Страница 28 из 76
И наступила тишина.
Вархенн протер глаза, не в силах поверить, что есть еще оставшиеся на ногах. Сто, может сто двадцать. С земли, пошатываясь, поднялись еще несколько и присоединились к уменьшившемуся отряду. Они выровняли строй и сомкнули щиты. Перед ними удирал к своим разбитый отряд Всадников Бури. Остатки Семнадцатого заняли позиции у входа в долину и закрыли его стеной павез. Одной линией. У них не было шансов выжить при следующем штурме.
А он уже начинался. Большинство Всадников Бури развернули лошадей и двинули назад. Они были гвардией Отца Войны, и имели свою гордость. Несколько сотен конных помчалось на линию мееханской пехоты.
Защитники сдвинули фланги, и прежде чем кавалерия приблизилась на несколько десятков ярдов, в проходе стоял оборонительный полукруг. Около шестидесяти тяжеловооруженных снаружи, остальные внутри. Панцирный круг. Всадники с воем бросились на мееханцев и окружили их. Копья били, выискивая щели в стене щитов, сабли и топоры ударяли по шлемам, лошади топтали копытами, пытаясь пробиться внутрь. Через минуту пепел и сажа, поднятые с земли, заслонили вид. Вархенн не стал ждать следующего порыва ветра и кубарем скатился к капитану.
– Сколько еще? – спросил Черный Капитан, но ему хватило только бросить взгляд на лицо гонца. – Конец! Прорвались! Все наверх!
Оставшиеся беженцы бросились к дороге, и вся колонна, хотя еще минуту назад это казалось невозможным, ускорилась. Стражники приготовили оружие.
А звон стали, ударяющей о сталь, рев людей, ржание лошадей, не прекращались ни на минуту.
Солдаты замерли, напряженно глядя на заполнившее вход в долину облако пыли. В любой момент они ожидали увидеть появляющийся из нее лес се–кохландских копий. Перед подъемом на дорогу была сложена большая куча из возов, мебели, продуктов, одежды и несколько солдат ждали рядом с факелами в руках. Подожженный заслон дал бы им еще немного времени, ограждая от погони.
Звон стали не утихал, вместо радостных криков победителей от входа доносились стоны, нечленораздельные вопли, звенящее в ушах ржание лошадей.
Вархенн оглянулся на дорогу. Хвост колонны уже прошел середину первого подъема. За ней следовало несколько солдат для поддержания необходимого темпа.
Звон стали о сталь, казалось, набирал силу, был все быстрее и быстрее, пока не слился в один продолжительный звук, заглушая все, крики людей, визг животных, грохот копыт.
И вдруг его пронзил один большой крик страха, подкрепленный яростью и гневом. А потом звон железа утих, сменившись ударами сотен копыт о землю. Но из облака пыли не появились ряды всадников. Прошло какое–то мгновение, прежде чем кто–то отозвался.
– Они отбились – в голосе мага была слышно нечто большее, чем только удивление. – Милостивая Госпожа, Опекунша Храбрых, Молнии бегут. Кто эти солдаты?
– Идиоты – прохрипел Черный Капитан и сплюнул на землю. – Никто больше.
Стражники зашевелились. Некоторые морщились, глядя на своего командира. Стояла тишина.
– Лучше бы Вам заткнуться, капитан. – Прервал ее Вархенн, удивляясь собственному спокойствию, удивляясь храбрости и тому, что руки, сжимающие топор, больше не дрожали. – Они остались там, а мы здесь, они мертвы, а мы живы, и нечего больше сказать. Поэтому, когда последний из них падет, подпалим кучу и поднимемся наверх.
– Не поверю я такому.
– Чему, господин лейтенант?
Кеннет улыбнулся, оглядываясь по сторонам. Они приближались к Белендену, через несколько минут должны были пройти спуск с Лысицы и несколько огромных курганов, сложенных у ее подножия. Хавен Рицв уже несколько минут подбрасывал в руке найденный в речном потоке камень. Шпион выглядел смирившимся со своей судьбой, шел быстро, молча наклонив голову, чтобы волосы закрывали ему лицо.
