Страница 23 из 34
– Ты – знамение, посланное мне Господом, – с жаром произнес Альфред. – Ты возносишь молитвы?
– Каждый день, господин. – Я не стал уточнять, что молитвы эти адресованы Одину.
– А что это у тебя на шее? Распятие? – Он указал на кожаный ремешок, а когда я не ответил, подался вперед и вытянул молот Тора, спрятанный у меня под рубашкой. – Бог мой! – воскликнул он и перекрестился. – И еще ты носишь это, – добавил он, кивая на браслеты, покрытые рунами. Должно быть, я выглядел настоящим язычником.
– Меня заставляют это носить, господин, – сказал я, угадав, что он хочет сорвать с моей шеи языческий символ. – И бьют, если я не подчиняюсь, – поспешно добавил я.
– Они часто тебя бьют? – спросил он.
– Все время, господин, – солгал я.
Он скорбно покачал головой, затем выпустил молот.
– Мерзкий символ. Должно быть, тяжкий груз для маленького мальчика.
– Я питаю надежду, господин, что мы сумеем выкупить его, – вмешался Беокка.
– Мы? – переспросил Альфред. – Выкупить?
– Он законный олдермен Беббанбургский, – пояснил Беокка, – хотя дядя его присвоил этот титул. Но его дядя не станет драться с датчанами.
Альфред поглядел на меня в раздумье и нахмурился.
– Ты умеешь читать, Утред?
– Он начинал учиться, – ответил за меня Беокка. – Я учил его, господин, хотя, честно говоря, он был нерадивым учеником. Боюсь, он плохо ладил с буквами. Его тернии[7] были слишком колючи, а лигатуры[8] слишком извилисты.
Я говорил, что Альфред не понимал шуток, но эту он любил, хоть она по крепости напоминала разбавленное молоко, а по свежести – засохший сыр. Эту шутку любили все, кто знал грамоту, и Беокка с Альфредом хохотали, словно только что сами ее придумали. Тернии и лигатуры были буквами нашего алфавита.
– Его тернии были слишком колючи, – повторял Альфред, заливаясь смехом, – а лигатуры слишком извилисты. Его «бэ» не бубнили, а его «ка»…
Тут он замолчал, вдруг смутившись. Он хотел сказать, что мои «ка» косили, но вспомнил о Беокке и сконфуженно посмотрел на него.
– Мой дорогой Беокка…
– Никаких обид, мой господин!
Беокка был счастлив; таким счастливым он бывал, погружаясь в какой-нибудь занудный текст о святом Катберте, крестившем буревестников или читавшем молитвы перед морскими котиками. Священник пытался и меня заставить читать эту чушь, но я никогда не заходил дальше самых коротких слов.
– Тебе повезло, что ты так рано начал учиться, – обратился ко мне Альфред, снова становясь серьезным. – Сам я начал читать только в двенадцать лет!
Судя по его тону, меня должно было поразить это сообщение, и я послушно изобразил изумление.
– То была большая ошибка моего отца и мачехи, – продолжал Альфред сурово, – они должны были начать учить меня гораздо раньше.
– Зато сейчас вы читаете как настоящий ученый, мой господин, – сказал Беокка.
– Я стараюсь, – ответил Альфред скромно, но ему явно польстили слова священника.
– И по-латыни тоже! – продолжал Беокка. – Утред, его латынь гораздо лучше моей!
– Полагаю, так и есть. – Альфред улыбнулся ему.
– И у него такой красивый почерк, – продолжал Беокка. – Такой разборчивый, аккуратный почерк!
– И ты тоже должен стараться, юный Утред, – твердо проговорил Альфред. – Мы и впрямь предложим за тебя выкуп, с Божьей помощью. Ты послужишь моему дому и перво-наперво должен будешь научиться как следует читать и писать. Тебе это понравится!
– Да, мой господин, – ответил я. Я попытался говорить с вопросительной интонацией, но мой ответ прозвучал как простое согласие.
– Ты научишься читать, – пообещал мне Альфред, – научишься молиться, научишься быть добрым христианином, а когда подрастешь, решишь, кем хочешь стать.
– Я хочу служить вам, – солгал я, думая, что он просто бледнолицый, занудный, помешанный на религии слабак.
– Это похвально. И кем же ты намерен мне служить?
– Воином, господин, чтобы драться с датчанами.
