Страница 10 из 16
Президентша. А в моменты близости с обвиняемым, о которых вы сейчас говорили, случалось ли ему делиться с вами какими-то интимными подробностями? Например, своими сексуальными увлечениями?
Фиселль. О! Не могу сказать, что он не пытался. Но я его не слушал! Таков был приказ! А для Фиселля приказ — это закон! У нас на фронте офицеры как говорили? «За Фиселля можно быть спокойным. Этому только прикажи!» Так что я его не слушал. Приказ есть приказ! (После паузы.) Но уши-то мне на что даны? Так что, сами понимаете, я все слышал.
Президентша. И что же вы слышали?
Фиселль. Да ничего особенного. Ничего такого, о чем я должен был доложить по инстанции. Я, знаете, действую согласно инструкции! Да и о чем ему было говорить? Ну вспоминал про всякие так милые мордашки и аппетитные ляжки… Ну всплакнул разок-другой… (Косится в сторону Леона, явно готовя какое-то вероломство). Вы уж, месье, не обессудьте, но начальству надо говорить все как на духу! Так вот, сказать вам по правде, месье всегда немножко грустил по старым порядкам. Много ведь таких, которым наша леворюция не по сердцу пришлась! В общем, когда он что-нибудь этакое говорил, я становился непроницаемым, как броня! Потому что сам я, спросите хоть у моей жены Флипот, в жизни своей не позволил себе не то что похабного слова — худого намека, ей-богу, даже под этим делом! Нельзя, и все! Да и на кой они мне сдались, эти мордашки? Я, знаете, в этом вопросе строг. Чтоб все по закону! Кюре там, библия, и все честь честью. Отведите мне специальный день на исполнение супружеского долга, и я первый крикну: «Будет исполнено, мой лейтенант!» От чистого сердца. Я ведь не баламут, как некоторые. Слово женщины для меня закон! Да что там слово! Словечко, тайный знак — и я готов! Но только чтоб в установленный день! Недаром у нас на фронте…
Президентша (не выдержав, перебивает его). Вы отвлеклись. И вы не ответили, по существу, на мой вопрос. Скажите, когда у обвиняемого была связь с девицей Парампюир, посвящал ли он вас в свои с ней отношения?
Фиселль. Не в его это характере. Я, конечно, пытался его прощупать… на случай, если придется вот так вот докладывать по инстанции. А что, она ничего, говорил я ему. А он — ни звука. Месье привык все делать втихаря.
Президентша. Случалось ли вам застать их вместе?
Фиселль. Что вы! По части маскировки это такой жук! В любую щель спрячется. И не видно его, не слышно. Столько лет всех за нос водить… конечно, насобачился! У него уже свои отработанные приемы. Может, он все это в спальне проделывал, когда горничная убираться приходила… А может, когда она утречком приносила завтрак ему на верхотуру… Только не на кухне! Там всегда Флипотка толчется! И не у нее в комнатке на втором этаже, где живет вся прислуга. Исключено. Сам проверял.
Флипот (подскакивая). Так это ты, паскудник, проковырял дыру на уровне умывальника?
Фиселль. Не будем об этом. Я же тебе еще тогда сказал, когда ты попросила меня ее заделать, что это старая дыра, проковыренная еще при патриархамстве. Стало быть, списано амнистией!
Флипот. Все равно это твоих рук дело! Это ты ее проковырял, чтобы подсматривать за кухарками, когда они перед сном раздеваются! Грязная свинья!
Фиселль. Я ж тебе говорю: дыра старая!
Президентша (выйдя из себя, звонит в колокольчик). Замолчите оба, не то вы будете удалены из зала! Свидетельница Флипот, сядьте на место!
Флипот (садясь). Ты мне за это еще ответишь!
Фиселль (запуганный). Вы уж скажите, командир, как все было, если она вдруг пожалуется в Комитет. Законы-то на что? Дыра ж попала под амнистию! Это раньше можно было плевать на закон, а сейчас, моя дорогая, не те времена! (Видно, что он «поджал хвост».) Если хотите знать, там просто известка отвалилась. А я эту дырочку так заштукатурил — ни одна живая душа не обнаружит! И вообще, мой президент, я ею давно уже не пользовался. Я ведь стал совершенно другим человеком! (Сообразив, что его могут превратно истолковать.) Да я за новое общество в огонь и в воду!
