Библиотека литературы США

Когда я вышла на крыльцо, я не сразу пошла за ней, выждала время — на улице никого не было, кроме С Полей: он приближался к нам, загодя сняв шляпу.

— С Полей, ты видел, как джентльмен заходил на мою веранду? — слышу, Сноуди кому-то говорит, гляжу — а это С Полей семенит себе мимо, шляпой машет, будто он только-только подошел, ну да и мы ведь тоже так думали. Ну а С Полей, понятное дело, говорит:

— Нет, хозяйка, я из самого города иду, а такого не помню, чтобы кто мимо меня прошел.

Ребятишки жались ко мне, дергали за юбку. Дочка моя спала себе в доме, а не успела проснуться — пуговицу проглотила.

На улице листья шуршали; когда я к Сноуди шла, они не так, совсем по-иному шуршали. Собирался дождь. День выдался ни то ни се: как одна пора другой сменяется, такие дни часто выдаются — небо темными тучами затянуто, а воздух золотится и деревья стоят светлые-пресветлые. Ветер дубовые листья метет, бросает их в С Полей, швыряет ими в старика.

— С Полей, ты не ошибся? — спрашивает Сноуди, а он ей говорит, вроде как утешает ее:

— Вы ведь сегодня никого не ждали, верно?

Уже много спустя миссис Старк приступилась к С Полей, выведала у него всю правду, а потом своим в церкви рассказала, ну а через них и до меня слухи дошли. Но он, понятное дело, не хотел мисс Сноуди Маклейн опять расстройство причинить: ведь сколько после того раза мы ее выхаживали.

С Полей пошел себе дальше, а Сноуди все стояла на холоду в одном платье и смотрела на поля за городом, а пальцы ее обирали нитки с юбки, пускали по ветру, как пух с одуванчика, пока я не подошла и не увела ее. Но плакать она не плакала.

— Могло быть и привидение, не спорю, — сказал С Полей миссис Старк, — только, сдается мне, привидение, приди оно с хозяйкой повидаться, не убежало бы, не перемолвившись с ней словечком.

И еще говорит, он чем хочешь поручится, что это мистер Кинг Маклейн собирался было еще раз домой вернуться, да передумал. Мисс Лиззи сказала своим в церкви: «Я верю негру. Я ему так же верю, как вы мне. У С Полей ясный ум. Я безоговорочно ему верю, — говорит, — потому что Кинг Маклейн и должен был удрать, я ничего другого от него не ждала». Вот тут-то я в первый раз в жизни согласилась с мисс Лиззи Старк, хоть она, похоже, о том и не догадывается.

А я все не оставлю надежды, что он только припустил, как тут же споткнулся о камень, шлепнулся и расквасил свой распрекрасный нос, поганец этакий.

Вот почему Сноуди Маклейн приходит нынче за своим маслом, не дает мне его заносить. Видать, простить не может, что я была у нее, когда он приходил, и к дочке моей у нее больше душа не лежит.

А знаете, что Фет говорит: не иначе Кинг нарочно на Всех Святых заявился. А по-вашему как: неужто он все это затеял, только чтобы шутку отмочить? Говорится ведь: не рой другому яму, сам попадешь. И с чего бы это Фет так говорил, вообще-то у него завиральных мыслей не бывает.

Да ведь про таких людей, как Кинг, сколько ни думай, а ни до чего не додумаешься. А бежал Кинг быстрее быстрого, это я вам точно скажу, С Полей мисс Лиззи Старк рассказывал, а вот куда он бежал, это С Полей сказать не может, вот почему С Полей перестал таиться и все рассказал.

И я прозакладываю мою джерсейскую телочку, что по дороге Кинг, как пить дать, замешкался, чтобы еще одного ребеночка заделать.

Почему я так говорю? Мужу своему я бы такого не сказала, да и вы, уж я вас попрошу, слов моих не повторяйте!

Всему свету известно

(Перевод Л. Беспаловой)

Отец, я не знаю, где ты, а мне надо поговорить с тобой. Мама сказала: Куда ты ходил, сынок? — Да никуда, мама. — Уж очень грустный у тебя голос, сынок. Почему бы тебе не вернуться в Маклейн, не жить у меня? — Не могу, мама. Ты же знаешь, я не могу уехать из Морганы.

Я закрыл за собой дверь банка, опустил засученные рукава, постоял, поглядел на хлопковое поле за бакалейной лавкой Вайли Боулза через улицу напротив — его вид сначала нагнал на меня сон, потом разбудил: так будит бьющий в глаза свет. Вудро Спайтс ушел минут десять назад. Я сел в машину, поехал по улице, развернулся у дорожки к дому Джинни (вон куда Вуди отправился) и поехал обратно. Развернулся у нашей бывшей дорожки — там теперь у мисс Франсин Мерфи поливалка стоит — и снова проделал тот же путь. Все у нас так катаются, вот только не в одиночку.

