Король-ворон(ЛП)

– А я против, – возразил Ломоньер. – Я не хочу скандала. Да и этот его наемник внушает ужас.

Ломоньер стряхнул с сигареты пепел и уставился на развешенные по комнате флажки, словно намеревался поджечь их взглядом: – Говорят, что Серый больше не работает на него. А мы вполне способны проявить благоразумие.

Братья Ломоньеры разделяли фамилию и цели, но не методы. Один из них всегда был осторожен, другой – стремился прыгнуть в костер, а третьему оставалось играть роль миротворца и адвоката дьявола.

– Наверняка есть другой способ узнать что-нибудь о… – начал было Ломоньер.

– Не произноси это имя, – мгновенно осадили его двое других.

Ломоньер поджал губы. Этот жест был исполнен драматизма, поскольку у всех троих была хорошо развита мимика, но одного из них это делало почти привлекательным, а у другого выглядело почти непристойно.

– Значит, мы поедем туда поговорить… – снова начал было Ломоньер.

– Поговорить! – фыркнул Ломоньер, поигрывая зажигалкой.

– Прекрати, пожалуйста. Ты похож на малолетнего хулигана, – этот брат сохранил свой акцент и применял его в подобных ситуациях. Это добавляло значимости его презрению.

– Мой адвокат говорит, что мне лучше воздержаться от очередного правонарушения еще как минимум полгода, – печально отметил Ломоньер и затушил сигарету.

Ломоньер издал негромкий жужжащий звук.

И хотя одного лишь внезапного жужжания одного из братьев было достаточно, чтобы встревожить их всех, звук, ко всему прочему, сопровождался неприятным ощущением мурашек по коже, мгновенно охладивших атмосферу.

Остальные двое с подозрением уставились друг на друга, ища какие-либо признаки чего-то экстраординарного и не присущего им при обычных обстоятельствах. Они осмотрели жужжащего брата на предмет медицинского недомогания, а затем на предмет наличия у него древнего амулета, украденного из гробницы во Франции, таинственного браслета, приобретенного в Чили у сомнительного продавца, зловещей пряжки на ремне, украденной в Монголии, или загадочного шарфа, сшитого из перуанского савана. Что угодно, что могло бы давать такие неслыханные побочные эффекты.

Их поиски не увенчались успехом, но жужжание продолжалось, поэтому они методично обыскали комнату, проводя руками под креслами и вдоль всевозможных выступов, время от времени переглядываясь, чтобы убедиться, что пока жужжит лишь один Ломоньер. Если это жужжание было злонамеренным, значит, за этим наверняка стоит Гринмантл. Разумеется, у них были и другие враги, но Гринмантл всегда был наиболее вероятным кандидатом. Во всех смыслах.

Братья не обнаружили ничего, что могло бы удовлетворить их интерес к экстраординарному, кроме секретного запаса сушеных божьих коровок в щелях.

– Привет. Это я.

Ломоньер повернулся к жужжавшему брату, который к этому моменту уже перестал жужжать и выронил сигарету, слабо светившуюся на штампованных металлических плитках пола. Ломоньер нахмурился, задумчиво глядя на гавань, словно занимался самоанализом, что было полной противоположностью его обычного настроения.

– Это был он? – поинтересовался Ломоньер.

Ломоньер нахмурился:

– Вроде бы голос не его, нет?

Только что жужжавший брат спросил:

– Вы слышите меня? Я делаю это впервые.

Это определенно был не его голос. И не его выражение лица. Его брови сдвинулись в гримасу, наверняка предусмотренную для них природой, но на практике их никогда так не сдвигали. С таким выражением лица Ломоньер выглядел моложе и настойчивее.

Братья начали кое-что понимать.

– Кто это? – спросил Ломоньер.

– Это Пайпер.

Это имя произвело на Ломоньера мгновенный эмоциональный эффект, вызвав ярость, чувство предательства, шок, и снова ярость и чувство предательства. Пайпер Гринмантл. Жена Колина. Они так старались не произносить ее имя в разговорах, а она все равно врывалась в них.

– Пайпер! – воскликнул Ломоньер. – Как это может быть? А ну пошла прочь из него!

– О, а разве это так работает? – с любопытством в голосе спросила Пайпер. – Бросает в дрожь, да? Чем не телефон с эффектом одержания?

– Это и вправду ты, – удивленно произнес Ломоньер.

– Привет, папа, – отозвалась Пайпер.

Несмотря на годы, прожитые врозь, Ломоньер все еще узнавал манеры своей дочери.