Флипот (кричит мужу). Врешь, отлетела вчера замазка! Ни к черту твоя штукатурка не годится!
Фиселль (пытается сохранить хорошую мину при плохой игре). Отлетела, говоришь? Значит, высохла. На то она и штукатурка. Все имеет свой предел.
Президентша (сквозь зубы). Наше терпение тоже! Так вы не желаете сообщить суду ни одного конкретного факта, касающегося подсудимого? Хочу напомнить вам, что в ваших интересах полностью отмежеваться от патриархамских взглядов и поступков вашего патрона. Подозрений вашей жены в отношении некоторых ваших действий, на мой взгляд, достаточно, чтобы заявить в Комитет Бдительности с указанием на нарушение вами статьи семьсот двенадцать. Поймите суд правильно, я не оказываю на вас давления. Но не забывайте: я — женщина, и к тому же член Комитета. Так что если нам все же придется заняться вами, мне достаточно будет заверить моих коллег в вашей лояльности, чтобы они отнеслись к этому относительно легкому проступку с известной снисходительностью…
Наступает тишина.
Фиселль (бледный от страха, затравленно озирается; кричит). Я все скажу! Спросите хоть кого у нас в полку, и вам ответят: «Фиселль не дурак. Фиселль, если надо, все скажет!» Так вот, когда он почуял, что пахнет жареным, — через два часа суд, а он стоит привязанный — он стал предлагать мне деньги, чтобы нам вместе бежать в Швейцарию. А я ему ответил: «У женщин, может быть, и есть недостатки, но хорошая жена — это хорошая жена! И потом, у вас дети. Нельзя же их вот так бросить!». Вот как я ему ответил. Истинный крест! Это я вам говорю, как мужчина мужчине. (Поворачивается к Леону.) Разве я вам так не сказал, патрон?
Леон (помедлив считанные секунды, с достоинством). Сказал. Именно так, слово в слово.
Фиселль. Спасибо, патрон! Вот это по-нашему. Я ж вам говорил, за Фиселля можете быть спокойны! Долой партиархамов! Да здравствует Франция!
Президентша. Суд благодарит вас. Можете сесть. (Заглянув в кодекс и посовещавшись с заседательницами.) Подсудимый, вы обвиняетесь в замышлении побега за границу. Статья восемьсот тринадцатая: от пяти до десяти лет принудительных работ. А теперь заслушаем членов семьи. Хочу предупредить: новый кодекс закрепил за женщинами право свидетельствовать против любого родственника мужского пола, даже не принося при этом присяги. Вводя эту статью, наши законодатели продемонстрировали свое желание защитить и упрочить права женщины на интуитивные суждения — права так долго за ними не признававшиеся.
Она делает знак. 1-я заседательиица вызывает свидетеля.
1-я заседательиица. Мадам Габриэль Пинар-Легран, теща обвиняемого.
Бабушку, слегка сомлевшую, подводят к барьеру.
Президентша (приветливо). Подайте стул свидетельнице! Это ради вас, мадам, я сделала небольшое разъяснение относительно действия нового закона. Вы уже в преклонном возрасте, вся ваша сознательная жизнь прошла при патриархамском режиме, поэтому мы заранее извиняем вас за то, что вас, по-видимому, не успели коснуться последние веяния.
Бабушка (внезапно кричит). Я родилась двадцать восьмого марта тысяча восемьсот девяносто шестого года в Сен-Квентине.
Президентша. Прекрасно, мадам, но для суда эта деталь не имеет принципиального значения. Мы хотели бы услышать ваше мнение об интимной стороне жизни вашего зятя с вашей дочерью.
Бабушка (все так же громко). Сен-Квентин — это на севере. Но вообще мы из Вогеа. Отец переехал в Сен-Квентин после размолвки со своим дядей.