Дело рыжего киллера

Все-таки, видно, у парня просто «крыша» поехала, — убеждал себя Алексей, — Сколько же он на морозе пробыл? — Два часа на посту, еще минут 30 на всякие разводы, да пока мы тут ползаем… — в общем, около четырех часов, если уже в «жмурика» не превратился…

— Слушай, сержант, а на какую дорогу мы вылезли, что тут рядом?

— Ну, километрах в полутора запасной укрепрайон. И караулка в ста метрах, товарищ старший лейтенант. Все, больше ничего нет…

— Как, караулка? — Бегом! (Этого только не хватало! Ведь всех положит, гад. Мало что ли до них приказов доводят? Чем же тут думают?).

…Буквально через минуту-две караул занял оборону, несколько групп свободной смены уже осматривали территорию вокруг своего здания, а Алексей судорожно глотал горячий чай, поставленный начкаром, и пытался согреть окоченевшие ноги на батарее.

Вскоре в помещение влетел маленький солдатик и, вытаращив глаза, скороговоркой выпалил:

— Он там, в блиндаже запасного выхода, говорит, что стрелять будет!

Еще часа четыре то отцы-командиры, то Нертов, опасливо выглядывая из-за насыпи, ограждавшей с одной из сторон запасной выход из караулки, а по сути просто вход в блиндаж, пытались уговорить Керимбаева бросить автомат и сдаться.

Керимбаев (как он умудрился столько продержаться на морозе?) скалился, словно загнанный в угол зверек, что-то бормотал, путая русские слова с казахскими, требовал немедленно вызвать родителей, судорожно сжимал свой АК-74, направляя его в сторону, откуда неслись увещевания.

Наконец, Москва дала добро, и на Территорию прибыл милицейский наряд, а с ним кинолог со здоровенной овчаркой. Псина поклацала зубами на опасливо расступавшихся военных, после получения команды рванулась к блиндажу, но замерла на верхней ступеньке не дойдя до входа, заскулила и забилась в ноги к кинологу под угрозы Керимбаева:

— Уберыте сабаку! Стрэлят буду!

Кинолог, ласково почесывая свое сокровище за ухом, с уважением изрек:

— Вот, моя животная, она умная — под пули лезть не хочет. Придется, однако, Волка вызывать.

Алексей поинтересовался:

— А Волк ваш умнее не окажется? Может, ему на мороз вообще вылезать не захочется, не то, что в блиндаж прыгать?

— Не-а, он шибко злой, однако. Недавно на хулигана пустили, так он руку вместе с ножом и откусил, — со знанием пояснил милиционер.

— Злой — это хорошо, но руки лучше не откусывать. Главное, чтобы он только парня с ног сбил, а там сами возьмем как-нибудь.

Вообще-то это легко сказать: «возьмем». Вон уже сколько часов все попусту. Блиндаж находится в окопчике, к входу ведет вниз лестница, сверху вход навесом прикрыт, а под навесом щерится Керимбаев, держа автомат стволом перед собой. Эх, если бы не этот навесик! Один прыжок с мая-гери и все — можно идти греться, — думал Алексей, — а тут еще эти местные со своими дурными собаками да «черемухой»: попробуй, пусти газ — потом гильзы считать устанешь. Хотя, если подумать, собака — это шанс.

Волк оказался размером примерно с коня тезки Алексея со знаменитых «Богатырей».

— Его только немного подразнить сначала надо, — заявил кинолог, — тогда он, однако, пойдет.

— Кис-кис!

— Фас!..

Доброхот-солдатик, пытавшийся активно оказать помощь при задержании, видимо никогда больше не сумеет повторить свой трюк — в прыжке дотянуться до карниза караулки, на руках выйти наверх силой, да еще ноги закинуть на крышу под запоздалые стенания кинолога, пытающегося уговорить собачку не доедать остатки казенного валенка.

Видимо, этот валенок заменил Волку и вчерашний, и сегодняшний завтраки, но в блиндаж по доброй воле он так и не полез, а желающих его еще позлить больше и не нашлось.

Алексей понял: брать Керимбаева придется все-таки самостоятельно. Хорошо еще, что шеф сейчас где-то за тысячу километров, а то бы изрек свое любимое: «Куда вы лезете? Мы нужны Родине живыми». Куда-куда? — Именно туда, где мы нужны, где некому сделать более грамотно.

