Страница 11 из 40
Форсировав Сим, партизаны Блюхера, как могучий поток, размывший плотину, разлились по башкирской равнине и устремились неудержимой волною к стальному полотну Самаро-Златоустовской дороги. Прорыв через нее должен быть одновременным на участке протяженностью в сорок с лишним верст. Так замыслил главком.
Пять мощных отрядов вел за собой Блюхер, но для решающего штурма выбрал ударную тройку. Верхнеуральцы Ивана Каширина должны нанести главный удар, нацеливая его из деревни Алаторка на станцию Иглино. Уральцам Ивана Павлищева наступать правее, брать разъезд Чуваши и деревню Кубово-Чувашскую. Архангельцам Владимира Данберга занимать село Ново-Троицкое, разъезд Кудеевку и разрушать линию к востоку от него.
Резерв левофланговой группы — троичане Николая Томина. Калмыкову предстояло обеспечить надежность тыла Павлищева и Данберга.
За ночь богоявленцы отмерили верст тридцать. Переход от Бердиной Поляны в Кольтовку протекал в обстановке свободного марша. Впервые за все время похода не гремела пальба.
К вечеру 28 августа все партизанские части сосредоточились в исходных районах. На стоянках задымились костры. Повара потчевали бойцов мясными щами, круто сваренной, приправленной салом кашей, хлеба дали по полкраюхи на брата, а к чаю даже и липового меда.
Михаил Васильевич, как всегда, сел за поздний обед вместе со всеми, кто был в тот момент в штабе. Когда посредине появился большой чугунок щей, командир довольно расправил усы и проговорил:
— Сегодня, видать, незваный разливальщик не пожалует.
Шутка вызвала общий смех. Вчера ж было не до смеха. Едва сели вот так же за стол, невесть откуда плюхнулась шрапнель и разорвалась во щах. Чугунок, разумеется, на части, щи напрочь. Хорошо еще осколками никого не задело.
На общем построении командир довел очередной приказ главкома.
— Боевикам и командному составу приложить все усилия для выполнения задачи по прорыву, — торжественно громко читал Калмыков. — Помните, товарищи, неудача поставит нас в безвыходное положение. Успех и только успех сулит нам выход из окружения и возможность скорого соединения с Красной Армией.
Сопоставив все данные разведки, главный штаб вполне точно определил, где проходит линия красного фронта, и объявил бойцам, что конечным пунктом их похода по вражеским тылам, по всей вероятности, окажется район между городами Красноуфимском и Кунгуром, где сейчас держат упорную оборону регулярные части Красной Армии.
Беседы перед сном надолго не затянулись. Надо было хорошо выспаться. Как знать, когда еще выпадет такая большая передышка. Калмыков по привычке поднялся на рассвете. В душе он завидовал командирам ударных отрядов. Они, конечно, уже привели свои полки в движение. Связался с главным штабом. Пока ничего утешительного. С трудом пробиваются вперед архангельцы. Далеко еще до главного рубежа атаки и уральцам Павлищева, а у Ивана Каширина начало вообще получилось никудышным. Из-за недисциплинированности одного из батальонов нарушились все планы. Белочехи, стоявшие в Алаторке, завладели инициативой и погнали каширинцев вспять.
Опустив с тяжелым сердцем трубку на деревянную коробку полевого телефона, Михаил Васильевич тут же приказал Ковшову привести полк в полную боевую готовность.
Однако идти на выручку верхнеуральцам не пришлось. При очередном разговоре Блюхер сообщил, что Каширин перешел в наступление, первым вырвался к стальному полотну, перерезал его и занял станцию Иглино. Конная группа Федора Вандышева сразу же помчалась на запад, к станции Шакша.
— Я поддерживаю этот удар, — сообщил главком, — Томин высылает для усиления батальон 17-го Уральского полка и две сотни разинцев.
— Может и мне чем помочь? От Шакши ведь до Уфы рукой подать.
— Общий замысел не меняется. На Уфу никто не пойдет, ограничимся лишь демонстрацией.
К полудню добрые вести пришли от Павлищева и Данберга. Уральцы выбили противника из Ново-Кубово и полностью очистили железнодорожную линию от будки № 253 до разъезда Чуваши.