– Поверить не могу, – сказал Ломоньер. – Чего ты хочешь? Как там, кстати, поживает твой говенный супруг?

– Он в Бостоне, без меня, – ответила Пайпер. – Кажется.

– Я просто спросил, чтобы услышать, что ты скажешь, – уточнил Ломоньер. – Я уже знал это.

– Ты был прав, – вздохнула Пайпер. – Я была неправа. Я больше не хочу ссориться.

Тот из братьев, кто только что затушил сигарету, театрально промокнул глаз, якобы охваченный приступом сентиментальности. Второй, непрерывно куривший, огрызнулся: – Прошло десять лет, и теперь ты говоришь мне, что больше не хочешь ссориться?

– Жизнь коротка. Я бы хотела заняться бизнесом с тобой.

– Дай-ка я проверю, ничего ли я не упустил. Ты едва не отправила нас всех в тюрьму год назад. Твой муж убил поставщика за какой-то несуществующий артефакт. Ты наслала на нас одержание. И теперь ты хочешь заняться с нами бизнесом? Что-то не очень похоже на маленькую миленькую женушку Колина Гринмантла.

– Это точно. Поэтому я и звоню. Я хочу начать с чистого листа.

– И на каком же дереве произрастает этот лист? – с подозрением осведомился Ломоньер.

– На том, у которого есть сверхъестественные корни, – уточнила Пайпер. – У меня тут есть кое-что невероятное. Совершенно потрясное. Покупка всей жизни. Или даже века. Я хочу, чтобы вы постарались как следует и собрали всех, кто может принять участие в торгах. Это будет грандиозно.

Ломоньер с надеждой посмотрел на остальных:

– Мы…

Ломоньер-активный курильщик перебил его:

– После того, что случилось в августе? Вряд ли ты можешь ожидать, что мы просто вернемся в бизнес как ни в чем не бывало. Назови меня сумасшедшим, моя прелесть, но я тебе не доверяю.

– Тебе придется поверить мне на слово.

– Это самое ненадежное из всего, что ты можешь предложить, – холодно проронил Ломоньер. Он передал свою сигарету другому брату и сунул руку под воротник свитера, чтобы достать четки. – За последние десять лет ты полностью обесценила свои слова.

– Ты худший отец из всех! – разозлилась Пайпер.

– Если уж по-честному, то и ты не лучшая дочь.

Он прижал четки ко лбу недавно жужжавшего брата. Тот закашлялся кровью и упал на колени. Его лицо снова приобрело характерное для него выражение.

– Этого я и ожидал, – констатировал Ломоньер.

– Поверить не могу, что ты бросил трубку, прежде чем я попрощался, – обиделся Ломоньер.

– Кажется, в меня что-то вселилось, – изрек Ломоньер. – Вы случайно ничего необычного не заметили?

Глава 11

В Генриетте продолжалась ночь.

Ричард Гэнси не мог заснуть. Закрывая глаза, он снова видел руки Блу, слышал свой голос, наблюдал за истекавшим тьмой как кровью деревом. Началось, началось. Нет. Заканчивалось. Он заканчивался. Таков был ландшафт его личного апокалипсиса. То, что волновало и радовало его в бодрствующем состоянии, обращалось ужасом, когда он уставал.

Он открыл глаза.

Он приоткрыл дверь в комнату Ронана ровно настолько, чтобы убедиться, что Ронан внутри – тот спал с открытым ртом; в его наушниках ревела музыка; Чейнсо сбилась в недвижимый комочек в своей клетке. Оставив его так, Гэнси поехал в школу.

Он набрал на кодовом замке свой старый код доступа, чтобы проникнуть в крытый спорткомплекс Эгленби. Там он разделся и нырнул в темный бассейн в еще более темном зале, полнившемся странными, пустыми звуками ночной тиши. Он проплывал из конца в конец снова и снова, как когда-то, когда впервые появился в этой школе, когда еще занимался в команде по гребле, когда порой приходил пораньше, до начала занятий, чтобы поплавать. Он почти забыл, каково это – находиться в воде: его тело словно переставало существовать; он весь обращался в безграничный разум. Оттолкнувшись от одной едва видимой стенки, он устремился к еще более незаметной противоположной, не в состоянии сейчас обдумывать конкретные проблемы. Школа, директор Чайлд, даже Глендауэр. Он стал текущим мгновением, здесь и сейчас. Почему он забросил это занятие? Он не мог вспомнить даже это.