Страница 14 из 34
— Ты хорошо знаешь этот остров? — спросила Эллин, прибавляя шаг, чтобы не отстать и идти рядом с ним.
— Не очень хорошо. Я не был здесь давно. Моей маме раньше нравилось приезжать сюда, но это было несколько лет назад, до того как он стал так популярен.
— Твоя мать? Она еще жива?
— А что? Я выгляжу слишком старым, чтобы иметь живую мать?
— Нет, конечно, нет. Сама не знаю, почему я спросила. Возможно, чтобы просто что-то сказать.
— К сожалению, она умерла.
Последовало молчание, молчание, казавшееся почти священным, которое Эллин не могла нарушить, боясь рассердить его. Какой странный человек! Совершенно непостижимый. Человек, в котором текла кровь языческих предков.
Эллин была погружена в мысли об их расставании, когда корабль подойдет к Родосу. Он пойдет своей дорогой, и она будет в одиночестве осматривать достопримечательности. Что будет, когда придет момент расставания? Прощание. Поцелуй — да, конечно же, будет поцелуй. Последние объятия на причале, и потом Симон будет уходить от нее все дальше и дальше большими и быстрыми шагами. А Эллин будет стоять и смотреть ему вслед. Обернется ли он? Да, она была уверена, что он сделает это, и они будут махать друг другу до тех пор, пока он не затеряется среди зданий или других построек, или до тех пор, пока разделяющее их расстояние не превратит его в маленькую точку. Так заканчивалось большинство морских романов; ей казалось это невероятным, но все, конечно, будет именно так… У нее невольно вырвался вздох, и Симон вопросительно взглянул на нее своими черными глазами.
— Если ты действительно хочешь правду…
— В любом случае, дорогая.
— Я думала о расставании через пять дней.
Наступила такая глубокая тишина, что казалось, весь порт поглощен ею. Но тем не менее жизнь кругом продолжалась — весело шли матросы и дружно смеялись всей компанией, рыбаки сушили свои сети или чинили их, вокруг было много туристов и мелких торговцев, громко кричали ослы, протестуя против нагруженных на них овощей и фруктов.
— До следующего свидания, — наконец услышала она тихий голос Симона, но каким-то образом в нем была странная смесь восхищения и удовлетворения, и, Эллин пристально взглянула на него, пытаясь его понять. Он казался погруженным в глубины своих мыслей, куда больше никто не мог проникнуть. Казалось, что в нем есть что-то нечеловеческое.
— Вот наша таверна, — сказал он и подошел к отвесному причалу, разрушив чары, во власти которых они находились почти бессознательно. — Вам нужно попробовать амичдалото: это одна из достопримечательностей этого необычного острова. Что ты хочешь выпить?
Они сели под решетками, поддерживающими виноградные лозы, где-то сзади них звучала греческая музыка и слышался детский смех. Мысли Эллин вернулись к Джинкс. Понравилось бы все это ребенку? Эллин мысленно поклялась привести ее сюда, если ей когда-нибудь представится такая возможность. «Мне нужно найти работу получше», — подумала она, решив, что провела достаточно времени за прилавком магазина.
Эллин выпила лимонад и попробовала амичдалото, которое оказалось вкусными конфетами из засахаренного миндаля, в то время как Симон пил оцо, сделанный из оливок, калуми и кусочков копченого осьминога. Молодой человек, стоявший в ожидании заказа, подошел к ним, все время улыбаясь; он остановился, заговорил с Симоном на греческом, и оба засмеялись, как будто было сказано что-то очень смешное. Проследив за их взглядом, Эллин увидела крепкого грека, коренастого, даже толстого. Он целовал девушку, с которой прогуливался по аллее. Это была платиновая блондинка неопределенного возраста, хотя, судя по одежде, ей было около семнадцати. Эллин покраснела, потому что поняла причину смеха; заметив краску на ее лице, Симон взглянул на нее с некоторым восхищением.
— Они стоят не более драхмы, — добродушно пошутил он, и она покраснела еще сильнее. — Ладно, мне не следовало говорить это. Вы хотите еще немного портящих фигуру кондитерских изделий?
— Нет, спасибо. Куда мы пойдем теперь? — она поднялась одновременно с Симоном.
