Страница 22 из 40
И еще долго говорили они о друзьях, о скором наступлении, о политике.
Прошло три дня. Поступил в полки долгожданный приказ. 5 июня 1919 года в предрассветные сумерки вместе с другими бойцами полка вымахнул на бруствер окопа и красноармеец Леонид Вейншток.
— Вперед, товарищи! — бросил он клич. — За Ленина! За нашу революцию!
30-я дивизия включилась в общее могучее контрнаступление Восточного фронта. Правда, первые победы нельзя было назвать громкими и значительными. За день боев полки пробивались вперед верст на десять-пятнадцать, и к исходу суток в донесениях назывались освобожденными такие деревушки и села, которые в штабах фронта и армии с трудом отыскивали на оперативных картах.
С 10 июня все пошло по-иному. Войска Северной группы узнали о новом блестящем успехе бойцов Фрунзе — о геройском форсировании ими Белой и об изгнании колчаковцев из Уфы. На это полки 3-й армии ответили освобождением Глазова и стремительным продвижением вперед по вятским полям и удмуртским лесам. Пять долгих месяцев понадобилось колчаковцам, чтобы пробиться от Камы на двести-триста верст к западу. Обратный путь они проделали куда быстрей.
В двадцатых числах июня передовые части советских дивизий уже вышли на правый берег Камы на всем ее среднем течении. Бойцам Калмыкова выпала честь во второй раз принести свободу Нытве.
После трех недель непрерывных наступательных боев полк был выведен в бригадный резерв. Появилась возможность дать отдых и людям и себе. Все в этот раз в Нытве радовало Михаила Васильевича. Улицы поселка старинного уральского завода удивительно напоминали ему первое лето в Богоявленске. Та же буйная зелень, та же мирная тишь, от которой, казалось, отвык уже навсегда.
Но вот на глаза попался большой директорский дом, в котором зимой квартировал штаб 3-й бригады, и живо представилось, как однажды подкатили к нему в кошеве Блюхер и начальник штаба дивизии. Василий Константинович приехал тогда прощаться: он уже получил назначение на работу в штаб армии. Командиры собрали немудреный обед. Тосты произносились с поднятыми стаканами морковного чая.
А теперь уже нет Ивана Степановича Павлищева, нет и других близких боевых друзей. В самом начале наступления геройски погиб питерский коммунист Леонид Вейншток. А через несколько дней под Дебессами разорвавшийся неприятельский снаряд оборвал жизнь Федора Ландграфа. Найдешь ли когда еще такого одаренного помощника и верного товарища? И кто будет следующий, ведь сейчас не поставишь последней точки в списке тяжелых утрат. Сколько их будет там, впереди, — задумался командир, глядя за реку. — Не только Урал, но и всю Сибирь еще надо отвоевать…
— Михаил Васильевич, пора митинг открывать, — голос комиссара Евдокимова вывел Калмыкова из задумчивости.
После приветственной речи военкома, обращенной к местным жителям, слово взял старый рабочий:
— Мои товарищи по заводу, все наши семьи благодарны вам, бойцы и командиры, за освобождение нас от озверелых врагов. Земной поклон вам. Передайте наше рабочее спасибо товарищу Ленину за его правильную борьбу и скажите ему: нытвенцы готовы помочь республике и Красной Армии — всем.
С ответом выступил Калмыков:
— Глубоко признательны вам, друзья, за доброе слово и за готовность к всемерной помощи. Поднимайте первым делом к жизни завод и начинайте быстрее работать на оборону республики. А когда нам ваша подмога потребуется, позовем и с радостью примем в свои ряды.
Праздничный вечер закончился спектаклем для местного населения и красноармейцев, который поставили самодеятельные артисты, руководимые неугомонной Дуней Шойхет.
1 июля 1919 года бойцов и командиров 3-й армии приветствовал Владимир Ильич Ленин:
«Поздравляю геройские красные войска, взявшие Пермь и Кунгур. Горячий привет освободителям Урала. Во что бы то ни стало надо довести это дело быстро до полного конца»[36].
Наступление советских войск развернулось с новою силой и обрело невиданную дотоле стремительность. В день получения ленинской телеграммы полк Калмыкова на пароходах переправился через Каму, но с противником встретился только месяц спустя.
