Семейство Какстон

Даже в Англии цыганская кровь не изменяла себе: юноша, Бог знает где и как, отыскал себе беспутных товарищей; странные лица, одетые в смесь поблекшей роскоши и постоянного безвкусия, поджидали его на углу улицы или поглядывали в окно, боясь только попасться Роланду; но Роланд не мог же сцедить за своим сыном как шпион. И сердце сына все более и более вооружалось против отца, а лицо отца теперь уже не улыбалось сыну. Потом явились заемные акты, и в дверь постучались должники. Какое же впечатление должны были произвести заемные письма и должники на человека, который дрожал при мысли о долге, как горностай от пятна на своей шкурке? И короткий ответ сына на все выговоры заключался в следующем:

– Разве я не джентльмен? это прилично джентльмену.

Потом, быть-может вспомнив опыт сделанный приятелем-Французом, Роланд отворил свою конторку и сказал:

– Разоряй меня если хочешь, но не должай. В этих ящиках есть деньги; они не заперты.

Такое доверие навсегда-бы вылечило от излишеств человека с высоким и утонченным чувством чести: воскормленник Титанов не понял этого; он счел слова отца за весьма-естественное, хотя и не добровольное, разрешение брать что ему нужно, – и взял! Роланду это показалось воровством, и воровством самым грубым: но когда он сказал это сыну, тот пришол в негодование, и в том, что было таким трогательным обращением к его чести, он увидел только западню. Словом, ни один из них не понимал другого. Роланд запретил сыну выходить из дома; молодой человек в ту же ночь ушел, решась по-своему познакомиться с белым светом и насладиться жизнью или насмеяться над ней.

Утомительно было-бы следовать за ним, его разнообразными приключениями и попытками покорить Фортуну, если-б даже все они были известны мне. Оставив в стороне его настоящее имя, добровольно им брошенное, и не желая затруднять читателя всеми употребленными им псевдонимами, я буду называть моего несчастного двоюродного брата тем именем, под которым я впервые узнал его, до тех пор, (дай Бог, чтоб это время пришло!) когда, искупив прошедшее, он будет иметь право на свое собственное. Вступив в труппуу странствующих актеров Вивиен познакомился с Пикоком; этот почтенный человек, у которого всегда было на луке более одной тетивы, скоро заметил неимоверное уменье Вивиена владеть кием, и увидел в этом лучшее средство к совокупному обогащению, нежели в доходах странствующего Фесинса. Вивиен послушался его советов, и, на первых же порах их дружбы, я встретил их на большой дороге. Эта случайная встреча (если позволено верить уверениям Вивиена), произвела сильное, и, на первый миг, благоприятное впечатление на Вивиена. Относительная невинность и свежесть юношеского ума были, новы для него; простодушная живость, которою сопровождались эти прекрасные дары природы, поразила его противоположностью с его притворной веселостью и тайной грустью, И этот мальчик был его двоюродный брат!

Прибыв в Лондон, он явился в Стрэнд к отелю, которого адрес я дал ему, узнал, где мы живем, и, проходя однажды ночью по улице, увидел у окна дядю, узнал его и убежал. Так-как у него тогда были кое какие деньжонки, он бросил общество, к которому было прилепился, и собрался вернуться во Францию, где хотел искать более-честных средств к жизни. Он не нашел счастья в свободе, которой добился наконец, ни простора для честолюбия, которое начинало глодать его, предавшись наклонностям, от которых тщетно предостерегал его отец. Безукоризненнее всех его друзей был его прежний наставник; он решился идти к нему. Он отыскал его; но наставник женился и теперь был сам отец, почему в его эфике произошла удивительная перемена. Он уже не считал нравственным помогать сыну в возмущении против отца. С первого раза Вивиен обнаружил свою обычную насмешливость, и ему учтиво предложили оставить дом. Тогда, поневоле, пришлось ему и в Париже возвратиться к своему трактирному искусству; но нашлось много людей поискуснее его. На-беду он попался в полицейское дело, не по поводу личного преступления, но за неосторожное знакомство, почему и счел благоразумным оставить Францию. Таким-образом я опять его встретил голодного и оборванного на лондонской мостовой.

