Кровь первая. Она

Она даже не заметила, как пролетело время, и он снова вернулся. Зорька затихла. Атаман прошёл, улёгся на лежак и как-то устало проговорил:

— Утренняя Заря, ну ка покажись.

Зорька встала. Она была спокойна. С каким-то полным безразличием вышла из-за занавески и предстала перед хозяином кибитки и только тут почувствовала всю несуразность своего наряда, одёргивая расползающиеся складки и пытаясь собрать их обратно.

— Да, — протянул он, — а что аровы платья тебе не понравились? Там же много красивых.

Он сел и с какой-то глубинной тоской разглядывал её ободранные коленки, сверкающие над красивыми светлыми сапожками. Зорьку вновь за горло схватила обида и опять захотелось разреветься, но сдержав накатывавшие на глаза слёзы, призналась:

— Я всё это не умею одевать, у меня не получается.

— Да, — задумчиво констатировал атаман, — как-то об этом я не подумал. Ладно. Что-нибудь придумаем.

Ободрил он её, резко вскакивая и доставая из-под лежака груду золотых украшений. У Зорьки аж в глазах засверкало. Столько золота она отродясь не видывала. И тут он её добил:

— Это тебе. Сейчас пришлю баб, они помогут одежду подобрать.

Для бедной девочки это был как раз тот самый рубеж, на котором она окончательно сдалась на милость победителю. Дальше пошёл радужный туман, звёздный фейерверк в глазах, полное непонимание того, что происходит вокруг. Бессонная ночь. Вымотавшие все силы переживания, глубина которых была такова, что она за всю жизнь столько не пережила, сколько за один день и ночь. Её голова от перегрузки, просто отключилась, заявив напоследок: «Всё! С меня хватит!». Она смутно помнила, что происходило дальше. Сначала она тупо перебирала и кажется даже любовалась золотыми прелестями. Затем явились две бабы. Ощупали её, раздели, золотые игрушки отобрали. По очереди перебирая тряпки в куче выуживали различные одеяния и прикладывали их к Зорьке то спереди, то сзади. Потом одна куда-то ушла. За ней пропала и другая. А Зорька, как стояла на одном месте, так и продолжала стоять, покачиваясь, как пьяная. В голове гул, в ушах звон, в глазах песок и слёзы. Ноги руки, как чужие. Ей ужасно хотелось спать, и она рухнула на лежак, на котором просидела всю ночь и заснула ещё до того, как коснулась ложа. Потом помнит сквозь сон, что её толкали, тормошили, кажется били по щекам, пытаясь привести в чувство. В конце концов её обрызгали водой, и она кое как выбралась из сна и то не полностью. Опять перед ней замельтешила баба. Одела её во что-то. Долго крутилась вокруг, то и дело дёргая и подтягивая в разных местах. Наконец, она усадила невесту на лежак и занялась её волосами, от чего Зорька опять уснула. Сидя. Тут же, по крайней мере так ей показалось, её опять сильно начали тормошить и брызгать в лицо водой. Она на этот раз, почему-то не сидела, а уже лежала. Встала и кажется проснулась. Её буквально выволокли из кибитки, накинули на голову большое покрывало, из-под которого были видны только собственные ноги, предварительно как-то хитро смотав на голове косу. Согнули руки в локтях. Тоже чем-то накрыли и куда-то повели. Находясь между сном и явью, она покорно семенила туда, куда её под обе руки вели сопровождающие, но услышав многоголосый гомон впереди, начала приходить в себя, полностью прогоняя сон. И когда до неё дошло куда её ведут и ужас предстоящего показа табуном пробежал по её позвоночнику, проснулась окончательно. Толи от осознания происходящего, толи от того что проснулась, ноги стали заплетаться и сгибаться в коленях, но её вели крепко под оба локтя. Вдруг, как-то резко, один локоть отпустили и человек его державший побежал вперёд. Зорька поняла это по удаляющимся от неё шагам. Вместе с пониманием, она чуть было не потеряла равновесие, с трудом удержавшись на ногах, лишь сильно качнувшись в сторону. С другой стороны, женский голос монотонно, на одной ноте зажурчал прямо в ухо:

— Тихо, тихо, тихо. Всё хорошо. Идём. Сейчас будет небольшой спуск. Смотри под ноги.

Зорька сильно наклонила голову вперёд. При этом втягивая грудь, так хоть что-то видела под ногами и мелкими шашками продолжала следовать куда ведут. Наконец, ведущая остановилась и заставила Зорьку развернуться. Она так и замерла сгорбившись, как и шла. Вокруг стояла полная тишина и это ужасно напрягало. Она с ужасом осознала, что закупорена с ног до головы и изрядно вспотела. По лбу поползла мокрая дорожка и Зорька уже привычно запаниковала. А тут ещё вдруг где-то совсем рядом спереди громыхнул громкий мужской голос. Чужой, незнакомый.

— Прежде чем мы увидим твоё лицо и примем решение достойна ли ты быть женой нашего атамана, ты должна ответить нам люб он тебе или нет. И не идёшь ли ты в жёны по силе или другому принуждению.

