Страница 2 из 14
– Это все с дачи, – сказала Света. – Родители надоели уже с этой дачей. Мало того, что сами там каждые выходные торчат, так еще и меня заставляют… А тебя?
– У нас нет дачи.
– Что, серьезно? И участка вообще никакого?
– Нет, мама этим не занимается…
– А отец?
– Он с нами не живет.
Света кивнула, взяла квадратную пачку чая с надорванным краем, насыпала в две чашки.
– Ничего, что прямо в чашке, а не в заварнике?
Валера пожал плечами.
Окно выходило во двор. Тетка в халате развешивала белье на веревках, привязанных к деревьям и ограде газовых баллонов. Дед в шляпе сидел на лавочке у подъезда, опираясь на трость, и курил сигарету без фильтра. Два пацана с игрушечными пистолетами гнались друг за другом.
Света взяла с плиты чайник, налила в чашки кипяток, пододвинула к Валере начатую пачку печенья «К чаю».
– Странно, что ты не поступил, – сказала он. – Ты ж, вроде, неплохо учился, да? Без троек?
Валера кивнул.
– А Рудинский наш вообще ничего не делал весь девятый класс и десятый, а смотри – поступил. И что ты теперь будешь делать?
– Закончу хабзу, а там будет видно… Может, на будущий год опять буду поступать…
– А я вообще никуда поступать не хотела. Я УПК закончила на продавца промтоваров и хотела пойти работать. В универмаг, конечно, попробуй устройся, но, может, родители бы помогли… А там – ну, ты сам понимаешь – дефицит всякий, хоть одеться можно нормально. А то они подарили мне к поступлению – «лакосту» и «пирамиды». Это все уже скоро будет немодно… Но нет, они мне – поступай обязательно в институт, сейчас без высшего образования – никуда… Пошли, телевизор посмотрим?
Света нажала на кнопку «Горизонта». Появился звук, потом – изображение. Шли новости. «Десятки тысяч немцев вышли на улицы, чтобы отпраздновать объединение Германии», – говорил диктор. На экране мелькали улыбающиеся лица.
Света подошла к дивану, села рядом с Валерой. Он положил ей руку на плечи. Она сбросила ее.
– Не надо…
Валера придвинулся ближе, повернулся, схватил ее руками за оба плеча, повалил на диван, лег сверху.
– Что ты делаешь? Я же сказала – не надо… Ты что, не понимаешь русского языка? Не надо!..
Света молотила Валеру кулаками по спине, старалась вылезти из-под него. Он расстегнул ее джинсы, потащил вниз, вместе с трусами.
– Перестань сейчас же! Я милицию вызову! Ты что – вообще? Кому сказала…
Света замолчала, перестала вырываться. Валера расстегнул свои джинсы, стянул с задницы. На экране телевизора самолеты взлетали с палубы авианосца. «НАТО наращивает свое присутствие в Персидском заливе, – говорил диктор. – Нападение Ирака на Кувейт…»
Валера поднялся с дивана, застегнул джинсы.
– Курить будешь?
Света покачала головой, накрылась соскользнувшим со спинки дивана покрывалом. Валера подошел к вешалке, взял в кармане куртки пачку сигарет и спички, прикурил, подошел к окну. Внизу экскаватор копал траншею. Он поднес ковш к куче свежей коричневой земли, опрокинул.
Валера вышел из троллейбуса, повернул к универмагу. Тетка в засаленном белом халате продавала беляши. У ее ног на асфальте стояла большая алюминиевая кастрюля. Валера порылся в карманах, набрал мелочи, сунул тетке.
– Один.
Она бросила монетки в карман, оторвала от рулона кусок оберточной бумаги, сняла крышку кастрюли, достала беляш, протянула Валере.
– Что, тоже любишь собачье мясо? – сказал дед в темно зеленом плаще. – Они их жарят возле нашего дома, собачьи головы постоянно валяются…
– Иди отсюда, чмо сраное! – крикнула продавщица. – А то счас дам по мозгам – не встанешь!
Валера отошел, начал жевать беляш.
Около универмага, у бокового входа толпился народ. Валера бросил под ноги бумажку от беляша, подошел поближе.
– Что там дают, не знаете? – спросил он у дядьки в коричневой куртке.
– Пуловеры какие-то, но, вроде, не очень. Польские, что ли…
Валера стоял у афиши кинотеатра «Октябрь». Фильм назывался «Короткий фильм о любви». Он посмотрел на часы, стал подниматься по ступенькам ко входу.
