Саламандры: Омнибус(ЛП)

Н’бел покачал головой.

— Не важно как много мы убьём, в лагере всегда будет столько же. Если бы такое было возможно, то я бы сказал, что они не могут умереть, потому что они не совсем и живы.

И ты тоже, мой брат…

Второй часовой упал, сражённый брошенным копьём. Появилась ещё одна пара ноктюрнийцев и тут же снова скрылась меж окутанных дымом скал.

Сердце лагеря было совсем рядом. Они уже преодолели внешние границы и теперь приближались к металлическим тентам. Солнце висело очень низко, и по пустыне расползлись длинные красные тени.

Дак’ир собирался уже пойти вперёд, когда снова увидел дригнирра. Ящерица сидела на высушённом каркасе тела сумеречного призрака, моргая своими огненными глазами.

— Почему ты следишь за мной?

Она смотрит прямо в твой разум… мой разум. Я чувствую… обжигание… Вулкан, дай мне силы.

Облако пепла, поднятого внезапным порывом ветра, накрыло дригнирра. А когда пепел осел, ящерицы уже след простыл. Поставив новую стрелу на тетиву, Дак’ир двинулся дальше.

Шесть ноктюрнийцев бесшумно крались по лагерю сумеречных призраков, по-тихому убивая попадавшихся часовых и охранников. Остальные твари, утомлённые своими зверствами, дремали, одурманенные расставленными по всему лагерю пылающими жаровнями, курящимися наркотическим дымом.

Когда ноктюрнийцы добрались до первого из тентов, раздался предостерегающий крик.

Это другие группы начали свою атаку. С востока и запада наездники на заврохах напали на призраков, отвлекая на себя всё их внимание.

— Теперь быстро, — прошептал Н’бел, устремляясь к тенту, согнувшись в три погибели.

Дак’ир не отставал от него ни на шаг.

Н’бел жестом направил Дак’ира к следующему тенту, но схватил за руку прежде чем Дак’ир успел уйти.

— Что?

— Вот там ты найдёшь то, что ищешь, — Н’бел указывал на большое строение в центре лагеря, — Онждёт.

— Кто, брат? Кто меня ждёт?

Я чувствую его гнилое дыхание, чувствую его на своей щеке, несмотря на обжигание… Твой враг здесь.

— Мой враг? А как же люди? — Дак’ир пытался освободиться, но Н’бел не отпускал его. Сумеречные призраки заметили какое-то движение и начали приближаться между строений лагеря.

Н’бел улыбнулся.

— Мы мертвы, Дак’ир. И уже очень-очень давно. Теперь иди, брат! — с этими словами он оттолкнул Дак’ира, который споткнулся и чуть не упал.

Он хотел, было, обернуться и потребовать объяснений, но над головой уже со свистом резали воздух ружейные залпы. Острые осколки вспахивали землю и кромсали стену ближайшего шатра. Дак’ир собирался выстрелить из лука в ответ, но увидел ещё одного сумеречного призрака, направлявшегося к нему, а затем ещё и ещё одного.

До большого шатра было рукой подать. Дак’ир бросил лук и устремился к нему со всех ног.

Завывание оружия сумеречных призраков резало уши. К нему примешивалось громкое скуление гибнущих под огнём заврохов. Где-то неподалёку взорвалась парящая машина.

— Мы мертвы, Дак’ир, но ты всё ещё жив. Беги! — Н’бел во весь голос кричал ему в след.

Дак’ир не оглядывался.

Оглушающая болтерная стрельба грохочет в ушах. Я внутри своего металлического кокона, несусь к планете внизу.

Путь к большому шатру внезапно был преграждён сумеречным призраком. Её скрытое под маской лицо было длинным и продолговатым, сужаясь и переходя в заострённые шипы на подбородке и лбу. Солнце играло на зажатых в её руках жуткого вида лезвиях, окрашивая их в цвет крови. Она зловеще улыбалась, гибкая и смертоносная, с телом гимнастки и непоколебимостью палача.

С диким рыком и гримасой ненависти, скривившей её коралловые губы, видневшиеся в прорези маски, она кинулась на Дак’ира.

Он резко полоснул мечом по земле, подняв в воздух облако тлеющего пепла. Призрак зашипела, когда горячие хлопья золы обожгли её лицо, но это не остановила её.

