Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 9



Селекционер и гражданин своей страны В. С. Маркин – ярчайший пример человека, преданного своему делу, не предавшего это дело ни при каких обстоятельствах. Благодаря таким людям ставилась и ставится любая наука и, как человек, занимающийся научной деятельностью, я слишком хорошо это понимаю. О нём моя повесть.

Кстати, улица, на которой я живу со своей семьёй, носит его имя.

И для меня, и для всех жителей тулунской земли стал неожиданностью приезд прославленного писателя Валентина Григорьевича Распутина. С хлебом-солью встречала тулунская земля автора повестей «Деньги для Марии», «Последний срок», «Прощание с Матёрой», «Живи и помни», «Пожар», «Дочь Ивана, мать Ивана», глубокого исследования «Сибирь, Сибирь…», многих рассказов, очерков, публицистических выступлений в защиту Байкала, Сибири, всего, что русскому человеку дорого, и без чего не мыслима Россия.

Произведения В. Г. Распутина широкоизвестны, его творчество включено в школьную программу, имя прославленного писателя люди связывают с возрождением Родины в её судьбоносной для всей планеты великой миссии.

Встречали писателя у старинного села Шерагул, и в том, наверное, тоже был свой смысл, ведь эта земля напитана потом сибирских первопроходцев. Здесь жил и трудился крестьянин Иннокентий Лыткин. Его хозяйство в числе двух хозяйств Иркутской губернии отмечено было специальной премией к 300-летию Дома Романовых в 1913 году (всего было отмечено по России 306 хозяйств).

О нём и его обширном хозяйстве пишет в своих хрониках «Старые колодцы» писатель Борис Черных, и я не могу удержаться, чтобы не процитировать несколько абзацев.

«Два дома построили Лыткины, амбар великий и амбар поменьше, сарай, крытый дранкой, конюшню с сеновалом, хлев для мелкого скота, отдельно сеновал, крытый наглухо от искры, кузницу деревянную, скотный двор и, конечно, баню. Это не все постройки.

После столыпинского указа о хуторах подняли братья Лыткины дом с тесовой крышей, два амбара, завозню, конюшню и, разумеется, баню; был на заимке молотильный сарай, крытый драньём, две рубленые риги.

Оценочная комиссия все постройки в Шерагуле и на заимке оценила в 3 355 рублей.

А вот мёртвый инвентарь: 8 телег, 15 саней, 4 кошёвки.

А вот сельхозмашины и орудия: 4 плуга однолемешных, стоимостью от 11 рублей 50 копеек до 32 рублей 50 копеек, 2 сабана по 5 рублей каждый, 7 деревянных борон с железными зубьями, стоимостью по 3 рубля, семизарядная сеялка Эльворти – 96 рублей, жатвенная машина Мак-Кормика – 210 рублей, сноповязалка – 402 рубля, сенокосилка Мак-Кормика – 145 рублей, конные грабли – 61 рубль, четырёхконная молотилка – 200 рублей, сортировка – 48 рублей, простая крестьянская веялка – 32 рубля, два сепаратора «Корона» – первый стоил 78 рублей, второй – 40 рублей, две маслобойки по 23 рубля.

Пахотных земель за три поколения Лыткины разработали 76 десятин, из них под паром держали 28 десятин.

Крупный рогатый скот у Лыткиных был симментальской породы. Дойных коров имелось 15, несколько десятков тёлок, 15 овец, свиньи. Держали курей, гусей.

В среднем в год вырабатывали 15 пудов масла. Стригли овец, продавали мясо и так далее.

Революция смела хозяйство крестьянина Тулуновской волости Иннокентия Лыткина. Вторая революция девяностых годов – смела крепкий колхоз имени Чапаева, который успешно работал на землях села Шерагул.



Что будет дальше – никто не скажет, однако такая земля не может не родить новых Лыткиных, на этой обнадёживающей ноте и закончим своё отступление от короткого рассказа о приезде писателя.

В первый день зал Дома культуры «Прометей» был переполнен. Валентин Григорьевич с грустью говорил о сегодняшнем незавидном состоянии нашей Родины, заметив как бы между прочим, что города Москва и Петербург живут по совершенно иным законам, нежели вся оставшаяся часть России, хотя такие провинциальные города, как Тулун, и есть Россия подлинная, а вот две столицы, для этой подлинной России – «города потерянные» и ожидать себе оттуда какого-то послабления, каких-то нормальных законов, каких-то нормальных правительственных решений – не приходится. И подтверждение тому – всеобщий разбой и развал по городам и весям России, какой был произведён в девяностые годы, не остановлен тот разбой и развал и по сей день. В стихию необузданного дикого рынка брошены малые города, сёла и деревни, где люди спасаются исключительно благодаря своему великому терпению и столь же великому трудолюбию.

