Страница 24 из 28
Картарет знал, что должен продолжить путь; любопытство, алчность, жажда скрытой мудрости — все влекло его вперед. Слепые Обезьяны скалились в усмешке — усмешке то ли вызова, то ли приказания.
Жрец вошел в третий зал. Картарет последовал его примеру и пересек порог, за которым лежала пропасть невероятного.
В помещении на тысяче подставок горели факелы; их жаркое свечение окутывало колоссальную пещеру огненным сиянием, позволяя разглядеть всю невообразимую протяженность подземного зала. Голова капитана Картарета закружилась от жара и ядовитых миазмов.
Просторная и казавшаяся бесконечной погребальная камера под уклоном уходила в землю — огромный зал, совершенно голый, не считая мигающих красных светильников вдоль стен. Пылающие огни отбрасывали изломанные тени, мерцавшие противоестественной жизнью. Картарету почудилось, будто он стоит у входа в Карнетер — мифический подземный мир египетских преданий.
— Мы пришли, — тихо сказал проводник.
Неожиданный звук человеческого голоса потряс и даже испугал капитана. Его смятенное сознание воспринимало невероятные картины как часть какого-то фантастического сна; но четкие звуки произнесенных слов вернули его в призрачную явь.
Да, они пришли — пришли сюда, в средоточие легенд, в подземелье, известное Альхазреду, Принну и прочим чернокнижникам, изучавшим греховные тайны истории. Явью был миф о Нефрен-Ка; но если так, не означает ли это, что и в остальном жрец не обманывал? Что здесь, на Стенах Истины, Черный Фараон отобразил будущее, предсказал появление самого Картарета в тайной усыпальнице?
Словно в ответ на шепчущий в сознании голос, проводник улыбнулся.
— Пойдемте, капитан Картарет; разве вы не хотите поближе взглянуть на стены?
Капитан не хотел осматривать стены — никак не хотел. Существование изображений подтвердило бы породивший их безбожный ужас. Если роспись существует, истинна и вся зловещая легенда; это будет означать, что Нефрен-Ка, Черный Фараон Египта, действительно принес жестокую жертву ужасающим темным богам и те вняли его молитвам. Капитан Картарет не желал верить в такое богохульство, в такую скверну, как Ньярлатхотеп.
Картарет решил выиграть немного времени.
— Где же могила самого Нефрен-Ка? — спросил он. — Где сокровища, где древние книги?
Проводник вытянул сухощавый указательный палец.
— В конце зала, — воскликнул он.
Взгляд Картарета скользнул по бесконечности освещенных стен, и ему показалось, что там, вдалеке, в самом деле громоздятся темным расплывчатым пятном какие-то предметы.
— Пойдем туда, — предложил он.
Гид пожал плечами. Он повернулся, и его ноги взметнули бархатную пыль.
Картарет следовал за ним, как в наркотическом бреду.
«Стены, — размышлял он. — Я не должен смотреть на стены. Стены Истины. Черный Фараон продал свою душу Ньярлатхотепу и обрел пророческий дар. Прежде чем умереть, он отобразил на стенах историю Египта. Я не должен смотреть, иначе я поверю. Мне не следует знать».
По сторонам мерцал красный свет. Шаг за шагом, светильник за светильником. Вспышка света, мрак, свет, мрак, свет.
Огни манили, влекли, соблазняли. «Погляди на нас, — приказывали они. — Дерзни увидеть все».
Картарет следовал за молчаливым проводником.
«Посмотри!» — вспыхнули огни.
Глаза Картарета остекленели. В голове толчками билась кровь. Месмерический блеск огней источал гипнотическое очарование.
«Посмотри!»
Неужели этот громадный зал никогда не закончится? Нет, впереди еще тысячи шагов.
«Посмотри!» — взывали прыгающие огни.
Красные змеиные глаза во мраке подземелья; глаза искусителей, провозвестников черного знания.
«Гляди же! Познание! Мудрость!» — замигали огни. Огни пылали в разуме Картарета. Почему бы не глянуть — это ведь так легко? Зачем бояться?
— К чему бояться? — повторил вопрос смятенный разум. С каждой новой вспышкой огней страх отступал.
И наконец Картарет посмотрел на стены.
Текли безумные минуты. Он был не в силах произнести ни слова. Затем забормотал слабым голосом, слышимым лишь ему одному.
