Затерянные в Чарусах

— Ты тоже поешь, — сказал Валерий, но девушка мотнула головой, дав понять, что не хочет.

В горницу вошел Николай. Увидев Лиду, он помрачнел и затоптался в нерешительности, не зная, что говорить и что делать.

— Вы… уже завтракаете? А там Пелагия еду приготовила… Пойду я тогда, раз так…

— Может с нами? — предложил Валерий. — Заодно поговорим. У меня много вопросов.

— Вопросы никуда не денутся, в отличие от ответов, — изрек Николай уже в дверях. — А вообще приходи, коль надумаешь.

Лида сидела насупившись. Личико ее перестало сиять, губки недовольно сжались.

— Я тоже пойду. Надо клюкву просушить. Сом с Мисосом вчера в болота ходили — твои мешки искать. Один дед нашел, тут неподалеку, а второй Мисос только к вечеру притащил. Где-то за Читовыми топями ты его утерял. Это далеко отсюда.

— Как же он его разыскал? — удивился Валерий.

— Чутье у него какое-то. Говорят, он тонул не раз и всегда из трясины вылезать умудрялся. Всю жизнь его вроде бы знаю, а совсем человек чужой, непонятный. А ты ешь, ешь, я посуду попозже заберу…

Валерий остался один. Он перестал жевать, и все сидел, думал. Потом пододвинул мед и стал есть его ложкой, запивая большими глотками молока.

11.

Дверь скрипнула, и в горницу вошел новый посетитель. Бегло осмотрел стены, ухмыльнувшись, перекрестился на царя, зачем-то заглянул в печь и остановил взгляд на недоеденной картошке.

— Завтракаете? — спросил скрипуче. Тут же подсел к столу и уставился на Валерия придурковатым взглядом. При этом все его тело, от ступней до макушки, находилось в каком-то странном движении, нервно подрагивало, колыхалось. Лицо, заросшее неопрятной клочковатой бородой, было испещрено морщинами и рубцами. Зубы, кривые и желтые, торчали изо рта.

Валерий подтолкнул к нему миску с картошкой.

— Не люблю доедки, — отчеканил мужичок и перевел взгляд на туесок с медом.

Валерий протянул мед, но странный посетитель тут же стал коситься на сало.

— Будешь? — спросил Валерий.

— Невкусная еда, — сморщился гость.

— А какая вкусная?

— Ты — вкусный, но я уже завтракал, — сказал пришедший и перестал пялиться на еду.

— И кого же ты слопал? — спросил Валерий. Ситуация и потешала, и злила. Он не верил, что этот идиот смог бы одолеть его, заявись даже с топором. Очень хотелось дать непрошенному гостю в морду и вытолкать из дома, пиная ботинками в зад.

— Грибы кушал, — вздохнул мужичок.

— А хотелось бы человечинки?

— Не… не люблю. Они любят…

— Кто они?

— Все.

— Я кое-кого видел. Кто они. Оборотни или люди?

— Они — люди.

— А ты?

— Я?.. Не знаю кто я. Забыл.

— Ты можешь вывести из болот?

— Я?! — На миг показалось, что в глазах посетителя промелькнул смысл, но он тут же прикрыл их, словно задумавшись.

— Не-е. Я боюсь.

— Кого?

— Их.

— Кого именно?

— Их всех.

— И профессора?

— Не-е. Профессор хороший. У него квас вкусный.

— А Лиду?

— Лида добрая.

— А Сом?

— И Сом добрый.

— Кого же ты боишься?

— Всех. Пойду я… спать буду…

— Посиди немного. Поговорим. Собеседник ты, как я вижу, любопытный.

— Ну, говори, раз так.

— О Николае что скажешь?

— Николай болота любит, а Пелагия — дура. И блядь. Хы-хы.

— Вот как?

— Вот так.

— Много еще жителей в деревне?

— Много, только почти все cдохли давно. Души остались. Все знудят, знудят. Надоели.

— Меня интересуют живые.

— Прошка живой. Он сильный. У него топор. Василий да Герасим, но эти не здесь живут. Они не мешают.

— Так кого же из них ты боишься?

— Тебе надо бояться.

— Кого конкретно?

— Всех.

— Как это? Если каждый из них хороший.

— Хорошие, пока не вместе.

— Ничего не понимаю.

— Еще поймешь. Хы-хы. — Пришедший пустил слюну и, поблуждав глазами по стенам, стал пялиться на хозяина дома. То глядел ему в лоб, то в рот, быстро отдергивая глаза, как только натыкался на встречный взгляд. Некоторое время он изучал потолок, но, движимый каким-то неудержимым любопытством, опять начинал высматривать что-то в лице собеседника. Тому, в конце концов, это надоело и, не придумав ничего лучшего, он принялся передразнивать своего загадочного посетителя.

