Страница 29 из 73
- Ты наших обычав не знашь, дрянь, так я тябе подскажу. Их большуха обеда ляшила. Ты хоть представляшь, чё эт значит? - орала она на Неважну, которой уже не видела, но это не имело теперь никакого значения, поскольку касалось всех, - "не важно", - передразнила она девчонку ехидным голосом, - важно. И очень. Чёб сама большуха бабняка каких-то сраных кутырок еды ляшила, надо было натворить очень серьёзно и творили не эти три, а вот та, - и она указала клюкой на Заводилку, - а эть две просто за ней хвостиком бегают да в жопу заглядывают. Вот Елейка, пи*да хрома. Ещё по весне не грознее вот этой Молчанки была при Зорьке. Тиши воды ниже травы. И ещё там две губошлёпки с ыми. Ты знашь сколь они мяне крови попортили и говна наделали, - и Дануха уставилась на Елейку, которая тоже, как и новенькие потупила глазки, но при этом не сдерживая растянувшейся улыбки, - сколь раз я их наказывала, но никода дело не доходило до отбора еды. Ибо баловство было безобидно. Хотя за одних дохлых кротов на грядке, поубивать надо было всех четверых. А заводилой у них была Зорька, сучка мерзкая, така же дрянь, как и эта, - она опять ткнула клюкой на Заводилку, - и знашь во чё та тварь выросла? - спросила она уже обращаясь к Елейке.
Елейка удивлённо уставилась на Дануху, перестав улыбаться, думая мельком, с чего это она старое вспомнила да на Зорьку кидается. Взяла и тут же ответила, как будто кто-то ждал от неё ответа:
- Её с нами не было. Краснушку видела, Малхушку видела, а Зорьку не видела.
- Ещё б, - вообще взбесилась Дануха вскакивая на ноги, - твоя ё*ана подружка, котору ты не видела, нынче в жёнах у самого атамана нелюдей ходить. Первой женой и ядинственной. В логове яво живёт. Она спит и любится со зверем, который весь наш род под корень пустил. И насрать ей на вас всех.
От этой новости у Елейки челюсть отпала и глаза вывалились. После этого она похоже уже ничего не слышала и тем более не соображала.
- И ты хошь у мяня на груди ящё одну таку сучку пригреть, - вновь тыкая клюкой в направлении выбранной жертвы, орала Дануха.
Елейка выпала из реальности, она потерялась, она не верила в то, что услышала. Не хотела в это верить.
- А ты, девка, - навалилась вековуха уже на Заводилку, которая похоже уже намочила со страху шкуру под собой, - запомни. Иля я тябя сломаю душевно, и ты станешь одной из нас и равной каждой, или я тябя сломаю по-настоящему. Просто хрябет свярну и выкину. Мне твои заводны закидоны ни в х*й не упёрлися. Я Зорьку в родах принямала, всю жизнь на моих глазах росла и то, как доберуся, зубами глотку вырву, а тябя дрянь просто прихлопну, как муху говённу.
Она остановила разнос, отдышалась и продолжила, чуть спокойнее, но видно было, что всё ещё кипя внутри:
- Поживётя несколько дней одни, пока братец мой колдун не явится. Мяшать не бу. Меж собой судите, но коль эт будет вас подбивать бяжать, - она уже обращалась к двум подругам Заводилки, - шлите яё на х*й мелкими шагами, пусть бяжит, - и перехватывая клюку другим концом и показывая волчий хвост, покачивая им у них перед носом, - моим волкам ужин будет.
Наконец Дануха резко выдохнула и спокойно, как будто даже не орала ни разу, проговорила:
- Всё. Злы вы, ако звери. Поду я от вас, обед готовить.
Но никуда не пошла, оставшись на месте и впав в глубокую задумчивость. Стало тихо. Потом заговорила незнакомым голосом одна из молодух. Дануха не видела кто. Она стояла к ним спиной, но почему-то сразу подумала, что это Молчалка, так как до этого времени голоса её не слышала.
- Кусок говна сушёного мы большухе в котёл закинули, за это и без обеда остались. И вовсе не Буря идею подала, а я. Правда закидывала она. И не просто так из баловства, а за дело.
И тут Дануха почему-то пожалела девок. Подумала, что зря, наверное, наорала. Сорвалась. И Елейки не надо было рассказывать про Зорьку. Ох, не надо было. Потом заговорила Неважна, притом почти шёпотом:
- Елей, а Зорька твоя подруга была?