Между-тем Роланд, после первых тщетных поисков, уступил негодованию и отвращению, с которыми долго боролся. Его сын отверг его власть, потому-что она предохраняла его от бесчестья. Его понятия о дисциплине были строги, и терпение было наконец изгнано из его сердца. Он подумал, что сможет отдать сына на произвол судьбы, отречься от него и сказать: – у меня нет более сына! – В этом расположении духа явился он впервые в нашем доме. Но когда, в тот достопамятный вечер, он рассказал нам грустную повесть о сыне своего товарища, обличив перед быстрою проницательностью моего отца свое личное горе и страдание, немного нужно было братского чувства, чтобы понять или отгадать всю его историю, – и немного красноречия со стороны Остина, чтоб убедить Роланда в том, что он употребил еще не все средства к отысканию беглеца и возвращению блудного сына на путь истинный. Тогда-то он поехал в Лондон, стал посещать все места, где только мог надеяться встретить молодого отверженца, лишал себя даже необходимого, чтоб иметь возможность быть во всех театрах и игорных домах, и платить полицейским агентам. Тогда же видел он эту фигуру, которой искал, и по которой страдал, на улице под окном, и в радости воскликнул: – Он раскаевается! – Однажды дядя получил через своего банкира письмо от Французского учителя, который не знал другого средства писать к Роланду как через банкирский дом, откуда прежде получал свое жалованье, и уведомлял его о посещении его сына. Роланд сейчас же отправился в Париж. Приехав туда, он мог узнать о сыне только через полицию, и то лишь, что его видели в обществе отъявленных плутов, уже отданных в руки правосудия, – что его самого, как не признанного виновным, выпустили из Парижа, и что он вероятно отправился в Англию. Надорвалось твердое сердце бедного капитана: сын его товарищ мошенников! почем знать, не участник ли он их? Если же и нет, как ничтожно расстояние между товариществом и соучастничеством! Капитан взял дочь из монастыря, вернулся в Англию, и впал в горячку и бред, по-видимому в тот самый день или накануне того дня, когда сын его, без крова, без пищи, заснул на лондонской мостовой.

Глава VI.

Покушение построить храм Фортуны из развалин родительского дома.

– Но когда вы, не зная меня, – продолжал рассказ свой Вивиен, – явились мне на помощь, когда вы ободрили меня, когда от вас впервые услышал я слова, дававшие мне цену, и вы нашли во мне качества, обещавшие, что я могу еще быт чем-нибудь замечательным, увы! (прибавил он грустно) я помню ваши собственные слона, – новый свет блеснул надо мною, неопределенный и тесный, но все-таки свет; честолюбие, которое заставило меня отыскать подлого Француза, ожило, приняло лучшую и более определенную форму. Я дал себе слово выкарабкаться из грязи, сделать себе имя, возвыситься в жизни!

Голова Вивиена склонилась, но он поспешно поднял ее, и засмеялся своей тихой, саркастической улыбкой. Все что следует за этим, я расскажу вкратце. Продолжая питать к отцу прежнее чувство, он решил по-прежнему сохранять свое инкогнито, и стал называть себя именем, которое должно было сбить всякое соображение, еслибы я и заговорил о нем в моем семействе: он помнил, что Роланд знал, как от полковника Вивиена убежал его сын; в-самом-деле рассказ об этом происшествии подале и ему первую мысль о побеге. Он ухватился за мысль познакомиться с Тривенионом, но он имел причины к тому, чтобы быть введену к нему не через меня, и чтобы заставить меня потерять его след: рано или поздно наше знакомство должно было открыть мне его настоящее имя. Ксчастью для тех планов, которые он начинал обдумывать, мы все собирались оставить Лондон; поле осталось перед ним свободно. Он прежде всего обратился к разрешению того, что считал главною задачею жизни, т.-е. к тому, чтобы достигнуть известной денежной независимости и совершению высвободиться из-под отцовского контроля. Зная рыцарское уважение бедного Роланда к своему имени, твердо убежденный, что Роланд не имел любви к сыну, но только страх, чтобы сын не обесчестил его, он решился воспользоваться предразсудками, своего отца, чтобы достигнуть своей цели.