Страница 20 из 50
21 марта перед членами посольства открылась панорама Новгорода, который издалека выглядел «как достаточно большой и красивый город, но по мере приближения к нему это впечатление терялось». У Антониева монастыря послов встретили собранные из окрестностей Новгорода и Пскова дворяне, которые верхом сопроводили их до городской стены, где был выстроен почетный караул. Спарвенфельд очень подробно описал его вооружение и знамена, а также ритуал встречи.
Он заметил также, что «Новгород расположен выгодно на большой равнине и окружен болотами, так что если бы он был хорошо укреплен, то его было бы невозможно завоевать. Но теперь все его стены деревянные кроме кремлевских, которые сделаны из кирпича, но не очень высоки. В окрестностях, насколько хватает глаз, можно видеть сады и монастыри».
23 марта было Вербное воскресенье, и шведы пошли посмотреть крестный ход. В этой связи Спарвенфельд рассказал о старообрядцах, которые не приняли участия в этой церемонии, поскольку они придерживаются старой веры. Он сообщил, что они «крестятся двумя пальцами, как католические священники, и принимают облатку с крестом. Но новая реформа запретила это и предписала другой крест и крещение тремя соединенными пальцами… Кроме того, новые (никониане. — Г. К.) считают, что надо говорить “Иисус Христос, Господи наш, помилуй нас” вместо того, чтобы по-старому говорить “Исус Христос, сыне Божий, помилуй нас”. Из-за этих трех мелочей… многие сотни были сожжены заживо». Впрочем, как пишет Спарвенфельд, деньги и связи иногда помогали избежать наказания.
В качестве примера он приводит случай с новгородским купцом Семеном Гавриловым. Его сын Иван был уличен в приверженности к расколу и под пытками назвал многих лиц, имевших отношение к распространению подметных тетрадей еретического содержания. Чтобы спасти сына от наказания, Семен Гаврилов заплатил большие деньги, после чего Иван был отдан ему на поруки.
Спарвенфельд пишет о том, что Семен Гаврилов «является в Новгороде влиятельным лицом как фактор и тайный советник царя и которого боится даже воевода, которого он может оговорить и навлечь на него немилость, если захочет». Это соответствовало действительности, Семен Гаврилов принадлежал к числу «лучших» людей — верхушке новгородского посада, — которые распоряжались в Новгороде как в своей вотчине, не особенно считаясь даже с воеводой. После подавления Новгородского восстания 1650 года и проведения посадского строения видную роль в жизни новгородского посада играло семейство Гавриловых, главенствующее положение в котором занимал гость Семен Гаврилов, часто вступавший в конфликты с городскими властями. Он был известен шведам, поскольку играл важную роль в русско-шведской торговле.
Краткие заметки Спарвенфельда о новгородских раскольниках и расправах над ними отражают реальную ситуацию, сложившуюся в Великом Новгороде. Во второй половине XVII века Новгородские земли стали одним из оплотов староверия, не случайно Новгородчину называли «первой старообрядческой митрополией». Начало 1680-х годов было ознаменовано ожесточенной борьбой центральных властей со старообрядцами. В 1683 году в Новгороде было проведено следствие, в ходе которого выявилась причастность к старообрядчеству нескольких десятков человек, в том числе из дворян и окружения митрополита Корнилия.
В своем дневнике Спарвенфельд несколько раз упоминает служившего в Новгороде переводчика Гюттнера, который бежал из Швеции в Новгород, предложил свои услуги царю и был принят на службу в Посольский приказ. Спарвенфельд относится к нему с недоверием и характеризует его как честолюбца, лгуна и изменника.
Спарвенфельд принял участие во встрече послов с новгородским воеводой князем Федором Семеновичем Урусовым, описал его резиденцию и привел перечень блюд и напитков, которыми угощали шведских гостей:
Воевода проживает в замке, окруженном каменными стенами, в простом деревянном доме. По довольно широкому крыльцу мы вошли в большую темную прихожую, через которую мы прошли, потом прошли еще две небольшие комнаты, в которых с двух сторон стояла челядь воеводы. Его комната была довольно скудно меблирована: кроме высоких скамей, драпированных красным, вокруг стола стояли деревянные стулья. В комнате было много икон в изящных серебряных окладах, перед иконами висели лампады, которые давали слабый свет от одной небольшой свечки, установленной в чаше, заполненной воском. По другую сторону слева была стена, украшенная множеством старинных серебряных позолоченных кубков. Гостям прислуживали пять или шесть человек из простолюдинов. Воевода был одет в одежду из желтого сатина. Голова его была ничем не покрыта, кроме небольшой повязки из тонкой материи, завязанной сзади.
