Страница 6 из 11
Работа библиотекаря, в общем, не сложная, многие наверняка мечтают о такой: сносная зарплата, медстраховка, длительный отпуск, больничные. Государственная работа – островок коммунизма в бушующем океане рынка.
Одно плохо – скучно, неинтересно. Что должен делать библиотекарь? – Вносить информацию в компъютер о новых поступлениях, помогать посетителям находить книги, CD- и DVD-диски, расставлять книги и кассеты на полках в конце рабочего дня. Посещать бесконечные рабочие заседания. Пожалуй, все. Еще выслушивать панические слухи коллег о грядущем сокращении.
И так – день за днем. Спустя некоторое время на кухонном столе в доме Влада снова стала частенько появляться бутылка, правда, уже не дешевой водки, как несколько лет назад, когда нуждались в деньгах, а напитка поизысканней – рома или коньяка. Небольшие сверкающие бутылочки объемом пол-пинты, что в пересчете на русскую систему мер – в аккурат граненый стакан, под краешек.
И снова зазвучал ропот Влада и его жалобы на жизнь. Галя, конечно, к нему ближе всех остальных. Как и полагается любящей жене, ей первой и удар сносить.
Не пожирала Влада ностальгия, как прежде, и в Киев, вроде бы, уже не так сильно тянуло. Однако ничего не радовало. Рождение сына не укрепило семью, не помогло Владу обрести душевный покой, а наоборот, еще больше усугубило его тоску и гнев на себя и на весь мир. Смутно догадывался: все из-за того, что не может он жить без дела настоящего, достойного, чему бы стоило себя посвятить.
Так зашатало и затрусило его, так сдвинуло со всех опор, что начал пить едва ли не каждый день. Сложности в отношениях с Галей подошли к таким рубежам, что замаячил развод.
Галя и сама не ожидала, что Влад, по натуре спокойный, сдержанный, трезвомыслящий, – так «выскочит из мерки» и пойдет вразнос.
Уже оба побывали у адвоката и проконсультировались насчет юридических деталей развода. Уже спали в разных комнатах и не разговаривали неделями. Тогда-то появилась в жизни Влада церковь.
...В Киеве он к Православию пришел благодаря Стасу – приятелю-однокурснику, когда учился в Киево-Могилянской академии. Влад и прежде интересовался христианством, но, скорее, из любопытства, чем по потребности души. Крестился, когда учился в академии. Вместе со Стасом стал посещать церковные службы.
Стас тогда верой горел, подумывал даже бросить академию и пойти учиться в духовную семинарию – хотел стать священником. Вот и воспламенил он тогда приятеля Влада, поднес свою свечечку к его свечке, ожидавшей огня... Кстати, под влиянием Стаса, и Галя – хоть еврейка – тоже покрестилась.
Тогда, в середине девяностых, Украина переживала религиозное возрождение, и студенческие годы Влада совпали с этим временем. Вместе со Стасом ходили и в Лавру, и в древнюю Китаеву пустынь, где новые монахи расчищали заваленные старые пещеры. И на Лукъяновское кладбище ходили, где один светлый душой иеромонах служил панихиды по всем киевским новомученикам сталинского лихолетья.
Стас рылся в архивах КГБ, встречался детьми репрессированных священников и уцелевших очевидцев. Хотел собрать и составить летопись тех страшных лет.
Начиная с 1933-го года, репрессии против киевского духовенства были поставлены на поток: расстрелы проводились в подвалах Лукъяновской тюрьмы, потом ночью из тюрьмы, будь она трижды проклята, трупы вывозили на телегах и закапывали во рвах Лукъяновского кладбища. Много тогда было загублено священников, монахов и профессоров духовных академий. Много невинной крови впитала та земля старого киевского кладбища...
Стас и бороду себе отпустил лопатой, как у священника. И прозвище у приятелей получил – Борода.
Влад бороду не отпускал, брился аккуратно и волосы стриг довольно коротко. Но душой тогда впервые прикоснулся к вере, ощутил тот страшный, сладкий холодок и тепло...
И вот, спустя десять лет, когда все это уже отошло за дальние горизонты – и Киево-Могилянская академия, и Борода, и те молебны, и Киев, унылый, хмурый, отделенный от Московии заборами и тынами, снова, уже в чикагской жизни, Влада появилась церковь.