— Нехорошо так делать, — с обидой в голосе сказал мужичок.

— Почему? Тебе же можно.

— Понеже я — вроде как дурачок деревенский, а ты вроде бы как умный.

— Да нет, я тоже вроде как дурачок.

— А-а-а. Ну, тогда…

— Тогда можно?

— Валяй.

Они посмотрели друг на друга. И тут Валерий заметил, что гость его перестал подергиваться, причем это произошло тоже не просто, а как-то весьма необычно. Сначала перестали трястись его ступни, потом колени, поясница… — словно неведомая волна самообладания проходила сквозь его тело снизу вверх. Пришедший смотрел на пленника болот осмысленно и в упор, в то время как взгляд Валерия по-прежнему источал непонятную ему самому иронию.

— А я бы в баньке помылся, — заявил мужичок, опять начиная вихляться. — Воськи мы с Николаем грибы сеяли, а наднесь мешки искали. Дурак какой-то потерял. Покамест нашел, ажныть вспотел весь. Да и тяжелый… еле допер. Теперича помыться бы надо… невсутерпь прямо. Чешусь весь.

Валерий промолчал. Он не знал, что сказать, да и как себя вести с этим странным персонажем, страдающим отчетливым раздвоением, а то и растроением личности.

— Ты не топил ночью?

— Нет.

— Плохо, седни нельзя дымить — безветрие.

— Дед Сом позавчера топил, — поддержал разговор Валерий.

— Позавчера ветер был, но у них же вода остыла. И камни остыли. К Прошке пойду, может, он ночесь топил. Ночью и при безветрии можно. — Гость вскочил и, оттолкнув скамейку, поспешил к двери.

— Зовут-то тебя, как? — спросил Валерий.

— А… какая разница, — обернулся мужичок. — Я тебе все равно не друг, не товарищ. А ты — всем чужой. — Сказал и усмехнулся, вновь посмотрев на Валерия взглядом пристальным, совершенно осмысленным, изучающим, но каким-то остро недоброжелательным.

— Мисос, что ли? — спросил Валерий.

— Ну… Мисос. — Глаза посетителя опять поглупели, рот раскрылся, выпуская слюну. — Хы-хы-хы. А ты — Ва-ре-лий…

Гость ушел. Предстояло собрать посуду, помыть ее и отнести хозяевам. К тому же собственные мешки, особенно рюкзак, который мог еще ой как пригодиться, не давали Валерию покоя.

Дверь снова приоткрылась. Лицо Мисоса просунулось в щель. В глазах искрилась злая хитринка.

— Ты, этого, того, не вздумай! Прошка-то тебе быстро уши оттяпает. Будешь как Николай волосы растить. Чтоб кр-р-расоту спрятать. Хы-хы-хы.

Очень хотелось запустить в него чем-нибудь, но ничего подходящего под руку не подвернулось. Валерий замахнулся миской, и дверь тут же захлопнулась.

«Очередной придурок, — подумал хозяин дома беззлобно. — Но отношения с ним стоило бы наладить. Такой следопыт наверняка знает все пути-проходы».

12.

В доме деда Сома царило некоторое оживление. Лида перебирала клюкву на полу. Дед Сом сидел на лавке и внимательно изучал рюкзак. Рядом лежали: пакетик с солью, коробок спичек и носовой платок.

Валерий поставил на стол посуду.

— Спасибо за еду, — сказал он.

Старик не обратил на него внимания. Он кончил обшаривать кармашки рюкзака и взялся за сумку. Высыпал из нее клюкву на пол и стал расстегивать многочисленные молнии. Достал пустой полиэтиленовый пакет. Повертел его, помял, просмотрел на свет, подивился, отложил в сторону. Из другого кармана он извлек два завернутых в белую бумагу яблока и изумился находке. Понюхал, показал гостю, — вот, мол, какие бывают.

«Как это я про них забыл, клюквой питался», — подумал Валерий. Смотреть на забавляющегося Сома было не менее интересно, чем тому копаться в чужом имуществе.

Дед вытащил пустую пластмассовую бутыль из-под лимонада и застонал от избытка чувств: давил ее пальцами, крутил пробку, дивился легкости. Он забыл про Валерия, про Лидию и все вертел бутылку, время от времени восклицая: «Надо же! Стекло! Или не стекло? Тонкое, легкое и не ломается. Только хрустит». Набаловавшись, дед быстро обшарил остальные карманы. Нашел еще один коробок спичек — специальный, пропитанный парафином и положенный в сумку несколько лет назад. Убедившись, что все предметы извлечены на свет божий и более никаких открытий не последует, старик принялся перебирать находки. Спички с деловитым видом припрятал на полку, потом потрогал слегка помятые плоды.