Страница 153 из 164
— Все в поря… — начал говорить воин.
Более не придавленная телами, женщина рванулась вперёд.
Прежде, чем она успела ударить, Ба’кен перехватил её кисть. Ногти на пальцах были больше похожи на когти. Она зарычала, обнажив черные маслянистые зубы с почерневшими дёснами. То был страх или же инстинкты выживания, что подвигли женщину атаковать Саламандра.
— Спокойно, — Ба’кену приходилось прикладывать усилия, чтобы бороться с её напором. В другое время он бы даже не заметил её сопротивления, но сейчас её направляла яростная воля к жизни. Другой рукой она стремилась достать горло Ба’кена, но он отклонил этот рывок предплечьем.
— Успокойся, — предупредил он её, — не заставляй меня причинять тебе боль.
Боковым зрением он заметил нечто поднимающееся из огромного костра. И ещё. И ещё. Они двигались медленно, неуклюже. Ба’кен различал звук костей, возвращающихся в суставы. Через мгновение он понял, что старик искалечил их всех. Их вопли и боль — вот почему он пронзил собственные барабанные перепонки — чтобы не слышать страданий, причиненных своим же соплеменникам.
Кисть женщины выгнулась в хватке Ба’кена. Лишь сейчас он понял, что не чувствует в её руке пульс.
Резкая вспышка молнии прорезала небо рваной раной, осветив вспышкой поселение и внутренности жилищ. Это было подобно фотонному разряду, что разрисовал помещение и всё, что в ней находится, в алый цвет крови.
Семеро стояли на ногах. Пятеро мужчин и две женщины, но тела их были настолько изувечены, что невозможно было сказать наверняка.
Отбросив первую женщину, Ба’кен принял защитную стойку, осознав, что предполагаемые жертвы были прямой угрозой. Она упала, перекатившись через несколько тел, но за эти несколько секунд поднялись ещё шестеро.
— Милостивый примарх… — выдохнул Ба’кен.
Пожилой мужчина бросился к риггеру, пронзительно выкрикивая единственное слово:
— Сенгни!
С языка орду — диалекта Ноктюрна, что использовали игнейцы — это можно было отдаленно перевести как "восставшие".
В этом месте не осталось живых, лишь мертвые. Но мертвые не могли оживать, по крайней мере, не такими, как были при жизни. Таков был закон Круга Огня.
Никто не возвращался…
Но игнейцы восстали, и сейчас они окружали Ба’кена.
Воин достал молот из-за спины, насчитывая почти три десятка восставших.
Но они поднимались один за другим, всё больше и больше.
Первый его удар сломал ключицу. Челюсти сомкнулись с громким стуком, когда молот пробил кости и мясо. Выбитые зубы брызнули вперемешку с фонтаном костей. От разорванной щеки остались лишь лоскуты плоти. Переломилась нога, встретившись с молотом, описывающим низкую дугу, близясь к завершению своей смертоносной параболической траектории.
Один удар. Всего один. Но шестеро были повержены, покрытые кровью и изломанные.
Ба’кен оглядел оставшихся. Тридцать превратились в пятьдесят.
И они продолжали подниматься…
— Давайте! — взревел воин.
Мертвецы окружили его. Ба’кен не смог бы противостоять всем им одновременно. Они кололи, кусались, резали когтями и всем, что было в их изуродованных руках. Те шестеро, которых Ба’кен считал наконец умерщвленными, вновь поднялись, когда их кости соединились, хотя плоть так и осталась растерзанной атаками Саламандра.
Захлёстнутый волной тел, Ба’кен остановился на коротких, экономящих силы, ударах. Он использовал рукоять молота как посох, держась за оба конца и вкладывая в удары силу мышц спины и плеч. Ба’кен использовал навершие молота как таран, совершая им быстрые выпады. Он ударил одного из сенгни в голову и увидел, как она дернулась назад, словно в неё выстрелили. Но мертвеца это не остановило. Ничто их не останавливало. Однажды сенгни уже умерли, и вновь умирать они не собирались. У них не было страха, не было инстинктов самосохранения. Такие противники лишь насмехались над обычными методами боя.
Их поглотила ярость, слепое желание добраться до крови и костей того, кто стоял среди них. Какая бы инфекция не поразила их, Ба’кен обладал иммунитетом к ней благодаря своей усовершенствованной физиологии. У игнейцев такой защиты не было.
