Страница 90 из 111
- Ваша осведомленность по части происшествий такого рода поистине неисчерпаема, маркиз, - подает голос третий, безмолвный до сих пор, обитатель гостиной: худой, горбоносый старец с громадными благостными глазами и несоразмерно малым злым ртом, под которым серебрится крохотная, похожая на запятую, бородка. - Позволю себе, однако, заметить, что сколько бы прототипов Тартюфа вы здесь ни назвали, каждый из них будет им лишь отчасти. Ибо истинный сочинитель, каковым, к величайшему моему сожалению, является господин Мольер, никогда не списывает с одного лица. Он всегда берет понемногу от многих и создает типизированный портрет. Кроме того, источником вдохновения для поэта могут служить не только живые лица и подлинные происшествия, но и сюжеты, почерпнутые в произведениях словесности...
Белоскладчатый священник воздевает пухлые длани в порыве умиления.
- Что до словесности, граф, то во Франции трудно найти человека, который знал бы ее лучше вас.
Тот благодарит его легким кивком.
- Не преувеличивайте, отец мой. Впрочем, я и в самом деле в состоянии назвать несколько сочинений, которые могут быть причислены к литературным прототипам "Тартюфа". Возьмем "Гаргантюа и Пантагрюэля" Рабле. Разговор философа Панурга с его подружками весьма напоминает сцену, где Тартюф исследует достоинства кружев, облегающих шею госпожи Оргон, - с той разницей, что у господина Мольера это получилось много тоньше и изобретательнее. Далее можно сослаться на некоторые новеллы из Боккаччиева "Декамерона", где говорится о любви монаха к замужней женщине, на комедию Пьетро Аретино "Лицемер", на сатиры Матюрена Ренье, новеллы Скаррона и многое другое66. Но...
Граф берет в свои длинные, слегка деформированные подагрой, пальцы бокал и делает крохотный глоток, как бы подчеркивая паузой важность того, что поведает дальше. Потом он извлекает из кармана своего черного атласного камзола небольшой том и торжественно потрясает им перед носами собеседников.
- Но одно из самых главных мест следует отвести этой вот книжке!
- "Письма Людовика де Монтальта"?! - Сладкое мурлыканье аббата уступает место полузадушенному кошачьему визгу. - Гнусный, проклятый церковью янсенистский пасквиль на святые деяния братьев-иезуитов! И вы вы! - носите его с собой? Не ожидал, граф!
- Не будьте столь прямолинейны, отец мой, - невозмутимо осаживает его тот. - Чтобы успешно блюсти интересы святой матери нашей - церкви, следует хорошо знать врагов ее. А господин де Монтальт, вернее, тот, кто скрывается под этим именем, заслуживает изучения особого, ибо это враг на редкость талантливый и тем втройне опасный. По мне, все писатели Пор-Рояля, вместе взятые, мизинца его не стоят. Увы, не надо обманываться: янсенистам сильно повезло. Они обрели мощное перо...
Его прерывает раскатистое ржание. Филоматики переглядываются, ожидая, что в позолоченную гостиную вот-вот ворвется разгоряченный бегом жеребец. Выясняется, однако, что это всего-навсего смеется маркиз. Ему, видите ли, вспомнилась история, случившаяся несколько лет назад - вскоре после того, как "Письма" обсуждались специальной королевской комиссией. Как и следовало ожидать, почтенные судьи, помимо янсенистской ереси, усмотрели в книге множество оскорблений по адресу Папы, короля и других почтенных лиц и постановили предать ее сожжению как в Париже, так и во всех французских провинциях.
- По правде говоря, церемония сожжения у нас несколько устарела, распространяется маркиз. - Ведь обычай этот возник еще во времена императора Тиберия, когда книги были рукописными, а стало быть, почти всегда в единственном числе. Теперь положение изменилось, а сжигают по-прежнему одну книгу, в то время как остальные, - он выразительно постукивает пальцем по корешку "Писем", - как видите, остаются в целости и сохранности. Но не в том дело... Расскажу вам, если позволите, о забавном случае в Эксе, куда я попал на пути из родного Марселя. Вообразите себе такую картину. Все уже готово для аутодафе67. Трещит костер; в котле над ним бурлит смола, которую следует опрокинуть в огонь, после того как в него полетят клочья изодранной книги. Чиновник судебной палаты, исполняющий в данном случае роль палача, готовится приступить к своим обязанностям. Но где же приговоренная к казни? Где сама книга? Ее нет. Ни один, - можете себе представить, решительно ни один из членов парламента не желает пожертвовать своим экземпляром!
- Поучительная история, - говорит граф, со значением поглядывая на аббата. - И как же она закончилась?
- Весьма неожиданно. Кто-то из судей написал название книги на первом попавшемся под руку альманахе, который тут же подвергли экзекуции по всем правилам.
- Однако ж это странно, - мурлычет аббат (ему не слишком по душе анекдот маркиза, и он спешит переменить разговор). - Вот вы, граф, соизволили заметить, что Пор-Рояль приобрел в лице автора "Писем" мощное перо. В то же время отношение янсенистов к светскому сочинительству ни для кого не секрет. Они никогда не пойдут на союз с каким-нибудь романистом или драматургом вроде Мольера, скажем. Недаром кто-то из их вожаков писал, что всякий сочинитель романов и театральный поэт есть публичный отравитель верующих душ, а потому его следует рассматривать как преступника, повинного в бесчисленных моральных убийствах. Но если так, значит, автор "Писем" не может быть известным писателем. С другой стороны, бесспорное мастерство его, столь высоко оцененное вашим сиятельством, не дает основании причислить его к новичкам. В таком случае, кто же он?
- Кто? - Граф раздумчиво покусывает свои тонкие, бескровные губы. - Об этом мне ведомо столько же, сколько и вам, отец мой. Никакие догадки и расследования не приблизили нас к истине. Что нам известно наверняка? Только то, что первое письмо - в защиту Арно68, чьи памфлеты по поводу истории с герцогом де Лианкуром вызвали справедливые нападки Сорбонны69, вышло в январе 1656 года. Засим письма посыпались как из рога изобилия. За год с небольшим их набралось восемнадцать. Причем уже после четвертого письма защита Арно отошла на второй план, зато на первый стали все более выдвигаться яростные нападки на казуистов и мораль иезуитов вообще.