В фойе было пусто. Валера подошел к буфету, вынул из кармана рубль.
– Мороженое.
Буфетчица кивнула, достала из холодильника вафельный стаканчик. Валера снял приклеенную сверху круглую бумажку, бросил в урну.
Валера, Лёдя и Пыр сидели на остановке, пили жигулевское пиво из бутылок с желтыми этикетками.
– Не, я жидов вообще ненавижу. – Лёдя поставил бутылку на заплеванный асфальт под ногами, вынул из пачки «Столичных» сигарету. Пыр потянулся к пачке, Лёдя спрятал ее в карман. Валера достал из кармана такую же, взял себе сигарету и дал одну Пыру. Все закурили.
– Ну, хули вы молчите? – Лёдя затянулся, взял бутылку, сделал глоток. – Хули вы, бля, молчите? Я им говорю, что жидов надо давить, а им, типа, насрать.
Валера поднял глаза, посмотрел на Лёдю.
– Что, типа, я херню говорю? Правильно их Гитлер давил. И вообще, все это – пиздеж, что нам про Гитлера говорят. Концлагеря там… У него концлагеря были только для жидов. А все нормальные люди жили хорошо. Лучше бы мы под Гитлером жили, чем под коммунистами. Мне дед рассказывал – его взяли в плен. Подержали три недели, потом выпустили, дали работу – заведующим офицерской столовой. Марки платили, прикиньте? А немка одна – жена там какого-то их начальника, давала ему и потом подарила кольцо золотое, прикиньте? А нам говорят – Гитлер плохой, хуе‑мое. Счас и про Ленина говорят столько всего, а раньше молились, бля, на него, долбоёба…
Лёдя одним глотком допил пиво.
– Ну че, пошли погуляем?
Валера пожал плечами. Парни поднялись с лавки, поставили пустые бутылки на асфальт. Там уже стояло несколько. Одна упала, звякнула, покатилась.
– Зря ты, Шуня, бросил футбол, – сказал Лёдя.
Парни шли по пустынной неасфальтированной улице в частном секторе. Фонарь освещал телефонную будку с оторванным проводом.
– Ну, бросил – и бросил. Что сейчас про это говорить? – сказал Валера.
– Как это – что говорить? Играл бы сейчас в «Днепре». Знаешь, сколько они получают? Тысяча в месяц – зарплата, за победу – еще пятьсот каждому, за победу в гостях – восемьсот, за ничью в гостях – триста? Ты прикинь, неплохо, да? Ну и форма там, «адидасы», само собой… Надо это, купить себе «кроссы». Футболисты, конечно, не сдают – им это не надо. А со спортинтернта – там легкоатлеты всякие, если в карты продуют, то чтоб долг отдать, могут новые «адидасы» за сотню сдать. Ты прикинь – «адидасы» за сотню?
Улица упиралась в насыпь железной дороги. Два последних фонаря не горели. Еле светилось окно в крайнем деревянном доме. У калитки лежали распиленные поленья.
Навстречу парням от железной дороги шел мужик в куртке и вытертых джинсах, с сумкой через плечо. Он посмотрел на парней.
– Э, ну и чё вы ходите тут, а? – Мужик остановился. – Ищите, где что украсть, да?
– А какое пизде дело? – Лёдя глянул на него. – И кто ты вообще такой, а?
– Не понял… Я что, тебе должен отчитываться? Это ты мне скажи, кто ты такой, ясно? Чтобы мне всякое там говно мелкое…
– Повтори, что ты сказал, ну-ка!
Мужик сделал два шага к парням. Он был невысокого роста, но плотный, лет тридцать – тридцать пять.
Лёдя посмотрел на него, улыбаясь.
– Что, борзый, скажешь? – Мужик посмотрел ему прямо в глаза.
– А если и борзый, то что? Что, может, выскочим?
– Это ты мне предлагаешь?
– Да, тебе, а кому еще?
Мужик осклабился, покачал головой.
– Что, сцышь?
– Это ты, может, сцышь.
Мужик снял с плеча сумку, повесил на забор. Лёдя посмотрел на него, улыбнулся. Мужик резко ударил Лёдю локтем под дых. Лёдя присел. Мужик со всей силы ударил его ботинком в лицо. Лёдя отлетел к забору.