Стойко перенося все мелкие ранения, Ба’кен размозжил голову мертвеца молотом, и в тот же миг послышался низкий рокот двигателя риггера.
Слабые лучи галогеновых прожекторов боролись со мглой, упавшей за пределами кольца дыма с закатом солнца.
Ба’кен надеялся, что старик собирается спасаться, но тот вёл риггер прямо в купол.
Скаут вспомнил о девочке. Она всё еще была в риггере. Звук мотора перерос в грохот.
— Нет! — слово прозвучало мольбой, словно единственной, кого хотел спасти из этого кошмара Ба’кен, была девочка. Но старик ни о чем не знал. Он видел лишь невыполненный священный долг и собирался пожертвовать собой ради этого.
Ба’кена залило светом, когда риггер приблизился ко входу в купол. Оставив молот погруженным в раздробленный череп восставшего, он извлёк болт-пистолет из кобуры и выпустил несколько снарядов. Но прицел ему сбил напор толпы мертвецов, и потому первый выстрел переломил пополам туловище сенгни. Второй заряд буквально испарил голову восставшего. Третий ушел в бронированный корпус, окружавший двигатель риггера, и в этот момент оружие было выбито из руки Ба’кена.
Нужно было быстро соображать: у него остался лишь нож. Воин не мог уничтожить их всех, ведь сенгни были сильны и не ослабляли давление ни на миг. Тем не менее, они не были чем-то больше, чем кожа да кости.
Пригнувшись, Ба’кен начал проламываться сквозь толпу мертвецов, словно бык-заурох. Он чувствовал, как ломаются скелеты восставших и раздражающее покалывание в ранах, что сенгни оставляли взамен. Он смог прорваться сквозь орду мертвых и, наконец, добравшись до риггера, ударил по передней части кабины. Металл вогнулся, запечатлев форму сжатого кулака Ба’кена.
Взревев, он вложил всю дарованную ему Императором мощь в сопротивление движущей силе двигателя, и в тот же момент ощутил, как в болезненной агонии напряглись мышцы его конечностей. Ботинки его чертили борозды в песке, пока он не нашел подходящий угол для того, чтобы удерживать риггер.
Град ударов посыпался на спину, плечи и шею Ба’кена. Сенгни рвали когтями незащищенную плоть на его руках и ногах, создавая всё большее наследие в истории шрамов воина.
Удерживание машины истощало силы. К удаче скаута, двигатель затих, и через несколько мгновений старик выбрался из кабины. У него был нож, но на нём не было крови, а Ба’кен до сих пор не видел и намека на присутствие девочки. Скоро выпрыгнув из кабины, старик начал перерезать топливные насосы риггера. Толстая резина усложнила ему задачу, но он смог прорезать шланг, из которого начала вытекать солоноватая жидкость. Стая мертвецов добралась до игнейца, когда он тянулся за воспламенителем.
Саламандр их больше не интересовал — их ярость выплеснулась за пределы купола. К чести старика, тот не произнес ни звука, когда сенгни разрывали его на части. Это было последним, что увидел Ба’кен, прежде чем его тоже повалили на землю.
— Дитя! — зарычал он, пробивая себе путь наверх, сквозь орду восставших. Инстинкты взяли верх, и воин ломал кости и разбивал черепа в неистовом порыве. Вокруг него образовалось кольцо из останков и частей тел, пока он сражался. Ба’кен упал на колени и, отбросив леденящее ощущение погружения в бездонную трясину пепла в этом царстве мертвых, он обнажил нож и вызывающе взревел.
Ответом ему стал сухой шорох костей проклятых.
— Пусть мне придется разорвать каждого из вас… — поклялся Ба’кен, хоть и знал, что начинает уставать.
Позади полчищ восставших, сквозь прорехи в их нестройных и изувеченных рядах, он увидел тех, что не поднялись. Не сенгни, а мертвые игнейцы. От их тел остались лишь тлеющие на воздухе скелеты.
Она успокоилась, когда Ба’кен сжёг тела. Девочка знала о заразе, что поглотила её народ, знала, что её отца и мать уже не спасти. Лишь огонь мог избавить их от того, что происходило потом.