- Лучшая, Неважна, - ответила грустно Елейка, - лучше не бывает.
- А как же она... может силой?
- Не знаю сестра. Пока сама не увижу, не поверю.
-Проститя мяня сястрёнки, - проговорила неожиданно устало и как-то по-старчески Дануха, - чё т накопилося. Сорвалася. И вы не бабняк, и я уж не большуха. Ты прости мяня Неважночка. Не знашь ты рячных нравов и не нать тябе знать. И ты Елейка прости. Не нать было тябе говорить про Зорьку. Сама верить не хочу. Не така наша Зорька. Не могла она. И вы девки простите, - обратилась она уже к новеньким оборачиваясь. - будьте как дома. Да почему как? Дома мы вам выстроим, да сястрёнки?
- Конечно, - еле слышно поддержала её чуть не плачущая, растроганная Неважна, выглядывая из-за плечика Елейки.
- К нам просто так никто не попадат. Значит и вас к нам Троица послала. Не будет у нас больше бабняцкой жизни. Надо новую строить без баб и большух. Надо.
Она помолчала, продолжая одна стоять из всех. Потом так же молча оделась и ушла.
Молодух поселили в Данавенском шатре. Одели, хоть и не по размеру, а чуть просторней, но за то тепло и добротно. Кормили сытно, даже закармливали. Дануха, всех троих пристроила к себе на кухню в помощницы. Принеси, отнеси, помой, почисти и так далее. Все постепенно начали к ним привыкать, как не с того ни с сего, где-то за два дня до появления в лагере Данавы, они сбежали. Все трое. Притом, прихватив с собой изрядное количество продуктов из кладовой. Голубава с Елейкой хотели было по следам догнать, на что Дануха только облегчённо улыбнулась и сказала:
- Да, х*й сыми, дурами, сами под Чярту подлезли. Как припёрлись, так упёрлись. С них всё равно ни х*я б толку не было. В башках ветер любы здравы мыслишки напрочь выдуват.
- А если поймают их, и они на нас наведут? - не успокаивалась Голубава.
- Ну и чё? - тут же возразила Дануха, - поймашь ты их, чё дале? Убьёшь? Вона к тому дереву привяжешь? Или уговорами уговаривать будешь остаться?
На что Голубава призадумалась и отказалась от своей идеи. Действительно. Сёстрами ихними они так и не стали, пленницами не были. Они просто жили у них на правах гостей. Ну, погостили и дальше подались. Да, и действительно, маньяк с ними, пусть бегут.
Через пару дней заявился Данава, да опять не один, а со своим "братом", таким же "колдунком", как и он, по кличке Батра. Откуда "колдунки" себе такие заковыристые клички брали и что они значили, Троица их знает. Он оказался тем самым Масаковским родовым колдуном, о котором Данава рассказывал ещё прошлой зимой. Делать ему одному в лесу стало нечего. Лесановский его сосед, с кем он последнее время жил, помер, а сами леса Лесановские арья вырубать стали под корень. Только не понятно, что задумали. Толи просто лес заготавливают, толи решили что-то строить, на заброшенных землях. Дануха всё это выслушала и вдруг смачно сплюнула:
- Тфу, дуры.
Колдуны непонимающе переглянулись, но Дануха ничего им объяснять не стала. Объяснила Елейка:
- Мы тут давеча трёх девок Лесановских нашли. С того света выковыряли. Вылечили, одели, обогрели, жить с нами разрешили, а они сбежали. И похоже опять в свои Лесановские леса, откуда их уже вылавливали.
В рассказах - пересказах наступила тишина, которую как всегда прервала Неважна:
- Спасать их надо опять, - проговорила она, сидя с напряжённым лицом, с закрытыми глазами.
- Да пропади они пропадом, эт три дуры малолетни, - как-то обеспокоенно и тихо затараторила Дануха, чувствуя в интонации Неважны определённую уверенность к решительным действиям.
- Какие бы не были, но мне за них больно, - проговорила Неважна, открывая глаза, полные слёз.
Тут Неважна резко соскочила, утёрла слёзы и настойчиво заявила Данухе, не спрашивая разрешения, а ставя её перед фактом:
- Я пойду выручать. Я знаю где они.
Дануха хотела было что-то возразить и уже рот раскрыла, но её опередила Голубава:
- Я пойду с ней, - сказала она так же твёрдо, поднимаясь со скамьи.