— Правда, — прошептал он. — Все это — правда.
Он глядел на высившуюся слева стену, утопавшую в красном сиянии. Бесконечный гобелен Байе*, высеченный в камне. Грубый рисунок был выполнен в черно-белых тонах и тем не менее выглядел пугающим. Он не напоминал ни привычные египетские фрески, ни фантастический и символический стиль обычных египетских иероглифов. Это и казалось самым ужасным: Нефрен-Ка был реалистом. Люди на его рисунках были людьми, здания — зданиями. Здесь была изображена неприкрытая явь, и видеть ее было жутко.
Ибо на том отрезке стены, куда Картарет, набравшись мужества, бросил взгляд, красовалось изображение битвы крестоносцев с сарацинами. Никакой ошибки быть не могло.
Крестоносцы тринадцатого века! Почти два тысячелетия миновали с тех пор, как Нефрен-Ка обратился в прах…
Рисунки были небольшими, однако живыми и яркими; они с необычайной легкостью змеились по стене, одна сцена перетекала в другую, словно художник работал непрерывно, не покладая рук. Казалось, он ни на миг не останавливался и в неустанном труде, в едином сверхъестественном порыве покрыл изображениями все стены гигантского зала.
Так оно и было. Единый сверхъестественный порыв!
Картарет больше не сомневался. Разум искал рациональное опровержение — но невозможно было поверить, что рисунки выполнили разные художники. То была работа одного человека. И эта неразрывная преемственность, безошибочная и жуткая последовательность, расчетливое отображение ключевых и важнейших этапов египетской истории, аккуратность и упорядоченность! Такое мог изобразить лишь гениальный историк — или пророк. Нефрен-Ка был наделен пророческим даром. А значит.
Ощущая растущий страх, Картарет брел вслед за проводником. Стена приковывала теперь его взгляд, как завораживающие глаза Медузы. Он шел, словно погружаясь в историю — историю и красный кошмар. Повсюду танцевали пылающие фигуры.
Он видел расцвет империи мамелюков, глядел на деспотов и тиранов Востока. Не все из увиденного было знакомо Картарету, ибо история хранила немало забытых страниц. Кроме того, почти на каждом шагу сцены менялись, и это сбивало его с толку. Один из рисунков, с вкраплениями александрийских придворных мотивов, изображал подземелье — очевидно, какие-то катакомбы под городом. Люди в длинных одеждах, странно походивших на одеяние проводника Картарета, беседовали с высоким белобородым человеком, чью грубо набросанную фигуру, казалось, окружала аура черной и мрачной силы.
— Людвиг Принн, — тихо сказал проводник, проследив за взглядом Картарета. — Он встречался с нашими жрецами, как вы знаете.
По непонятной причине изображение этого почти легендарного провидца взволновало Картарета сильнее, чем все встреченные до сих пор ужасы. Непринужденно включенный в процессию истории портрет печально известного чародея намекал на страшные вещи; Картарет словно прочитал в «Кто есть кто» сухую и прозаическую биографию Сатаны.
И тем не менее, пока они шли вперед, к все еще невидимой могиле Нефрен-Ка, капитан с неким болезненным любопытством не сводил глаз со стен. Проводник — жрец, теперь Картарет в этом не сомневался — молча шел впереди, но украдкой поглядывал на белого.
Капитан Картарет шел, как во сне. Только стены были явью — Стены Истины. Он видел восход и цветение Османской империи, глядел на неведомые сражения и забытых царей. Череда рисунков часто перемежалась сценами, изображавшими жрецов тайного культа Нефрен-Ка; в тревожном окружении катакомб и гробниц они предавались сомнительным занятиям и омерзительным удовольствиям. Кинолента времени разматывалась; капитан Картарет и его спутник шли вперед.
Стены Истины продолжали свое повествование.
На небольшом участке стены были изображены жрецы, ведущие человека в елизаветинском костюме по коридорам какого-то строения — похоже, пирамиды. Странное зрелище представлял собой этот галантный кавалер в изысканных одеждах среди руин древнего Египта; ужасно было видеть, словно наблюдая из-за угла, как один из жрецов, незаметно подкравшись, всадил в спину англичанина нож, когда тот склонился над саркофагом с мумией.