Страница 16 из 37
Он прав — прошло полчаса, а я уже скучаю… По его голосу, жестам, улыбке… По его душе. Я скучаю по его душе…
Я заплакала. Да так горько, что сама испугалась.
Когда я выплакалась и мне полегчало, я попыталась разобраться в причине этих слез.
«Если не понимаешь, что с твоим настроением, попробуй включить анализирующий орган», — говорит моя дочь.
Я включила.
Чего я разревелась? Жаль расставаться с хорошим человеком.
Жила же я без этого хорошего человека как–то. Да, жила, я же не знала, что бывают такие… такие интересные, такие добрые, открытые… Нет, все не то… такие живые мужчины…
Ленка вот говорит, что в ее понимании идеальный муж — это друг тире любовник. Да чтоб ровнехонько пятьдесят на пятьдесят… Даже лучше — сто к ста. А остальное — может быть, а может и не быть.
А что мой брак? Дочь, достаток, карьера… Карьера мужа, правда, не моя. Устроенность. Приличные друзья.
Муж… То, что слово «любовник» — все же, думаю, я правильно понимаю его значение — ну никак не подходит к нашим отношениям, это ясно как день. А друг ли он мне?..
Что такое друг?
Подруга у меня есть. В Ленингра… в Питере. Мы с ней в одном доме росли, потом она вышла замуж в Ленинград. Но мы видимся часто: то она ко мне махнет, то я к ней. Похожи ли наши отношения с ней на мои отношения с мужем? Ну разумеется! Разумеется, ничего общего!
Пожалуй, Нуська… Это мы ее так зовем, вообще–то ее имя Лена, Ленуська, и моя Ленка в честь нее названа. Так вот, Нуська — единственный человек, с которым я снимаю с себя все маски… Надо же, я ни разу прежде не задумывалась над этим! Да, с Нуськой я такая, какая я есть в своей… в своей сердцевине. Хотела сказать — в сущности, но нет, сущность моя уже не та, сущность моя так же похожа на сердцевину, как глина кувшина — на воду, налитую в него.
Только наедине с моей подругой я могу не быть леди. И зовут меня тогда Татка — Нуська любительница всяких милых кличек. Мой муж у нее — только не в глаза, конечно! — Лордик.
А она… а она так и осталась той, какой всегда была — необузданной стихией, со своими суждениями, не подчиняющимися никаким правилам, стереотипам, условностям… Прямо как моя дочь. Или моя дочь — как она?.. У Нуськи детей нет, и она обожает мою дочь до сих пор, как свою родную.
— Лялька, — так она зовет Ленку, — моя душечка! — говорит Нуська. — Кровиночка твоя, а душечка моя.
Да, это правда…
Сегодня с Суреном я была такой, какой бываю только с Нуськой…
Выходит, с мужем у нас нет дружбы? Ведь дружба — это прежде всего искренность. Да хотя бы просто — общие интересы. Помимо хозяйственных. Но мы не обсуждаем фильмы, спектакли — за нас это делают другие, а мы должны прочитать, что думают знатоки и специалисты своего дела, и принять их мнение как истину в последней инстанции.
— Наше мнение может быть ошибочным, — говорит муж, — надо ориентироваться на мнение людей, понимающих в этом больше нас, мы же понимаем только в вопросах нашей специальности.
Но и о его специальности я знаю только из названия его профессии и должности.
— Тебя интересует, милая, чем я занимаюсь на работе? Но это же скучища для непосвященных! — И он не стал меня посвящать.
Да, я знаю его кулинарные пристрастия. Еще я знаю, что он скажет в том или ином случае. А что он чувствует, что переживает?..
— У меня образцово–показательный муж, — сказала я.
— Вам позавидовали бы многие женщины, — сказал Сурен.
— Но оказалось, что я его не люблю, — сказала я. — И никогда не любила.
— А вот тут, вероятно, многие не поняли бы вас, — сказал он.
— Но я не знала об этом еще совсем недавно, — сказала я, тут же спохватившись, что говорить такие вещи мужчине, который дал тебе понять, что заинтересован тобой, по меньшей мере неосторожно. А может быть, просто неприлично…
Неужели я необратимо заражена бациллами Ленкиного мировоззрения: чем бесхитростней ты живешь, тем проще жить; будь прозрачной; прими интуицию как единственного надежного поводыря и доверься своему жизненному опыту.