– Если так будет угодно Господу, – отозвался он, явно разочарованный моим ответом. – Видит Господь, нам нужны воины, хотя я изо дня в день молю, чтобы датчане познали Христа, узрели свои грехи и покончили со своими злодействами. Молитва будет услышана, – истово продолжал он, – молитва, пост и послушание! И если Бог ответит на наши молитвы, Утред, нам не понадобятся воины. Зато королевству всегда нужны хорошие священники. Я сам хотел избрать эту стезю, но Господь судил иначе. Нет высшего призвания, чем служение Богу. Я могу быть принцем, но в глазах Господа остаюсь червем, тогда как Беокка – бесценный алмаз!
– Да, господин, – отозвался я, не зная, что тут еще сказать.
Беокка старался принять скромный вид.
Альфред наклонился, сунул молот Тора мне под рубаху и положил руку мне на голову.
– Благословит тебя Господь, дитя, – сказал он, – пусть лик Его сияет тебе, освободит тебя от невзгод и вернет благословенную свободу.
– Аминь, – заключил я.
Они отпустили меня, и я вернулся к Рагнару.
– Ударь меня, – попросил я.
– Что?
– Дай мне по голове.
Он поднял глаза, увидел все еще наблюдающего за мной Альфреда – и ударил сильнее, чем я ожидал. Я упал, улыбаясь.
– И зачем мне было это делать? – поинтересовался Рагнар.
– Я сказал им, ты со мной жестоко обращаешься, – пояснил я, – все время лупишь.
Я знал, что Рагнара это позабавит, так и вышло. Он дал мне еще тумака, на всякий случай.
– И чего эти болваны хотели? – спросил он.
– Они хотят выкупить меня, научить читать и писать, а потом сделать из меня священника.
– Священника? Как тот косоглазый доходяга с рыжими волосами?
– Именно.
Рагнар засмеялся.
– Может, я и соглашусь. Это будет для тебя наказанием за то, что про меня наврал!
– Пожалуйста, не надо, – взмолился я, гадая, как я вообще когда-то мог мечтать вернуться к англичанам.
Променять свободу Рагнара на суровое благочестие Альфреда – какой ужасный удел! К тому же я привык презирать англичан. Они не сражались, они молились, вместо того чтобы точить мечи, – неудивительно, что датчане захватывали их земли.
Альфред предложил за меня выкуп, но Рагнар запросил неслыханно высокую цену, хотя и не такую высокую, какую назначили Бургреду Убба и Ивар.
Мерсия была повержена. У Бургреда, несмотря на его огромное брюхо, кишка была тонка драться с датчанами, которые становились все сильнее по мере того, как его силы таяли. Может, его ввели в заблуждение щиты на стенах Снотенгахама, но он, похоже, решил, что не сможет противостоять датчанам, и сдался. Хотя не только наши силы в Снотенгахаме убедили его так поступить. Новые отряды датчан пересекли границы Нортумбрии, опустошая мерсийские земли, сжигая церкви, убивая монахов и монахинь, и сейчас конные отряды кружили вокруг армии Бургреда и регулярно нападали на его фуражиров.
И вот Бургред, устав от постоянной борьбы, обреченно согласился на все унизительные требования, а взамен ему позволили остаться королем Мерсии, но и только. Датчане оставили свои гарнизоны в его крепостях, они были вольны захватить любые мерсийские земли, войско Бургреда было обязано по первому требованию воевать на стороне датчан, а сам Бургред обязался заплатить немалую сумму серебром за привилегию сохранить трон, потеряв при этом королевство.
Увидев, что их мнения никто не спрашивает, Этельред с Альфредом через день уехали на юг с остатками своей армии, а сам союз лопнул, как бычий пузырь. Так пала Мерсия.
Сначала Нортумбрия, затем Мерсия. Всего за два года половина Англии перестала существовать, а датчане еще только начали завоевание.
Мы снова опустошали земли. Отряды датчан разъезжали по всей Мерсии, убивая всех, кто сопротивлялся, забирая то, что нравилось, оставляя гарнизоны во всех крупных крепостях и отправляя на родину гонцов за новыми кораблями. Больше кораблей, больше людей, больше семей и больше датчан, чтобы заселить огромные земли, павшие к их ногам.
7
Тернии – знак ð.
8
Лигатура – написание двух (реже – нескольких) букв одним знаком.