На блюдечке

Но, вы правильно догадались, решил сперва навестить место, откуда злоключения мои начались. Увидел, что творится нечто непонятное, ввязался, а когда, столкнувшись с Джулией, понял суть происходящего, попробовал ещё раз рискнуть...

- Где же взяли телеаппаратуру? - задал Ник вопрос, который беспокоил его больше всего.

- Там же, где оставил в прошлый раз, на чердаке гостиницы.

Ответ был не очень конкретный, и некоторое время все осмысливали услышанное.

- То, есть, - наконец догадалась Сильвия, - она пролежала там двадцать пять лет?

- Угу. Похоже, туда не заглядывали не только многочисленные инспектора, но даже и хозяева...

Сэйвер смолк, на сей раз уже, видимо, окончательно, а Ник подумал, что вся эта душещипательная история была рассказана неспроста, и, возможно, не ему с Сильвией. Точнее, не только. Напарница, впрочем, приняла рассказ за чистую монету, и, цокнув языком, назидательно пробормотала:

- Ничему-то вас жизнь не учит. Что ж, перейдём к вашей судьбе, Джералд. Насколько мы её угадали?

Эткинс довольно долго молчал. Так долго, что Ник даже засомневался: а умеет ли тот вообще говорить? До сих пор они не слышали от него ни слова. Однако в итоге рот всё ж таки раскрыл. Голос его вполне соответствовал образу поведения - спокойный бесстрастный баритон:

- Мне тоже сложно вспоминать те события. Я их помню, конечно, но такими ли, как они были на самом деле?.. Уж слишком сильным и неожиданным было потрясение. Утром ты беззаботно наслаждался своим первым отпуском, а вечером тебя уже обвиняют в покушении на офицера. Естественно, у меня не было личного адвоката, а того, что предоставили не назовёшь успешным. Это оказался старик глубоко пенсионного возраста. Он и был на пенсии, его вызвали потому, что других не нашлось. Ни мои, ни его слова на судей впечатления не произвели, впрочем, понятно почему. Я отправился в заключение. Платт, адвокат этот, очень переживал, неоднократно приезжал ко мне, на другой конец страны, обещал вытащить, но вскоре умер, так ничего толком и не успев выяснить. Он вроде передал моё дело какому-то молодому парню, но тот забыл про меня уже через полгода...

А мне надо было как-то выживать. Вся эта полицейская секретность не стоила и выеденного яйца. Родственники мафиози как-то узнали о процессе. И десемос, это латинская мафия, и дэнглеры, мои собратья по цвету кожи. И те, и другие решили, что я и в самом деле хотел убить Баррета. Приезжали ко мне с недоумениями, претензиями даже, мол, зачем я их подставил, тем более, что следователь в итоге уцелел, обещали устроить в тюрьме нелёгкую жизнь. Ну, она и без них лёгкой не оказалась. Меня спасла только несправедливость нашей судебной системы. Я не один был там, невинно осуждённый. Собратья по несчастью, отсидевшие уже немало, взяли меня под покровительство. Но даже при таком, относительно удачном стечении обстоятельств, какое-то подобие размеренной спокойной жизни появилось лишь году на пятом срока. Тогда у меня было и время, и силы начать думать, что же на самом деле произошло. И состояние, в котором я вообще мог о чём-то думать, кроме стратегии выживания на завтрашний день.