— А как же правила приличия, нормы морали, рамки благопристойного поведения?..
— Мама, если правила приличия — единственная цель, зачем тогда жить? Так живут мертвецы! И вы с папой живете, как мертвецы. Любовь — вот главное и единственное правило приличия! Любовь в широком смысле: тут и «не суди», и «не пожелай ближнему того, чего не пожелал бы себе», и «твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого»… Любовь — вот единственная цель существования! Любовь должна стать единственным мотивом любого поступка.
Может быть, она права?..
Я снова заплакала. Неужели правда — жизнь прошла мимо?
— Жить под одной крышей с мужчиной из каких–либо соображений, минуя духовную и телесную привязанность, — это самоубийство личности. Это не плохо и не хорошо. Это просто неблагодарность по отношению к Создателю. В любом человеке есть присущие лишь ему таланты, возможности, способности — и развиться они могут только в благоприятной среде. И среда эта — любовь, а не рамки приличия, — так говорит Ленка.
Я не нахожу, что ей возразить.
Любовь… Возможно, как талант композитора, художника, она дается не всем, и я обделена этим талантом?..
Но я же не могу сказать: я не умею любить.
А что, умею?.. Я ведь еще не пробовала.
Господи, как все, оказывается, сложно…
Господи… Я так часто употребляю это слово, не задумываясь, что оно значит. А ведь это обращение к Тому, по Чьей воле я родилась и живу…
Ленка порадовалась бы за меня — это серьезный шаг! Я уже начинаю не только понимать, но и ощущать многое из того, о чем она мне говорила.
Господи, если Ты здесь, дай мне знать…
Я вздрогнула от неожиданности — зазвонил телефон, стоящий на тумбочке. Я ни разу не слышала этого звонка — кому звонить сюда?.. Мужу с гор? Ленке? Нуське? Но я даже сама номера не знаю…
— Да?
— Наташа… — Это был Сурен.
— Да, Сурен, слушаю вас.
— А я вас слушаю.
— Что вы хотите услышать?
— Просто ваш голос… Не могу уснуть.
— Сейчас вы сова, да?
Он усмехнулся:
— Да. Сова… Я не разбудил вас?
— Нет.
— Не хотите завтра побыть жаворонком?
— Нужен очень серьезный мотив… Вы что–то хотите предложить?
— Кроме своей компании, мне нечего предлагать… здесь, во всяком случае. Вот когда вы приедете в Питер…
— А я приеду в Питер?
— Да. А вы не знали?
— Нет, я знаю, что я когда–нибудь туда приеду, у меня там подруга, я говорила вам…
— Вы приедете ко мне.
Что это — наглость? Нет, к Сурену это слово никак не относится. Как бы то ни было, я должна бросить трубку. Но я не могла и не хотела этого делать.
— Ну, об этом потом. А что насчет завтрашней зари? — добавил он.
Я была совершенно растеряна — с этим человеком я становилась другой. Я менялась, кажется, даже внешне. Я хотела быть завтра жаворонком ради того, чтобы провести с ним еще один день!
— Если вы разбудите меня, я готова полетать в вашей компании.
Он снова усмехнулся:
— Хорошо. Тогда, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
На часах около двенадцати. Нужно постараться заснуть, чтобы успеть выспаться.
Стоп! Мысли вернулись к прерванному звонком открытию… Я сказала: «Господи, если Ты со мной, дай мне знать», и тут же зазвонил телефон.
Мистика. Глупости… Чистое совпадение.
— Не бывает ничего случайного в этом мире, — говорит Ленка, — а то, что мы принимаем за случайные совпадения, это путеводные огни к счастью… это как стрелки на асфальте в казаках–разбойниках, которые указывают: твоя цель там.
— Ты что, хочешь сказать, что всем… каждому человеку вот так вот и нарисован его путь к счастью? — удивляюсь я.
— Не так все просто, но ответ — да. — Ленка задумывается, пытаясь перевести это «не все так просто» в удобоваримую форму. — Человек создан для счастья… Ты знаешь. И не верь, когда кто–то авторитетно заявляет, что у каждого своя судьба: кому–то счастье, кому–то несчастье. Это — ложь. Для одних эта ложь как вожжи, чтобы управлять другими, а для тех, кем управляют, — хорошая психотерапия. Наша жизнь только в наших руках.