Дак’ир почувствовал удар по рёбрам, и тёплая кровь заструилась по его боку. Они фехтовали как два дуэлянта, высекая искры своими клинками.

Я должен контролировать своё дыхание, не забывать технику, освоенную в солиториуме. Мои сердца бьются в такт с вибрациями боя.

Сумеречная ведьма снова бросилась на него, наотмашь рубя сразу двумя своими клинками. Дак’ир парировал, изо всех сил отбиваясь от сверкавших лезвий. Пинок в живот заставил его кубарем покатиться по горячему песку и влететь внутрь шатра.

Острые иглы боли пронзили его тело. Он как будто горел в огне.

Должен… сражаться… Обжигание… оно поглотит меня, если я не буду.

Дак’ир выждал несколько мгновений в темноте шатра, следя за просветом входа и ожидая появления своего врага. Но ведьма так и не появилась. Он был один.

Воздух имел странный запах, как будто шатёр находился глубоко под землёй, приторно пахло сажей и копотью. Когда его глаза привыкли к темноте, Дак’ир протянул руку, чтобы дотронуться до стенки шатра, в любое мгновение, ожидая укола каким-нибудь шипом или колючкой, но вместо этого поверхность оказалось похожей на камень. Стены были неровными, грубо обтёсанными и горячими на его осторожную ощупь.

Ощущение было мимолётным. Пока он в темноте прощупывал себе дорогу, стены снова поменялись, став гладкими и холодными, как и положено металлу.

Не было никаких пленников или сумеречных призраков. Однако Н’бел упоминал о каком-то враге.

Внутри шатёр оказался больше, чем выглядел снаружи. В самой его глубине Дак’ир разглядел трон и фигуру, восседавшую на нём, точнее силуэт настоящего великана, если он не ошибался, закованного в броню.

— Эй, иди сюда! — вызвал гиганта на бой Дак’ир, размахивая своим мечом.

Фигура на троне не пошевелилась ни на йоту.

— Если ты мой враг, сразись со мной.

Опять ничего.

Дак’ир начал подбираться поближе.

Краем глаза он заметил какое-то движение… мелькнули глаза рептилии, голубой гребень на спине. Но когда Дак’ир повернул голову, дригнирра уже не было.

Он наблюдает, даже сейчас… когда меня обжигает.

Фигура на троне издевалась ним, Дак’ир был в этом уверен. Он вырежет-

Брошенное копьё пробило дыру в стенке шатра, и внутрь проник луч света. Он осветил фигуру на троне, которую теперь стало хорошо видно. Броня сидевшего была испещрена выбоинами и трещинами, как будто была изъедена коррозией или-

Луч мелты режет по виску. Я ничего не могу сделать, даже когда он касается моего лица…

Броня была сильно повреждена, большая часть краски сошла, но, Дак’ир видел, что она когда-то была покрашена в зелёный цвет. На раздробленном нагруднике воина красовались языки пламени, обрамлённые парой крыльев. Из расколотых латных перчаток торчали голые костяшки его пальцев. Покрытые густой паутиной рёбра проглядывали через рваные дыры в нагруднике. С того места, где когда-то давным-давно находился боевой шлем, на Дак’ира уставился скалящийся череп.

Одно слово, имя, трепетало на губах Дак’ира, пока он шаг за шагом приближался к покойнику в силовой броне.

— Ка… Ка…

Он был моим капитаном. Моя вина даёт ему форму в этом месте.

Дак’ир был менее чем в полуметре — «Ка… Ка…» — когда мёртвый воин протянул свои костяные руки и схватил его за горло.

— Дай… — прошептал мертвец, называя себя и проклиная Дак’ира за свою гибель, хотя его скалящийся рот даже не пошевелился.

Да, это было его имя. Я не могу его забыть.

Дак’ир задыхался. Он пытался отодрать от себя костяные пальцы, но они не поддавались. Кровь стучала в висках, он чувствовал, как его глаза вылезали из орбит, когда мозг начал испытывать кислородное голодание.

Обжигание… Используй его!

Он должен был глотнуть воздуха, чтобы не оказаться задушенным жутким живым мертвецом. Именно в этот момент он заметил, что воздух исчезал из помещения, жадно поглощаемый языками пламени, окутывавшими его тело. Его обжигало, и пламя было таким мощным, что уже добралось до его нервных окончаний, угрожая лишить его сознания.