Зорька даже как-то мимо ушей пропустила эту тираду, лишь сначала вздрогнула от неожиданности громкого голоса. Она даже не думала о том, что этот вопрос адресован ей. Она была абсолютно уверена, что обращаются к кому-то другому и была занята лишь мыслями, как утереть намокшее лицо. Не будешь же махать руками. Громовой голос вновь заставил её вздрогнуть.

— Мы не слышим твоего ответа.

И тут в ухо зашипела рядом стоящая баба:

— Люб, люб, проснись, дура!

И только тут Зорька поняла, что опростоволосилась и то что спрашивали оказывается её! Она так быстро испугалась, что тут же заревела и сквозь слёзы торопливо прокричала:

— Люб, люб. Я сама хочу…

С неё медленно стянули покрывало и к лицу прикоснулся спасительный прохладный воздух. Руки, как-то сами собой, безвольно опустились, и она увидела перед собой огромную толпу молодых мужиков и пацанов. Все эти люди с восторгом и обожанием рассматривали именно её, маленькую, зарёванную и взмокшую Зорьку. Она не понимающе озиралась по сторонам, поражаясь такому большому количеству людей и в один прекрасный момент вдруг наткнулась на взгляд своего будущего мужа. Таким несчастным она его раньше никогда не видела. Непонятно почему, но ей его стало очень жалко, захотелось прижать его к себе, обнять. Зорька протянула к нему руки не то в надежде дотянуться, не то в попытке хоть на кого-нибудь опереться, чтоб не грохнуться прямо тут на траве. Голова кружилась. И она защебетала, всем своим видом и тоном прося поддержки:

— Я испугалась, прости меня, но я очень сильно испугалась. Я сейчас упаду…

В конце концов он подхватил её за руки и начал целовать, что-то шепча на ухо, но Зорька уже ничего не была в состоянии понять. Она лишь продолжала щебетать всё о том же.

— Прости. Я просто испугалась. Я сама хочу. Ты, правда мне люб.

Её рука скользнула по его мокрой, поросшей мелкой рыжей растительностью щеке. Лицо его оказалось очень горячим. Она не поняла толи у него жар, толи она окоченела.

Привёл её в чувство всё тот же громовой голос:

— Назови своё имя.

Жених тут же тихо подсказал:

— Скажи, как я тебя назвал.

Но Зорька уже собралась с мыслями и прекрасно поняла, что от неё требовалось. Она выпрямилась, стараясь успокоиться и твёрдым голосом произнесла:

— Утренняя Заря…

Все последующие дни проплыли в сказочном тумане. Счастье её было настолько велико, что она порой захлёбывалась им и теряла сознание. Он был милым, нежным, ласковым, дарил целый неизвестный для неё мир удовольствий и наслаждений. Зорька заболела этим мужем, сроднилась и срослась с ним душой и телом. Желание постоянно его видеть, слышать, ощущать было нестерпимым. Казалось, всего что у неё было, было мало, хотелось ещё и ещё. Она никак не могла надышаться, напиться, насытится. Поначалу они постоянно были вместе. Ласкались, ворковали. Она настолько доверилась ему, что, нисколько не смущаясь и не стесняясь открывала ему самые сокровенные свои тайны. И он, из грозного и страшного зверя, превратился в обыкновенного мальчишку и столь же откровенно доверял ей тайны свои. Когда он рассказывал о своём детстве, Зорька рыдала и ей было его так жалко, что хотелось сейчас и сразу отдать ему всю любовь и ласку, которой он был лишён практически всю свою жизнь. Все эти дни и ночи казались сном или полусном. Постоянные недосыпы и полное непонимание того, что сейчас день или ночь за стеной кибитки, привели Зорьку в странное, необъяснимое состояние на грани сна и яви. Она ни о чём, кроме него не хотела думать и ни о чём, кроме него не хотела знать. Зорька хотела только его, всего и сразу. Единственно о чём они никогда не говорили, это о её роде, маме и сёстрах с братьями. Эта тема сама по себе стала табу. В первую очередь для неё. Зорька просто решила отсечь всё прошлое, проведя невидимую черту и просто уверовала в то, что это было не с ней, а с какой-то другой Зорькой, которой просто больше нет. Теперь она стала другая. Теперь у неё началась новая жизнь. Она родилась заново. Она не знала сколько прошло ночей со дня свадьбы, потеряла счёт, хотя по правде сказать, считать она их даже не пыталась, но через какое-то время он стал всё чаще и на долго куда-то уходить, объясняя это тем, что он тут всё-таки атаман и у него много неотложных дел. И даже его отлучки она превращала исключительно в добродетель. Зорька очень гордилась тем, что он у неё такой важный и как бы ей не хотелось держать его при себе, всё же нехотя уступала его делам ватажным. Кроме повышения собственной гордости за себя, это обстоятельство давало ей ещё один неоспоримый плюс. Она начала высыпаться.