыкать в нос каждую криво нарисованную…

На экране ходила пара незапряженных арабов, тракен и голландская чистокровная – все четко и грамотно прорисованные. И вели они себя правильно, как настоящие кони в леваде, – друг к другу не подходили, но и не разбегались далеко. Если, конечно, считать правильным и настоящим, что несколько очень разных и очень дорогих элитных лошадей могут бродить вместе, и не в леваде даже, а по густой траве на опушке дремучего леса. Игра, одно слово, подумала Настя и вздрогнула вместе с остальными девчонками, а Полинка вскрикнула «ай!» и, кажется, чуть не раздавила мышку.

По экрану чиркнули четкие бурые полосы, еще раз, экран стал красным, динамики сочно хрустнули, и вскинувшихся лошадей сменила заставка с готической надписью «This Is Just The Game».

Девчонки заспорили, дракон это был или подкравшийся гоблин, Полинка, поочередно хватая всех за руки, упирала на каких-то файргардов, потом возопила, что теперь надо правильного перса выбрать, а не дурачка деревенского, – и все углубились в выборы правильного перса, перебивая друг друга и выкрикивая:

– Кирасира надо, он ездит четко!

– Какого кирасира, он до лошади не доживет!

– Эльфа, эльфа! Вон, с ушами!

– Не, гнома давайте, он прикольный!

– Лучше тетеньку!

– Нельзя нам тетеньку, это нужен рейтинг, чтобы не ниже тридцати тыщ, и тогда, короче, сразу дворец и герцогини, поняли?

– Ага, мы ж королевишны все!

Почти все зачем-то громко захохотали. Мама Полинки позвала:

– Королевишны, ну-ка чай пить.

Полинка заворчала про самое интересное место и про то, что «о, о, мне тут тоже инвайт дали, девки, гляньте». Но мама напомнила: «С тортиком! И свечами!» – и Полинка чуть не снесла Настю. Настя пропустила галдящий табун, а сама на десять секунд задержалась перед монитором. Десяти секунд вполне хватает, чтобы переслать ссылку с инвайтом себе на почту.

Настя не знала, зачем ей эта игра. Не хотела она ни играть, ни лошадок рассматривать. Кругом полно роликов и снимков поинтересней и покачественней. Но дома Настя села за компьютер. Не сразу, конечно. Сразу полагалось отчитаться перед мамой о том, как прошло торжество, во что играли, что ели, поклясться, что сыта, довольна, урокоподготовлена и на-завтрашние-соревнования-настроена. А потом – в комнату, дверь поплотнее, динамики потише – и в игру.

Тут тоже получилось не сразу. Да и получилось совсем не то и не так.

Десять минут отняла регистрация, почти столько же – выбор персонажа. Нужен был наездник, легкий и быстрый. А наездников начинающим игрокам, похоже, не полагалось – ну или этим наездникам полагались фризы да владимирские тяжеловозы. Настя забраковала нескольких амбалов, у которых не то что плечи – щеки в экран еле вмещались. Подумав, отбросила пару сладких красавчиков – слишком рослые потому что. И, вздохнув, выбрала самого невзрачного бота с элегантным именем MadMaxMara, который добавился в последний момент, – просто одетого мальчика без раздутых мышц. Прямо скажем, не красавца – и вообще без явных достоинств. Зато Мара легкий, не хлипкий, к тому же прорисован хорошо. Отлично даже. Остальные персонажи тоже не выглядели халтурой, но мальчика будто залили в игру из профессиональной видеосъемки – даже негустые ресницы видны. И лицо у него такое… Усталое. Человеческое. Настоящее, в общем. Как у соседа, с которым не знакома, но иногда встречаешься в лифте.

Он и оказался почти соседом. И настоящим.

Гадом.

2. Гад настоящий

Макс не считал себя гадом. Он просто любил играть. И умел, между прочим.

