Страница 46 из 73
Села Дануха на пол, вроде как задумалась, а тут раз и проснулась, а на дворе уже утро.
Елейка ещё с самого утра, чуть забрезжил свет, унеслась на Злыдне на охоту, прихватив с собой Скромницу. Ей было обидно, что не послали в поход и больно было смотреть на сборы подруг и она решила быть от этого всего как можно дальше, к тому же Голубава убедила её в том, что от её охоты будет зависеть вся работа по обустройству новых поселений. Конечно, она не Неважна, которая и зверя чует и добычу ведёт на себя, но Елейка решила эту охоту провести кардинально по-другому. Она не стала вылавливать лося с кабаном по лесу, а сразу пустилась в степь, отыскивать одичавшие туровы стада. Да, это было не безопасно и можно было нарваться на кого-нибудь, но ей как раз этого и хотелось. Она даже надеялась на это, чтоб показать всем свою значимость и превосходство. Она одна могла запросто слетать на полном скаку до проклятого коровника, перебить там всех на одном выдохе, забрать Малхушкину маму, усадить её вон на ту же Скромницу и вывести, а её даже в походный какагод не взяли. Целые планы там настроили, а дело то выеденного яйца не стоит. Обида конечно грызла, но не более. Умом то она понимала, что так нельзя и то что дело, ей порученное, тоже не менее важное и его надо делать. А как нашла полусонное стадо, так все эти угрызения и обида разом уступили место азарту охоты. Заготовка началась.
Голубава тоже особо не раскачивалась. Взяв топор начала шастать по округе, что-то прикидывая, примеряясь и по началу делая зарубки на деревьях. Она заранее хотела спланировать всё будущее поселение, чтоб с одной стороны оно было компактно, с другой функционально и максимально могло быть защищено, как от дикого зверя, так и от людей. Последнее появление незваных гостей, которых даже Воровайка проспала, почему-то Голубаве не давало покоя. Она уже не первый раз задумывалась над тем, как можно обезопасить поселение совсем от постороннего проникновения или хотя бы узнавать о приближении чужаков заранее и успевать к их приходу приготовиться. Сорока, конечно, дело хорошее, но вот и она может ошибиться, а ведь такая ошибка может всем стоить жизни. С этими мыслями она расхаживала по прилегающему лесу, определяя полянки на вырубку и пытаясь представить в голове, как это будет выглядеть в конечном варианте. Наконец, поплевав на руки, принялась валить деревья.
Данава тоже чуть свет принялся за дело. Для начала он снял свои бабьи рубахи и облачился в кожаные штаны, как у Неважны, и кожаную куртку, сделанную по той же технологии, как и Неважнена, но абсолютно другого покроя. Сам придумал, сам пошил. Девки, увидевшие его, оценили по достоинству, даже Дануха одобрительно хмыкнула, в очередной раз пожалев, какой талант в лесу всё это время пропадал. Данава отобрал у Данухи большой медный котёл, тот что девки с аровой вырубки приволокли и принялся готовить рассол для обработки шкур. Хохотушка с Краснушкой подключились помогать. Хохотушка, выспавшись наконец, прибывала в прекрасном настроении и зацепившись с Данавой языками, устроили там целое представление, от которого бедная Краснушка, к их выходкам не привычная, чуть живот себе не надорвала, а потом и сама подключилась к этому безобразию. А когда Елейка привезла первые шкуры, то девки с Данавой уже разошлись не на шутку. В шатре у Данавы стоял бедлам, но и работа кипела споро. Елейка по-хорошему позавидовала их весёлости и тут же ускакала на следующий заход.