Он вспомнил, как однажды ловили двух дезертиров, под угрозой автоматов захвативших автомобиль и прорвавшихся на нем к спасительному леску. На его окраине, выскочив из машины, беглецы дали вроде бы пару очередей по нагонявшей их цепи. Говорили, что кого-то из беглецов, кажется, ранили, но близко к леску подходить не стали, а спокойно оцепили его и стали как обычно чего-то ждать и названивать в Москву.

Нертов тогда, прихватив автомат, рванулся было к окраине леска вверх по сопочке (пока следы не затерялись, глядишь и для протокола осмотра что-нибудь найдешь), да шеф чуть ли не по стойке смирно своим «Мы нужны живыми». Конечно, жить хочется всем, но кто будет после вещдоки собирать? Да и дезертиры явно уползли куда-нибудь в чащу.

Вообще-то, положа руку на сердце, Алексей понимал, что шеф был прав: не царское это дело прокурорам вместо собачонок по кустам бегать. Но, надеялся сам взять тех двоих. Чисто и спокойно, как учили еще на срочной в «спецназе». Чем дольше не возьмешь — тем больше крови может быть: то ли свои по своим с перепугу палить начнут, то ли этим двоим прорваться в тайгу вздумается.

В конце концов дезертиров задержали. Тоже «на дуру»: пошли двое в лес, который оцеплять должны были, по нужде, за компанию, присели под елочкой, глядь: с другой стороны беглецы крадутся. Хорошо, что хоть нашим ума хватило не поздороваться сначала, мол, как дела ребята? Давненько не видались. Служивые тихонько штаны застегнули, пропустили беглецов чуть вперед и только потом, как в карауле, но хором: «Стой, стрелять будем! Бросай оружие!»…

А Керимбаева брать уже давно пора: того и гляди, выскочит под автоматы. Хорошо еще, что командиры догадались солдат в оцеплении не мучить, заменили их офицерами, да прапорщиками. Этим тоже несладко. Как начнут понаехавшие московские генералы искать виноватых — никому не поздоровится. Вон, Тишко. Хотя и «кусок», а целый институт закончил. Голова. Да и земляк к тому же. Кстати, и в спарринге работает неплохо, правда не любит с ним Алексей стоять: все время, как врага личного пробует ударить. Алексей как-то предупреждал: «Ты сегодня поаккуратней, а то у меня ребра после вчерашней тренировки побаливают». Так Тишко, словно случайно, такой цуки влепил, что в глазах потемнело, а после: «Извините, нечаянно».

Конечно, нечаянно. Он каждый день тренируется. И в каптерке своей, и вечером. А ты тут мотайся по всяким Тмутараканскам, меняя до пятнадцати городов в месяц — какие уж тренировки! Но вообще-то Тишко парень что надо: вон, хоть мороз, а сам вызвался: «Что же другим мерзнуть? А мы — люди привычные»…

Не выдержал командир соединения, за свои тридцать лет военной службы насмотревшийся всякого, получивший от солдат уважительное прозвище «Батя», но еще не успевший примерить заказанные генеральские погоны. Сняв с седой головы папаху он шагнул с спуску в блиндаж:

— Сынок, скажи, кто тебя обидел? И опусти автомат, подожди стрелять. Давай, пройдем в тепло, поговорим. Слово даю: поговорим.

А Керимбаев заладил свое:

— Отэц хочу. Суда. Стрэлят буду.

Нертов понял: сейчас или никогда. Если он сумеет подойти к Бате, то с того места можно успеть. Обязательно успеть. Резко вперед. Только не с мая-гери, а просто вперед. Главное, автомат в сторону бруствера отбить, а там уж все просто.

Алексей решительно шагнул в сторону окопчика, пытаясь встать к Керимбаеву ближе, чем стоял Батя:

— Ты меня знаешь. Я исполняю обязанности военного прокурора. Мне наплевать, кто тебя обидел — «дедушки» или офицеры…

Керимбаев замотал головой:

— Ныкто не обидэл. Стрэлят буду.

— Если будешь — я посажу командира, — Алексей ткнул пальцем в сторону Бати, — Немедленно. Он под трибунал пойдет. Он такой же, как твой отец. Его дети останутся одни. Вызываю караул и сажаю твоего командира. Ты это хочешь?

— Нэт. Нэ надо. Он нэ виноват.

— А не виноват, так автомат убери в сторону, а то выстрелишь случайно. Тебе Батю не жалко?..

Полковник, видимо поняв игру Нертова, сокрушенно кивал головой, приговаривая: