Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 82

Ему ничего не оставалось, кроме как спуститься в эту яму.

Внутри царил почти кромешный мрак и ощущение сдвигающихся стен. Гэнси стоял достаточно близко к Генри, чтобы чувствовать легкий запах средства для укладки на его волосах и слышать его чуть ускоренное дыхание.

– История такая сложная штука, мать ее, – констатировал Генри. – У тебя клаустрофобия?

– Нет, у меня другие недостатки.

Если бы они были в Кэйбсуотере, лес уже отреагировал бы на страх Гэнси и создал бы жалящих насекомых. Гэнси был благодарен судьбе за то, что его мысли не имели той же силы за пределами Кэйбсуотера. Эта яма в земле могла остаться просто ямой в земле. В этом мире ему приходилось волноваться только о том, как обуздать свой внешний вид, а не тайные способности.

– Можешь себе представить, каково было тут прятаться? Я прошел тест?

Генри поскреб стенку ямы или что-то еще; земля посыпалась на пол с сухим шелестом.

– Тебя когда-нибудь похищали, Ричард Гэнси?

– Нет. Меня что, сейчас похищают?

– Ни в коем случае, ведь завтра опять в школу. Меня как-то похитили, – поведал Генри совершенно обыденным тоном, и Гэнси не был уверен, не шутит ли он. – Требовали выкуп. Моих родителей не было в стране, поэтому связь была так себе. Меня посадили в такую яму. Ну, может, чуть поменьше.

Он не шутил.

– Господи, – выдохнул Гэнси. Он не видел лица Генри в темноте и не мог сказать, что тот чувствует, делясь с ним такой историей. Его голос по-прежнему был спокойным.

– Увы, Господа там не было, – констатировал Генри. – Или, вероятно, к счастью. В той яме едва хватало места для меня одного.

Гэнси слышал, как Генри потирает кончиками пальцев друг о друга, или же сжимает и разжимает кулаки. В этой пыльной комнатушке отчетливо слышался каждый звук. Вдобавок, он почуял тот самый своеобразный запах, сопровождавший страх: так пахнет тело, когда вырабатывает химические вещества, источавшие тревогу. Однако он не мог сказать, чей это был страх – его или Генри. Умом Гэнси понимал, что эта яма не сотворит рой пчел из ниоткуда, чтобы убить его. Но сердце помнило, как он висел в пещере Кэйбсуотера и слушал гул роя, формировавшегося у него под ногами.

– Это тоже в твоем духе, правда? – уточнил Генри.

– Что именно?

– Секреты.

– Довольно точно сказано, – признал Гэнси, поскольку признание о наличии секретов не означало, что он должен ими поделиться. – Так что произошло?

– Он еще спрашивает, что произошло. Моя мать знала, что заплатить выкуп сразу – все равно что поощрить дальнейшие похищения, так что она начала торговаться с похитителями. Им это не понравилось, естественно, и они заставили меня рассказать ей по телефону, что они собирались делать со мной каждый день до тех пор, пока она не заплатит.

– Они заставили тебя говорить ей это?

– Да, да. Видишь ли, это часть торга. Если родитель знает, что ребенок боится, он заплатит быстрее и больше. Это очень мудро.

– Я понятия не имел.

– Да и кто бы имел? Но теперь ты знаешь.

Стены, казалось, сдвинулись еще ближе. Издав негромкий смешок – смешок! – Генри продолжил: – Она сказала, что не станет платить за поврежденный товар. А они ответили, что именно такой товар она получит, и так далее, и тому подобное. Но моя мать – мастер по заключению выгодных сделок. Так что через пять дней меня вернули обратно, и все мои пальцы и глаза были на месте. За очень хорошую цену, как они говорили. Правда, я слегка охрип, но это была только моя вина.

Гэнси не знал, что и думать. Ему поведали секрет, но он не знал, для чего. Он не понимал, чего Генри хочет от него. Наготове у него было множество подходящих реакций – сочувствие, совет, участие, поддержка, негодование, грусть – но он не знал, какой именно комбинации от него ждали. Он привык к тому, что всегда все знает. Непохоже, что Генри что-то нужно от него. Для него это была незнакомая территория, к которой у него не было карты.

Наконец, он выдавил:

– И сейчас мы стоим в такой же яме, и ты так спокойно об этом говоришь.

