Снежана

— Ты прости меня, Петь, — сказал он. — Я был не прав. Но, понимаешь, полюбилась мне твоя кукла. Вот я и… Прости.

— Отлично. — Пётр Петрович направился в комнату, достал из шкафа Снежану.

— Ты что? — обеспокоился Николай Николаевич. — Я сейчас не могу. И не хочу.

— А я и не предлагаю сейчас.

Пётр Петрович завернул куклу в простыню.

— Дарю, — буркнул он опешившему соседу.

Катя приехала через два дня, утром. Пётр Петрович вертелся вокруг нее, словно петух, и только что не кукарекал от восторга.

— Какая ты… Совсем не изменилась! — воскликнул он, упоённо рассматривая свою первую юношескую любовь.

Они обнялись и долго-долго не хотели размыкать рук, пока не проголодались.

— А помнишь?..

— А помнишь?.. — Воспоминания, казалось, никогда не кончатся, но постепенно наступил вечер, они вдруг разом замолчали и посмотрели на кровать. Пётр Петрович покраснел, а Катя непринуждённо рассмеялась.

— Да, — сказала она, — я очень тебя хочу. И если ты не против…

— Я?! — Пётр Петрович подхватил Катю на руки и закружился с нею по комнате, с каждым пируэтом ловко приближаясь к кровати.

Они ласкали друг друга, как в юности — ненасытно, нежно, красиво. Казалось, что так было всегда, что не существовало двадцати лет разлуки, что не было в его жизни Маши, а в жизни Кати других мужчин. Он и она снова вместе, всё остальное не имело никакого значения.

Отдыхая, они лежали рядом, Пётр Петрович гладил её бёдра, плечи, грудь, с радостью впитывая ответную реакцию на каждое прикосновение.

Женщина! Настоящая, живая, милая. Всё, что делает мужчина в своей жизни, он делает ради женщины. Иногда абстрактной, чаще конкретной. И пусть силиконовый суррогат имеет более совершенные формы, всё равно, когда женщина любима, то даже маленькие недостатки её тела превращаются в трогательные достоинства.

— Спасибо тебе, — сказал он.

— За что?

— За то, что ты — такая живая.

Катя засмеялась. Она не поняла скрытого смысла, она вообще не поняла этих слов, но они были ей приятны.

На кухне зажёгся свет.

— Петя, ты дома?

Пётр Петрович охнул, и они с Катей разом спрятались под одеяло.

— Машка, — прошептал он.

— Что делать будем?

— Не знаю.

Маша прошла в комнату. Бросила связку ключей на стол.

— Я так и знала! — сказала она, увидев под одеялом два силуэта. — Бабник! Не успела я за порог…

— Целый год прошёл, как не успела, — подал голос Пётр Петрович.

— Да хоть три. Я, как дура, сорвалась, приехала не знаю зачем… Кто там у тебя? Покажись!

Катя откинула одеяло.

— А-а-а, Катерина! Ну, что я говорила? Бабник! Сначала тебе изменил со мной, теперь, наоборот. И как мы этого бабника делить будем?

— Я никуда отсюда не уйду, — сказала Катя. — Только если он сам попросит.

— И я не уйду. Он мой муж пока ещё, если я ничего не путаю.

— Только не подеритесь, — сказал Пётр Петрович.

Маша села на диван и закинула ногу на ногу, давая понять, что она здесь хозяйка.

Дверь распахнулась. Николай Николаевич ввалился в дом с завёрнутой в простыню Снежаной. Ошеломлённо оценив обстановку, попятился назад.

— Куда? — подскочила к нему Маша. — Кого принёс? Показывай! — Она отдёрнула край ткани, обнажив изящное бедро силиконовой нимфы. Охнула, шлёпнулась на стул. — Притон, — сказала утвердительно.

Сосед аккуратно уложил Снежану на диван, вытер ладонью вспотевшую лысину.

— Сломалась она, это… — с трудом выговорил он. — По гарантии надо, это…

— Ну, вы мужики, даёте! — хором сказали женщины.

Вот на этом мы и прервём историю о двух мужчинах, трёх женщинах, силиконовой кукле и наших заветных желаниях.

Как сложится жизнь героев рассказа дальше? Превратится ли водевиль в сказку или нагрянет серьёзная драма? И разрешится ли главный вопрос: исполнение желаний — благо или новые жизненные испытания? Недочитанная до конца история — это не всегда плохо. Ведь наше воображение склонно приукрашивать действительность. Не так ли?