Макс играл всегда, везде и во что угодно. В игры на приставках, в том числе антикварных, с оранжевыми картриджами, в брелоке, в телевизоре через пульт, в телефоне. И в компе, конечно. Здорово играл: квест, на который отводился день, Макс проходил за час-полтора, стрелялки пролетал, почти не целясь. Гонки шли хуже, настоящие машины были интересней. А стратегии Макс вовсе не любил, скучные они, но, ввязавшись, добивался многого.

И это не то чтобы зависимость какая-то. Чокнутым Макс не был, хотя мама и ругалась, а папа где-то раз в месяц угрожал все на свете запаролить, разбить и выкинуть. Или наоборот, в разной последовательности. Но не запароливал и не выкидывал. Потому что Макс, как говорится, видел берега, учился нормально, почти без троек и даже с пятерками иногда. А потом начал заниматься этим, как его…

За спиной полыхнуло, и по небу, шипя, прокатилась волна желтого огня. Она опалила верхушки деревьев и пролилась глухими взрывами где-то за горами. Чтобы не вспыхнули волосы, Макс накинул капюшон из мешковины, а на взрывы вовсе не обратил внимания, хотя с деревьев сыпались скрученные листья и земля тряслась так, что даже усидеть было непросто. Он пытался вспомнить.

– Этим вот, когда буквы и цифры пишешь, и от этого игра идет…

Он с надеждой посмотрел в небо над деревьями, где, по его расчетам, был экран, а за ним – лицо собеседницы, девочки Насти. Но девочка Настя была бестолковой. Или просто не понимала, что Макс ждет подсказки. Откуда ей понять – она же не знала, что Макс умер уже трижды и поэтому забыл больше половины того, что было важным, основным и просто очевидным в настоящей жизни. Объяснять было долго, да Макс и сам запутался бы. Он ведь был своим личным персонажем и не должен был доставаться никакому нанимателю – но доставался, и сражался за него, и погибал. И терял память, а понимания, почему это случается, не находил.

Подсказки Макс так и не дождался, с досадой вспомнил сам:

– Программированием, вот. Программированием я стал немножко заниматься: языки там, среды, все такое. Папа и обрадовался такой весь. А куда программисту без компьютера? Значит, нельзя запароливать и отбирать, это же будущая профессия и вообще круто.

Макс грустно усмехнулся.

– Правда, что ли, программы писал? – спросил небесный голос с недоверчивым уважением.

Девчонка как есть.

– Ну как, немножко.

– А ты уже проходишь в школе, да? Тебе сколько лет?

– Пят… Четырнадцать, – буркнул Макс и заторопился: – Проходишь не проходишь, не важно, надо чуть-чуть уметь, да можно и без этого – просто окошки открываешь, компилятор там, дебагер и набиваешь коды потихоньку. А можешь не набивать, пусть окошки висят себе внизу, пока игра идет. Мама или папа к комнате подходят, я окошко раз – открываю, и все, никаких претензий. Они заглянули – я перед экраном, экран синий, во весь экран строчки непонятные. Программирую типа. А за окошком игра вовсю, танки там ревут и так далее. Мама не слышит, я же в наушниках – подумаешь, может, просто музыку слушаю, чтобы программировать веселее было. – Макс ухмыльнулся и тут же помрачнел: – Вот это окошко меня…

И замолчал.

– Что? – спросила девочка Настя с нетерпением.

– Не помню, – соврал Макс.

А может, не соврал, понял он сам с удивлением и испугом. Он в самом деле забыл, кажется, как очутился здесь, – забыл тот миг, который сперва казался прикольным, счастливым и вообще главным поворотом жизни, а потом оказался концом жизни. Жизней. Всех.

– Я вообще все меньше помню, – объяснил он неохотно. – Помню, что я Макс, ну Максим, Максим Андреевич.

– А фамилия? – спросил голос с неба.

Макс зажмурился и сказал:

– Андрей Викторович, мама Наташа, Наталья Геннадьевна. Блин, так не бывает.

Небо молчало. Память тоже.

– Блин… Ну Гаврилов же! – с досадой обрадовался Макс, распахивая глаза, и тут же сник. – Не, Гаврилов – это Дениска… Или он Клишенцев? Или Клишенс? Такие фамилии вообще бывают? Нет, точно…