Со ступенек аптеки махала зеленым платочком Мейдин Самролл. Но когда я упустил из виду остановиться, она, я заметил, уронила платочек. Я снова развернулся, чтобы забрать ее, но она уже подсела к Реду Фергюсону.

Ну я и поехал домой. Белла, собачонка мисс Франсин Мерфи, беспрестанно сопела — прихварывала. Я всегда шел на зады, говорил с ней. Белла, бедняжечка, как ты, старушка? Тебе не жарко, блохи тебя не заели?

Позвонила мама. Куда ты ходил, сынок? — Просто проветриться. — Я по голосу твоему чувствую, ты совсем дошел. И зачем тебе таиться от меня, вот чего я не понимаю. Ты ничем не лучше Юджина Хадсона. Теперь оба моих сына таятся от меня. — Никуда я не ходил, да мне и идти некуда. — Вернулся бы ты ко мне в Маклейн, глядишь, все бы и наладилось. Я знаю, тебе кусок в горло не лезет у мисс Франсис, она и печь-то совсем не умеет. — Да она печет ничуть не хуже Джинни.

Но у нас ведь считается, что Юджину в Калифорнии очень хорошо.

Только банк открылся, как к моему окошечку подошла мисс Пердита Майо. — Рандалл, — проверещала она, — когда же ты вернешься к своей ненаглядной женушке? Ты должен ее простить, слышишь? Не дело держать обиду. Вот и мать твоя никогда не держала обиду на твоего отца, ни единого разочка, а он ведь ей жизнь загубил. Нет, я тебя спрашиваю: какую он ей жизнь устроил? А она хоть бы раз на него обиделась. Все мы люди, все человеки. И куда это Вудро запропастился — на работу опоздал, или ты его пришиб? Для меня он все еще тот самый стриженный в кружок мальчонка в брюках гольф, который раскатывал на пони, и на каком — он его родителям в его долларов стал. Вудро он хоть и неотесанный, но головастый. Феликс Спайтс в жизни лишнего с покупателя не взял, да и мисс Билли Тексас, покуда она не сдала, все уважали, и Мисси их на рояле не хуже других играет, а кое-кого, и получше, а младшенькая ихняя мала еще, о ней ничего не скажешь. Пусть я всю жизнь на качалке просидела, а повидала на своем веку побольше многих, и я тебе так скажу: всех нас жизнь время от времени огорошивает. И все равно ты, Ран Маклейн, не мешкай, а возвращайся поскорей к жене. Слышишь? Ее тянет к нему телом, не душой, а это ненадолго. Месяца через три-четыре Джинни и думать о нем позабудет. Слышишь? Так что возвращайся-ка ты домой, не глупи.

— А сегодня еще жарче, верно?

Я посадил Мейдин Самролл в машину, и мы стали ездить взад-вперед по улице. Она жила в той же деревне, что и Сиссэмы. Ей едва минуло восемнадцать.

— Гляньте! Не хуже городских! — И она протянула мне руки в новеньких белых перчатках.

Мейдин садилась рядом, неприятных тем никогда не касалась, болтала о своих «Крупах и кормах» — она там вела бухгалтерию, — о старом Муди, о том, как ей живется в Моргане, — она ведь, кроме своей деревни да школы, ничего не видела. О своей работе: мама ее до сих пор недовольна, что она пошла служить. О том, как к ней люди славно относятся: я нет-нет да подвезу ее домой, так-то она возвращается на грузовике Реда Фергюсона, он кока-колу развозит, ну и ее заодно подкидывает.

— Я уж надежду потеряла, что вы меня заметите, Ран. А я и перчатки старалась не запачкать: что, как придется в машине домой ехать?

Глаза у меня не те, я ей говорю. Тогда извините, говорит. Она конфузилась — только-только ведь из деревни, поэтому рада была лишнему случаю извиниться. Я не спеша проехался еще несколько раз взад-вперед. Мистер Стептоу волоком тащил мешок с письмами на почту — они с Мейдин помахали друг другу. В пресвитерианской церкви миссис Спайтс играла «Благословен еси, Господи, научи меня оправданиям Твоим». Мейдин слушала. А на улице все те же люди — кто с порогов домов, кто из машин — махали нам. Мейдин усердно махала им в ответ синим платочком. Махала им так же, как и мне махала.