– Но у России будет передышка. Я не знаю, когда наступит эта передышка, но она обязательно наступит, – заметил В. Г. Распутин в своём выступлении.

Тулунская земля встречала писателя хлебосольно, всюду, где он побывал, залы клубов были переполнены и всюду люди ждали от Валентина Григорьевича слов надежды, слов правды, слов глубоких и проникновенных.

Но главное всё же в том, что в России слово писателя ещё что-то значит. А за этим стоит вера – чистая и незамутнённая никакими бреднями политиков, взявших сегодня себе за право проповедовать.

Писателя принял у себя на базе «Казачка Ия» Николай Васильевич Терещенко. Здесь же Валентин Григорьевич встречал тулунских писателей Николая Зарубина и Владимира Киреева, здесь же побывали все известные люди тулунской земли.

Путешествия

Страсть к путешествиям по родному краю захватила мою душу, и вот уже более трех десятков лет им я посвящаю все свои отпуска, ухожу с друзьями в тайгу, в Саяны: зимой по замёрзшим руслам рек – на снегоходах, летом – на катерах и катамаранах.

Больше всего в тайгу, в непроходимые места меня влечёт желание познать наш удивительный сибирский край, его серебряные реки, голубые озера, горные склоны и перевалы. Первые мои походы в Саяны были с местными охотниками и рыбаками. Потом я познакомился с Николаем Терещенко. Он матерый таежник, имеет и соответствующее образование биолога-охотоведа. Ещё он незаурядный организатор, топограф, способный в белом безмолвии присаянских заснеженных степей ориентироваться по звёздам, в любых условиях, по ведомым только ему приметам приводить свою команду точно в назначенное место. Поднимались мы с ним к вулканам Перетолчина и Кропоткина, которые возвышаются недалеко от озера Хара-Нур, до столицы Тывы Кызыл, в Тофаларию, проходили руслами реки Ия, её притоками Эльдран, Ухтум, Дарлик, руслам рек Додот, Хамсара, Хиаи, Холба, Большая Шита, к Ярминским озёрам – Большому, Пиковому, Жёлтому, Малому, озёрам Устю-Дээрлиг-Холь, Ноян-Холь, Кадыш-Холь, Манны-Холь, Тоджа и другим.

Неоднократно бывали в крайнем в этих местах бурятском посёлке Саяны, где у знакомого бурята Бато угощались ни с чем несравнимым сливочным маслом, сбитым из молока коров, нагуливающих свой нектар на чистейших лугах саянских склонов гор.

В этих походах неизменными участниками были Анатолий Анисимов, Сергей Ефремов, иногда – студент из Братска Игорь Исаков, главный редактор журнала «Сибирь» Василий Козлов, оператор Сергей Марков.

О своих походах в команде Николая Терещенко я написал несколько очерков, которые пусть в малой степени, но всё же передают атмосферу наших экспедиций, рассказывают о трудностях, с которыми пришлось столкнуться, о том, что пережили, чему стали свидетелями, какие чувства испытали, и что узнали о неповторимом сибирском крае.

Места, где мы бывали, мало кем хоженые, разве только местными бурятами, тувинцами и тофаларами. Потому особенно поражают воображение экспедиции в Восточную Сибирь в девятнадцатом веке жителей европейской части России, например, географа и геолога, князя Кропоткина Петра Алексеевича, в честь которого и назван вулкан.

«…Из Европы на лошадях, за тысячи вёрст – это не на снегоходах, с печкой и электростанцией. Судя по его делам, человек этот был во всех отношениях неординарный. Геолог, обосновавший широкое распространение древних материковых льдов в северной и средней Европе, член многих научных обществ, уезжает в эмиграцию. И конечно же «бродивший по Европе «призрак коммунизма» не мог оставить его равнодушным к общеполитическим событиям того времени. Он член анархических организаций, автор трактатов по этике, социологии, истории Великой французской революции. По следам своих встреч с В. И. Лениным написал воспоминания «Записки революционера» (из моего очерка «На снегоходах к вулкану Кропоткина»).