— Мы пройдемся по этим небольшим аллеям — только для того, чтобы вы могли увидеть полную картину — и после этого уедем в Делос.
Сеть аллей за гаванью была похожа на лабиринт с такими узкими проходами, что Симону и Эллин приходилось прижиматься к стене, если осел или человек проходили мимо них. Другие улицы были шире, и у входа в каждый дом имелась широкая лестница. В двух рядах горшков с обеих сторон лестниц росли цветы, привлекая своей красотой и ароматом каждого прохожего.
— Эти аллеи всегда заканчиваются тупиками, — Эллин бросила беглый взгляд вперед, и ее лицо приобрело озадаченное выражение.
— Не всегда, но часто, — поправил он и объяснил, что первоначально они были сделаны как ловушка для пиратов.
— Здесь были пираты?
— Грекам всегда нравилось пиратство, — Симон внезапно замолчал, и Эллин поняла, что он решил не продолжать. Некоторое время он молчал и был каким-то отчужденным. Но когда они наконец добрались до таверны, где все танцевали, и стали наблюдать за ловкими танцорами, Симон стал объяснять ей, что означают различные движения.
— Все это уходит корнями в мрачное языческое прошлое, — улыбнувшись, сказал он. — Эти танцы берут свое начало от оргий, устраиваемых в честь того или иного бога, хотя, наверное, вам это известно?
Она покачала головой.
— Нет. Думаю, мне следовало бы прочитать больше о греческой мифологии.
Он ничего не сказал, и они молча прошли мимо, оставив таверну позади. Они направились к причалу, и каждый был погружен в свои мысли. Ей казалось, что он богат, хотя для такого вывода не было никаких оснований. Он был образован, отлично владел английским. Возможно, он был судовладельцем, табачным плантатором или владельцем оливковых рощ. Она подняла глаза и хотела поговорить с ним об этом, но, увидев его сосредоточенное лицо, не осмелилась это сделать. Выражение его лица, казалось, запрещало подобную фамильярность.
Из Микен они поплыли на маленькой лодке к Делосу. Вышли в открытое море, миновав маленький островок Сент-Джордж, и менее чем через час после отплытия из Микен они бродили среди развалин того, что древние греки называли островом света, где был рожден лучезарный Аполлон. Три храма, посвященных этому богу, лежали в руинах. В каждом уголке, в каждой щели произрастали цветы, радуя глаз своим изобилием. Сломанные колонны и разрушенный мраморный фундамент, обломки статуй и осколки фронтонов — это все, что осталось от былого величия Делоса, процветающего торгового центра. Самыми прекрасными и известными памятниками были священные львы, но из их длинного ряда, некогда охранявшего святилище около Священного озера, осталось только пять. Частично разрушенные временем, но тем не менее необычайно впечатляющие, они стояли на своих мраморных постаментах, грациозно наклонив головы.
— Пребывание на необитаемом острове вызывает сильное волнение. — Эллин оглядывалась вокруг, затаив дыхание от восхищения. Они карабкались по склонам горы Синтус и видели город, где раньше находились знаменитые Дом Дельфина, Дом Трезубца и Дом Масок.
— Это самое чудесное место.
Здесь были мраморные столы и стулья, прекрасная мозаика и, конечно, большой театр на пять тысяч человек. Поднялся ветер и растрепал ей волосы. Симон заметил, что ее вид соответствует этому месту, потом он взял ее волосы и убрал их с ее лица. Оглядевшись и увидев, что на какое-то время они остались одни, он наклонил голову и поцеловал ее в губы. Она глянула на него широко раскрытыми глазами, очарованная волшебным островом и положением, в котором оказалась. «Будь осторожна», — вновь предупредило ее сердце, но она чувствовала такое волнение, которого никогда раньше не испытывала, и она знала, что больше никогда не испытает этого после того, как попрощается с Симоном.
— Как ты прекрасна, — его слова, сказанные шепотом, были мягкими, нежными и приятными, как ветерок. — Я рад, что встретился с тобой, Эстелла, — его руки скользнули к ее талии и обняли ее. Эллин охватил трепет, и она невольно подставила свое лицо для поцелуя. — Ты рада встрече со мной, любовь моя?