– Ну, ладно, я поверю, что они сражались большую часть дня, поверю, что восемь сотен остановили тридцать, нет, даже сорок тысяч кочевников. Поверю, что загнали на гору шестьдесят тысяч беженцев, и даже поверю в то, что отбили два штурма Молний стеной щитов, понимаешь?
Велергорф смерил его взглядом:
– Так все и было.
– Конечно. Но в то, что ты сказал заткнуться Черному Капитану и остался жив, я никогда не поверю.
Ближайшие стражники согласно покивали головами.
– Ха, я был тогда молод – десятник хитро ухмыльнулся, – и еще не научился врать офицерам.
– Ха–ха, хорошо. Что было дальше?
– Дальше уже ничего не было, господин лейтенант. – Улыбка исчезла. – Они перебили их. Несколько сотен конных лучников окружили, наконец, пехоту и засыпали стрелами. Стреляли до тех пор, пока не упал последний солдат. А потом двинулись к подъему на гору. Но конец колонны беженцев прошел уже второй поворот, а мы закончили преграждать первый. Когда кочевники подошли к началу дороги, мы подожгли собранные там повозки. Чародей сработал хорошо и призвал ветер, моментально раздувший пламя до тридцати футов в высоту. Конные даже не пробовали атаковать. И это был конец битвы за долину Варес. Как я уже сказал, се–кохландцы не попытались въехать на вершину, хотя мы молились богам, чтобы те отобрали у них разум. Они не взяли там ничего, ни одного невольника, ни одного животного, ничего из того, что хотели захватить. У входа в долину осталось три тысячи убитых, и в два раза больше было раненых. До битвы у Больших Ворот они не понесли на Севере большего поражения.
– При Больших Воротах ты тоже был?
– Да, господин лейтенант. Но это уже другая история.
Велергорф повернулся к молодому стражнику, который клал свой камень на ближайшем каменном кургане:
– Хавен, поторопись, мы не будем ждать здесь всю ночь. Вы спрашивали, почему Волк считает себя мееханцем? Мы все, больше или меньше, так считаем. Не этими мягкими, разленившимися южанами – он насмешливо ухмыльнулся – но гражданами Империи. Когда восстанавливали Семнадцатый Пехотный Полк, больше всего в него записалось вессирцев. Мы знаем как возвращать свои долги. Вы спрашивали, откуда взялась эта традиция. Это была идея лейтенанта Кавацра, того самого, который получил приказ считать беженцев. У него не было времени их считать, дорога выплевывала все новых и новых на вершину, потому он приказал каждому взять с собой камень и оставить его на другой стороне вершины, у спуска с горы. Потом бы он и посчитал их. Такой старый, проверенный способ. У одного из крестьян из Мааваха или Калесса была беременная жена, он положил на кучу три камня – за себя, жену и нерожденного ребенка. При этом громко поклялся за каждого следующего также класть камень, в память о солдатах Семнадцатого. И людям это понравилось. Многие из прошедших через Лысицу уже не вернулись на юг. Некуда было возвращаться. Осели здесь, создали семьи, воспитали детей, а теперь и внуков. И до сих пор приходят сюда, кладут камень от имени родившихся, потому что восемьсот солдат не поднялись на гору, а остались защищать долину. Вернувшиеся за Малый Хребет, как я слышал, тоже приносят сюда камень с именем новорожденного. А если не могут сами, то платят проезжающим купцам за доставку. Вот и вся наша традиция, вместо памятников – куча камней.
Кеннет кивнул:
– И память, Вархенн. И память.
– Да, господин лейтенант. И память.
Перед ними, в вечерней темноте, появились стены города.
Шпиона отправили в подземелье сразу же после рапорта командира Шестой Роты. Закрыли в одиночной камере, с узкой койкой, трехногим табуретом и ведром для нечистот. Заключенные до допроса могли рассчитывать на такую роскошь. Пройдя в камеру, мужчина уселся на табурете, склонил голову и замер. Он ждал.
Заскрежетал дверной засов. Вошедший был высоким и щуплым, почти изможденным человеком с белой как полотно кожей.
– Вот те раз – начал он с порога. – Гончая в клетке. Поймана там, где ее быть не должно, по глупости и невнимательности.