Случилось это уже за семьсот с лишним верст от Нытвы близ далекого зауральского села Першинского. К тому времени красные стяги поднялись уже над Златоустом и Екатеринбургом, Челябинском и Шадринском. Со дня на день советским должен был стать и Курган. На восток теперь вел один-единственный великий сибирский железнодорожный путь. На нем и встретились передовые части 3-й и 5-й армий.
Настало время подвести итог. Удмуртия и Башкирия, все уральские земли от Камы и Белой очищены от врагов. Бойцы Восточного фронта в своем письме-рапорте В. И. Ленину доложили об этом так:
«Дорогой товарищ и испытанный верный наш вождь! Ты приказал взять Урал к зиме. Мы исполнили твой боевой приказ. Урал наш. Мы идем теперь в Сибирь… Больше Урал не перейдет в руки врагов Советской Республики. Мы заявляем это во всеуслышание. Урал с крестьянскими хлебородными местами и с заводами, на которых работают рабочие, должен быть рабоче-крестьянским»[37].
Сибирь, однако, не распахнула сразу свои ворота. На рубеже Тобола пришлось задержаться почти на два месяца. В сентябре Колчак бросился в судорожное контрнаступление, рассчитывая во что бы то ни стало взять реванш за поражение на Урале. Началась знаменитая «тобольская кадриль». В один день противник отходил, и красные полки преследовали его, на другой — отступали уже наши под неожиданно возросшим натиском колчаковцев. И так несколько недель подряд. Бои были на редкость изнурительными и кровопролитными. Из дивизий двух армий, сражавшихся тогда на Тоболе, только полки 30-й смогли от начала до конца удержать за собой активные боевые плацдармы на восточном берегу реки. Это стоило сотен и сотен жизней героев-уральцев.
Непрерывные бои и отсутствие подвоза породили в частях дивизии патронный голод. Когда дело касалось боеприпасов, Калмыков всегда был прижимист. Не давал лишку в батальоны, а докладывая о наличии боеприпасов, безбожно прибеднялся. Ловчить приходилось не от хорошей жизни, но только так и удавалось иметь кой-какой запас на черный день.
На Тоболе и эта «копилка» быстро иссякла. Пришлось выдавать в день по 10—20 патронов на стрелка и по сотне на пулеметы. Не лучше было положение и в полковой артиллерии.
Новый начальник дивизии Е. Н. Сергеев[38] был засыпан заявками на боеприпасы. Удовлетворить их не было возможности, и тогда начдив решился огласить в приказе всем командирам полков такое сообщение начальника артиллерийского снабжения Восточного фронта:
«Каждые три дня дают одни миллион патронов, который мы высылаем по очереди каждой армии фронта. Отсюда видите, что очередь вашей армии наступает через 9—10 дней… Причем предупреждаю, что каждую партию патронов назначает сам Реввоенсовет Востфронта в зависимости от боевой обстановки, а поэтому гарантировать аккуратную высылку даже по очереди не могу. Выход один: нужны героические меры сокращения расходов огнеприпасов… Необходимо собирать гильзы, отобрать максимум патронов у тыловых команд, умело распределять их между полками, строго следить за дисциплиной огня…»
— Положение аховое. Так трудно не было даже в партизанском походе, — заключил Калмыков после ознакомления с приказом. — Но не дают нам значит на других фронтах обстановка труднее. Ведь сама Москва сейчас на осадном положении — деникинцы к Туле вырвались. Надо крепиться, на штыки да на руки свои больше рассчитывать.
Осенью 1919 года главным фронтом страны стал Южный фронт, все силы республики были брошены на борьбу с Деникиным. Но не снималась и задача скорейшей ликвидации колчаковской армии. А помощь? Лишь на один рабочий Урал могли рассчитывать части Восточного фронта, и только что воссозданные партийные, советские и военные организации уральского края оказали ее с фантастической быстротой.
36
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 3.
37
Красный стрелок, 1919, 9 авг.
38
Е. Н. Сергеев вступил в командование 30-й дивизией в июле 1919 года после того, как Н. Д. Каширин был назначен на должность коменданта Оренбургского укрепленного района.