Угощения были таковы:
1. На стол подали свернутое вишневое пюре шириной в один локоть и толщиной в мизинец, коричневое, накрученное на палочку, вкусное, но полное песка.
2. Подали 8-угольное блюдо, похожее на сыр высотой полторы четверти, полное отвара и украшенное гербом царя с орлом с распростертыми крыльями и т.д. Оно состояло из густого яблочного пюре, слегка твердого желтого и вкусного.
3. Серебряная чаша с вишней в водке.
4. Тоже с вареной морошкой, которая была лучшей.
5. То же с гнилыми полусваренными сморщенными грушами.
6. То же с вареными вялыми яблоками.
В качестве напитков подавали плохое испанское вино, испорченное французское, дрянной сидр или яблочную брагу, отвратительное пиво, но вполне хорошую водку. Сначала пили за здоровье царя, потом короля, потом послов, маршалка и графов, так что простолюдины, бывшие в прихожей, все были пьяны. Мы несколько раз вставали, чтобы уйти, но нас вынуждали остаться.
26 марта шведские послы в карете, посланной воеводой, между двумя рядами стрельцов доехали до восточных ворот, и карета встала так, что задние колеса остались в воротах; послы пересели из нее в свои сани и таким образом покинули Новгород.
В целом в XVII веке Великий Новгород сохранял свой облик и название и продолжал удивлять иностранцев своим величием и красотой. Они писали, что этот «могущественный и большой город» (Г.-М. Айрманн) «поныне славится своей торговлей и богатством» (Мейербрег) и является «одним из самых значительных и населенных городов России» (Д. Перри). Иностранные наблюдатели подчеркивали его торговое значение. Так, Я. Стрейс писал о том, что с подчинением Новгорода Москве «упала и торговля, но не заглохла, ибо в настоящее время в нем собираются купцы, преимущественно из Гамбурга, Любека, Швеции и Дании, которые прибывают по реке Нарве до самого Новгорода. Торговля идет зерном, ячменем, льняным и свекловичным семенем, мехами, коноплей, льном, в особенности юфтью, которую в изобилии изготовляют на месте из шкур. Там очень много скота, и съестные припасы продаются за бесценок, в особенности рыба: лососина или осетр, щука, чебак, карп, линь и всевозможная рыба». «Расположен город в крайне живописной местности, украшен многими садами и монастырями и, кроме прочих естественных богатств, славится чрезвычайно вкусною разного рода рыбою, плодами и медом» (Я. Рейтенфельс). Известный английский поэт и публицист Джон Мильтон, автор «Краткой истории Московии» (1682), считал, что «Новгород — самый значительный по торговле город во всем государстве и по обширности не менее Москвы», а Себастьян Главинич сравнил его с Венецией.
Во второй половине столетия некоторые европейцы уже не просто едут через Новгород, а специально приезжают сюда, чтобы увидеть его древности. Таких людей можно считать туристами. В их числе был шведский посол граф Христиан Горн, который в 1670 году изменил маршрут посольства «для того, чтобы увидеть это значительное и знаменательное место», где он провел два дня.
В 1683 году в составе направлявшегося в Персию шведского посольства Л. Фабрициуса в Новгороде побывал немецкий географ, натуралист, путешественник Энгельбрехт Кемпфер. Он пробыл в Новгороде неделю и за это время успел осмотреть те его достопримечательности, к которым допускали иностранцев. Олеарий писал, что монахи отказывали иностранцам в посещении Антониева монастыря. Но староста Шведского торгового двора в Новгороде Филипп Финхаген помог Кемпферу получить разрешение на посещение монастыря. Как пишет Кемпфер, это обошлось ему в несколько штофов вина. В монастыре монахи рассказали ему легенду о святом Антонии, которую он не очень четко пересказал в своем дневнике. Кемпфер описал также собор Рождества Богородицы, гробницу, а также одну из главных реликвий собора — камень Антония Римлянина, который он даже зарисовал.