Довольно долго мне казалось, что меня подставили мафиози, и все их последующие наезды были лишь спектаклем. Не так уж и много имелось начальных сведений, чтобы делать предположения. В основном то, что я узнал на суде. Родственники пытались что-то узнать, но у них плохо получалось. Баррет умер сам, и мафиям уже некому было мстить, в полиции никто не верил в мою невиновность, где ещё собирать данные, никто не представлял. Мне даже пытались помочь те из тюремных друзей, кто освобождался и, выйдя на волю, мог что-нибудь выяснить, да и от этого толку оказалось не много. Единственное, что я имел в достатке, это время. На размышления отводились десятилетия. И потихоньку картина сложилась. Как раз та, что вы описали. Баррета убили те, чьё дело он в тот момент вёл и потому, что он хотел перехватить какой-то куш. Вероятность того, что ценность, за которой все охотились, так и осталась бесхозной, была довольно высока, и я вознамерился, освободившись, выяснить, что это. А может быть и завладеть. И конечно вы правы, считая, что тюрьма меня многому научила. И в смысле навыков, и в смысле отношения к жизни. Я был готов нарушить закон в поисках того, что могло возместить четверть века страданий, хотя и не знал, что ищу.

- И когда вы поняли, что это европий? - спросила Сильвия.

- Уже после того, как взялся за поиски блюда. У Герберта Милна, понятно, никаких настоящих родственников быть не могло, а вот у Глена Баррета были, хотя и весьма дальние. Как раз про них-то мои помощники пронюхали, ещё когда я сидел. В полиции почему-то решили справедливым передать после смерти его имущество им, хотя те и не слыхали до того о такой родне. Дом они продали, доходы поделили, а мелкое, никому не нужное, барахло разошлось по благотворительным организациям. И вот вам ещё одна случайность: блюдо попало в фонд, где все буквально помешаны на контроле и учёте. Они каждую вещь описывают, фотографируют и заносят в картотеку. Как мне объяснили, после случаев, когда им передавали что-то, оказавшееся впоследствии ценным для бывших хозяев. Раньше это делалось на бумаге, но теперь они даже старые сведения перевели в компьютер. Я посетил почти всех родственников, пока это выяснял, они, естественно, понятия не имели о том, с кем говорят, рассказывал им всяческие сказки, потом следовал за блюдом, короче поколесил по стране.

Однажды, сидя в холле очередной гостиницы, обратил внимание на телевизор. Там был включён какой-то бизнес-канал и говорилось о динамике цен на редкоземельные металлы за полвека. Потом, уже в номере, переключая программы, случайно наткнулся на повтор этой передачи, вспомнил, чем занимался Классен, и мозаика сложилась. Наверное, именно в тот момент я окончательно решился завладеть месторождением. Конечно, ещё не зная, что эти двое тоже нацелились на него, снова.

И опять у Ника возникло ощущение, что рассказ был ориентирован не столько на него с напарницей, сколько... На кого? На "этих двоих"? Сначала Сэйвер описал тяжкий героический путь домой, давая понять, насколько он крут, теперь Эткинс красочно обрисовал собственные приключения. Может быть, они распускают хвосты друг перед другом? Или пытаются договориться и объединиться против детективов? Или у него паранойя?

- Как вы смогли вывести из строя сигнализацию? - спросил Ник, чтобы вернуть к рациональному руслу хотя бы себя.

- В основном, за счёт терпения и осторожности. Путь к тому месту в стене, где все кабели заходят в участок, не просматривался камерами, я это ещё давно подметил, но он виден из окон. Пришлось долго выжидать момента, когда в них никто не глядел. Перепилить провода оказалось гораздо быстрее.

- Ну, а эфирную?

- А! - Эткинс понимающе кивнул. - Это особая история. Я использовал авиационный радар. Передвижной, на автомобиле. Он последнее время почему-то ездил по острову. Наверное, работники аэродрома что-то испытывали, налаживали, измеряли. Его включали, когда самолёт пролетал, а в остальное время ребята либо перегоняли машину в другую точку, либо куда-то отходили. Перекусить, например. Если бы не такая удача, всего плана с совой и не было бы. Я заметил, когда они останавливаются у участка, в нужный момент вскрыл фургон, настроил передатчик на требуемую частоту и направил антенну на приёмник полиции. Послал сигнал, тот и сгорел. Не выдержал мощности. Вся работа - пять минут. Правда, конечно, надо ещё уметь, но эту технику я аж с университета знал, там был курс радиолокации.