– Да. В этом все дело. Я потратил… потратил много лет, пытаясь достичь такого состояния, – пояснил Генри. Он сделал быстрый легкий вдох, и Гэнси был уверен, что его лицо рассказывает совсем другую историю, чем его все еще беззаботный голос. – Вместо того чтобы прятаться – я должен встретиться со своим страхом.





– Сколько времени прошло? Сколько тебе было?

– Десять, – Гэнси услышал, как шуршит свитер Генри; видимо, он сменил позу. Голос его тоже слегка изменился. – Сколько тебе было, о великолепный мальчик Гэнси, когда тебя зажалили те пчелы?

Гэнси знал ответ, но не был уверен, что именно этот ответ хотел услышать Генри. Он все еще не понимал, к чему весь этот разговор.

– Мне тоже было десять.

– И как ты справлялся все эти годы?

Гэнси замялся:

– Когда-то лучше, когда-то не очень. Думаю, ты видел.

– Ты доверяешь мне? – внезапно спросил Генри.

Очень неоднозначный вопрос здесь, в этой темноте, где царила еще более глубокая темнота. Здесь, во время испытания доблести. Доверял ли он? Доверие Гэнси всегда основывалось на инстинктах. Его подсознание быстро собирало все признаки в целостную картину, которая была ему понятна, хоть он и не знал, каким образом понимал ее. Почему он стоял сейчас в этой яме? Он уже знал ответ на этот вопрос.

– Да.

– Дай мне руку, – попросил Генри. Одной рукой он нащупал ладонь Гэнси в темноте. А другой положил в эту ладонь насекомое.

Глава 30

Гэнси не дышал.

Поначалу он решил, что это не может быть насекомое. Вполне возможно, что в темном и замкнутом пространстве у него просто разыгралось воображение. Но затем он ощутил, как насекомое шевельнулось у него на ладони. Знакомое движение. Тоненькие лапки, поддерживающие крупное тельце.

– Ричардмэн.

Гэнси не дышал.

Он не мог отдернуть руку: когда-то он уже играл в эту игру и не выиграл. Насекомое издало жуткий жужжащий звук, не улетая с его ладони. Гэнси давно уже перестал воспринимать такой звук как нечто обыденное. Это было оружие. Критическая ситуация, в которой тот, кто дернется первым, первым и погибнет.

– Дик.

Гэнси не дышал.

Вообще-то, вероятность быть ужаленным была ничтожно мала. «Ты только подумай, – сказал как-то Гэнси взволнованному другу семьи, когда они стояли на улице в окружении насекомых, мельтешивших в сумерках. – Когда тебя жалили последний раз?» Он не мог понять, почему Генри это сделал. Он не знал, что и думать. Должен ли он сейчас вспомнить все, что с ним уже произошло? Все хорошее и плохое? Если да, то его персональный проектор воспоминаний заклинило, и он показывал только этот момент.

– Гэнси, – произнес Генри. – Дыши.

Краем глаза Гэнси уже начинал видеть мерцающие огоньки. Он дышал, но едва-едва. Он не мог рискнуть и шевельнуться.

Генри тронул руку Гэнси, а затем накрыл его ладонь своей ладонью. Теперь насекомое оказалось в плену их сжатых пальцев и ладоней.

– Вот чему я научился, – сказал Генри. – Если ты не можешь совладать со страхом…

В любой страшной ситуации всегда наступал момент, когда ужас отступал и обращался в ничто. Но сегодня, в этой яме, с насекомым в руке и предсказанием, что вскоре он должен умереть, это ничто все никак не возникало.

– …значит, нужно дать ему волю и при этом быть счастливым, – закончил Генри. – Подумай о своей детке-подружке, Гэнси, и о том, как здорово мы вчера проводили время. Думай о том, чего ты боишься. Ты боишься веса этого создания, который подсказывает тебе, что это пчела? Разве это обязательно должно быть что-то, что тебя убьет? Нет. Это просто маленькое существо. Или вещь. Это может быть что угодно. Это могло бы быть нечто невероятно прекрасное.

Гэнси больше не мог задерживать дыхание; либо он потеряет сознание, либо сделает нормальный вдох. Он прерывисто выпустил из легких поток отработанного воздуха и вдохнул новый. Темень стала просто теменью; танцующие огоньки исчезли. Его сердце все еще гулко билось о грудную клетку, но пульс уже замедлялся.