Дануха, встав по утру, тут же направилась к баймаку в свою старую землянку за глиной. Почему именно туда? Да кто её знает. Глину то могла и в лесу найти, а не ходить за тридевять земель, но вот ей что-то в голову втемяшилось, что глину надо брать там. Вот и пошла. Глина, отколупанная от стены старого кута, была так себе. В ней было много лишнего. Мелкие камушки, корешки, но баба старательно наковыряла целый мешочек, а потом у себя в новом шатре ещё долго её перебирала, тщательно очищая и перемешивая до однородности. После взялась за готовку. Надо было всех накормить, да ещё в дорогу дать еды минимум на седмицу. В общем работы у неё было тоже невпроворот. У каждой поселенки в шатре тоже очаг был и девки готовили для себя. Завтрак - обязательно. Вечернюю трапезу каждая по-разному. Когда у кого-то из девок собирались кучками, когда вообще без вечерней еды лишь на питье сидели, а когда и не по разу ужинали. Но обед всегда был общий у Данухи за общим столом. Это была традиция сама собой заведённая. После обеда все разошлись по своим делам, а походные девки остались куманиться. Глину Дануха замешивала на их крови, порезав всем левую руку, опаивая зельем и ставя в маленький какагор, который вместе с ней насчитывал пять куманок. Первой, кого рассмотрела большуха конечно же была Никто. Уж очень ей хотелось залезть под кожу этой бабёнке. А посмотреть было на что. Дануха такое увидела в первые. Никто представляла из себя не одну, а несколько сущностей под одной кожей. Она даже не смогла сосчитать сколько. Никто то двоилась, то троилась, то ещё больше накладывалась сама на себя. И каждая была разная. Она была не постоянна и это не постоянство, как определила Дануха, было связанно с бурей эмоций, что бурлили в молодой бабе. Дануха сделала для себя только один вывод. Эта баба к своим годам похоже не разу ещё не куманилась! И проделывает это впервые, от этого и эмоции захлёстывают. Чувство, оставшееся после осмотра, опять оказалось не однозначным. Зла Дануха в ней не нашла, хотя честно искала, но и понимания этой бабы у неё не сложилось, а то что было не понятно, настораживало. Затем посмотрела Малху и успокоилась. Побаивалась она эту девку с её закидонами. Уж больно не хорошим от неё веяло в последнее время, но оказалось зря. Чистая была девка, но глупая. Именно это её качество и чернило. Умишка у неё не хватало ни на пакости осознанные, ни в рамках дозволенного себя держать. Дануха поняла, что её довольно легко в узде держать, коль с умом. Ну и ладно. Неважна, как всегда, резвилась со своим радужным фейерверком, переливаясь разными цветами. Буря была собрана, рассудительна и явно побаивалась ответственности, но Дануха была уверенна - справится. На этом вывела из морока и все перецеловавшись отправились собираться и после недолгих сборов, так как к этому времени по сути были уже все готовы, под взглядами абсолютно всех оставшихся в лагере, выступили в дорогу.
Поход прошёл гладко, как по маслу и вместо седмицы они потратили только пять дней. И вот в средине пятого дня, Воровайка оповестила всех о их приходе. Дануха, закуманенная с карагодом почувствовала их радость ещё раньше сороки и даже вышла на поляну в ожидании, поэтому для неё это не было неожиданностью, а тут ещё сгонявшая им навстречу Елейка на Злыдне, вернулась с радостной вестью, что "наши идут" и "кучу баб ведут". Все мол довольные и всё говорят прошло лучше не придумаешь. Остальные поселенцы на встречу не побежали, раз Дануха не дёрнулась, а ждали их на поляне у шатров, которая за эти пять дней преобразилась до неузнаваемости. Всех запланированных шатров, конечно, за этот короткий срок сшить и поставить не удалось, но большинство уже стояло на своих местах и готово было принять переселенцев. Первой шла Буря, таща на плече какой-то мешок. Следом шли лошади с волокушами. Одну вела Неважна, вторую Малха. На шкурах сидела малышня, те кто быстро по снегу идти не мог. Следом шли бабы, девки. Было их на удивление много. Дануха даже удивилась такой ораве. Тут же увидела Кноху, с девченятами. Обнялись, прослезились. Малха тут же подскочила, спросив какой из шатров теперь её. Старшая отправила всех к Голубаве, мол её спрашивайте, она распределяет. Последней, замыкающей это шествие пришла Никто. Серая, уставшая, но при виде Данухе улыбнулась. Дануха оставив галдящую толпу на попечение Голубавы, подошла к Никто, обняла её и ласково проговорила:
- Умница, девонька, а теперяча топай ко мне на ляжак и баиньки. Всё потом.
Дануха сразу почувствовала, что бабёнка глаз не сомкнула все эти пять дней и сейчас едва держалась на ногах. Она долго думала о ней, все эти пять дней. Что она о ней знала. Выросла без мамы у колдуна. Материнской ласки не знала. Бабьей жизни тоже. Она вообще, похоже, человеческой жизни не знала. Зачем колдун её такой вырастил и почему к ней направил из огня, да полынье? За весь поход Дануха именно с ней держала наилучшую связь. Притом не она это делала, а сама Никто. Дануха чувствовала, как та тянется к ней, но вместе с тем боится. Тянется по-человечески, как дитя к матери. У неё, по её соображениям, появилась возможность получить от жизни то, чего она была лишена - материнскую, бабью ласку. И Дануха пошла ей на встречу. Ей стало жалко девку. Да девку. Никакая она не баба, а просто девка переросток. Да ещё и девственница, уж что, что, а в этих делах бывшую большуху не обмануть.