Веским был и доклад командира архангельцев: «Село Ново-Троицкое и разъезд Кудеевка взяты. К востоку от разъезда разрушено два моста. Подход вражеских эшелонов со стороны Златоуста невозможен».
— А как у вас? — обратился к Калмыкову главком.
— Прочесали дозорами весь берег Сима и опять никого.
— И что, не рады? — спросил Блюхер и уведомил, — отсюда, из Михайловки, больше ничего не ждите. Даю приказ на перемещение штаба в Иглино.
Но не прошло и получаса, как вновь зазуммерил телефон.
— Выехать пока не сумели, — взволнованно проговорил начальник оперативного отдела Голубых. — Обстановка изменилась. Белые сбили заслоны троичан в Калтыманово, приближаются к Михайловке. Блюхер лично организует отпор. Вам приказано срочно передвинуться в починок Блохинский.
Полк Калмыкова без промедлений перешел на новое место и был готов с ходу ударить по тылам западной группировки противника, но надобность в этом уже отпала. Пока Блюхер с пехотинцами 17-го Уральского полка налаживал оборону на юго-западной окраине Михайловки, командир Троицкого отряда Томин сам слетал в полк имени Степана Разина, поднял красных казаков и повел их в стремительную контратаку.
Около сотни белогвардейцев пало под клинками разинцев, остальные разбежались. Схоронившихся в перелесках да в суслонах сжатого хлеба переловили. Уйти смогли лишь самые прыткие. Главком приказал не преследовать их: пусть бегут себе до Уфы — больше паники будет в ней.
Из всех дней похода 29 августа был самым боевым и самым результативным. Партизаны взломали неприятельский фронт на многоверстном участке Самаро-Златоустовской дороги от Шакши до Кудеевки. Белогвардейская Уфа лишилась всякой связи со своими восточными гарнизонами и пребывала в шоковом состоянии. Этот успех открывал армии Блюхера ворота к дальнейшим победам. Бойцы Михаила Калмыкова вместе со всеми радовались крупной боевой удаче. Правда, в тот день они не провели ни одной атаки, не сделали даже ни единого выстрела по врагам. Но не все ведь дается в открытом бою.
Белоказаки Колесникова устрашились самого присутствия красноусольцев на правом берегу Сима и не рискнули, несмотря на все грозные приказы высшего командования, переправиться через реку следом за ними, под их огонь и штыки. Это дало партизанам лишь один фронт борьбы, что и ускорило решение труднейшей задачи прорыва через железную дорогу.
За стальным полотном партизанская армия разделилась на две группы. Двигались они разными дорогами, но в одном направлении — к деревням, расположенным на восточном берегу реки Уфы. Из района Тавтиманово-Чуваши через Сейт-Баево и Старо-Кулево спешили к Красной Горке Уральский отряд и Архангельский полк. Сюда же из Иглино через Немислярово следовали Троицкий, Верхнеуральский отряды и Богоявленский полк.
Главком требовал предельной скорости маршей, торопил и торопил командиров, но вскоре и сам понял — все усилия тщетны. Налетела с севера свинцовая хмурь, и пошел хлестать ледяной дождь. Поползла земля — глина, навесила на ноги пудовые гири, навязала свои черепашьи темпы.
Враг, в страхе ждавший осады Уфы, пришел в себя, пустился в преследование, нагнал армию и обложил ее со всех четырех сторон. На крохотном Красногорском плацдарме партизаны оказались в кольце тринадцати белогвардейских полков и отдельных отрядов. С юга и юго-востока тремя колоннами наступали части полковника Моисеева и войскового старшины Старикова. С запада наседали «все свободные силы уфимского гарнизона». На севере ощетинилась штыками бирская, самая сильная белогвардейская группировка, противостоять которой пока мог лишь Уральский отряд Ивана Павлищева. Он один успел переправиться через быструю и широкую реку Уфу. Все остальные полки партизан заняли круговую оборону на восточном берегу.
Бои шли тяжелые. Командующий Уральским белогвардейским корпусом признался после в том, что арьергарды красных проявили особое упорство. Враг теснил части Троицкого отряда, Богоявленский и Архангельский полки ближе и ближе к Красной Горке. По всему чувствовалось, что белые генералы решили повторить неудавшийся симский вариант: сбросить партизан на воду и добить их на плаву.