Сам не знал тогда, как церковь сумеет помочь ему. Но пришел с надеждой. Ведь не хотел расставаться ни с женой, ни с двухлетним сыном. Бывает так – сорвало человека и понесло, помимо его воли. Хотел бы остановиться, да не может.
После работы приезжал Влад в церковь на вечерние службы. Слушал чтение псалмов. Слушал, но не слышал. Все решал: сделать ли ему последний шаг и начать спать с Ритой, коллегой в библиотеке? Рита давно была в разводе, дочь ее выросла, поступила в колледж и жила в студенческом кампусе. Рите явно надоело флиртовать с Владом и уже без всяких обиняков приглашала его к себе домой.
Встретил он случайно там, в полупустой вечерней церкви, одного художника – обрусевшего грека, родом из Одессы. С необычным именем – Гурий.
У Гурия тоже была борода лопатой, правда, уже поседевшая, хотя Гурию не было и пятидесяти. По натуре – молчун, смотрел он мрачно исподлобья. Во время служб стоял, не шевелясь, застыв, как изваяние. Худое, бородатое изваяние. Только порой руки его вздрагивали и делали вдруг странные движения: то резко выбрасывали из кулака все пять распрямленных пальцев, то судорожно разворачивались кистями. Странные руки! Руки художника.
Они познакомились. Гурий, хоть и немногословен, но, проникшись к Владу симпатией, рассказал о себе: он занимается живописью и пишет иконы. Когда-то в Одессе он начинал, как художник, но стал бандитом. Потом со своим бандитизмом покончил. Приехал в Америку, занимался ремонтами зданий и уже не надеялся, что когда-нибудь вернется к живописи. Однажды, делая ремонт в коптской церкви, встретил там монахиню по имени Мариам, из коптов (египетских христиан). Эта встреча перевернула всю его жизнь: под влиянием Мариам Гурий приобщился к вере, научился писать иконы и вернулся к картинам. А Мариам уехала обратно в Египет, где жила в монастыре, но они поддерживали связь. Однажды, во время Великого Поста она ушла в пустыню совершать подвиг безмолвия и там умерла от разрыва сердца. Гурий ездил в Египет, когда Мариам перезахоранивали, переносили ее тело из пустыни на монастырское кладбище. Он посвятил ей несколько своих картин...
Каких только историй в жизни не бывает!
После вечерних служб они с Гурием стали заходить в греческое кафе неподалеку от церкви. А иногда заглядывали и в египетский духан, где курили кальян с какой-то сладкой травкой. Пили там такой крепкий кофе, что Влад потом не мог заснуть до утра.
Гурий собирался в новую поездку. Вернее – в путешествие-паломничество. В Египет и Иорданию. Несколько лет назад он уже совершил подобное паломничество, теперь собирался снова. Гурий был влюблен в пустыни Ближнего Востока, где уже побывал – в Аравийскую, Синайскую, Иорданскую.
Он ехал без группы, один, заранее разработав маршрут со специальным гидом-проводником в Египте. (Университеты Египта, Иордании и Израиля оказывают такие услуги.) В этот раз собирался побывать в древних Фивах, где еще валяются гигантские глыбы рухнувших тысячи лет назад колоссов, затем посетить Александрию, оттуда – на Синай, и закончить это трехнедельное путешествие в древней Петре.
...И пошел Влад в то удивительное путешествие по святым древним местам, с гидом-проводником из Каирского университета по имени Ахмед и водителем-арабом. Водитель, очутившись в любом населенном пункте, тут же исчезал – якобы к родственникам, а возвращался с большим опозданием, весьма помятый и с мутными глазами.
Но Аллах и с тем водителем, и с гидом Ахмедом, постоянно и по любому поводу клянчившим у них с Гурием деньги, и хвастливо не выпускавшим из своих рук IPhone последней модели.
...Словно воскресали перед глазами Влада призраки древней Византии. Императоры, свита, опальные патриархи. Места сражений императорской армии с кочевыми сарацинами, неудачные походы императора Валентина, страшные битвы Юстиниана с персами. И башни, и базилики, возведенные в городах и пустынях императрицами Еленой и Евдокией, и многочисленные монастыри дикой Фиваидской пустыни, скиты и лавры.