Страница 13 из 133
— Хватит, Феб, — сказала мама мне на ухо. Она была рядом, я чувствовала тепло её тела.
— Оно должно выйти, — задыхаясь, сказала я.
— Милая, больше ничего не осталось.
— Оно должно выйти.
Мама положила свою прохладную ладонь на мой горячий лоб, как делала, когда я была ребёнком. Я закрыла глаза и сосредоточилась на её прикосновении.
Я перестала давиться и села на корточки.
— Джесси, иди в магазин. Купи зубную щётку и пасту. Попроси Морри принести сюда чего-нибудь с лимоном или лаймом, холодного, и влажное полотенце.
Я услышала, как Джесси ушла, но не видела её.
Я видела тело около мусорного бака, но на этот раз это была не Энджи. Это был Пит.
Я ненавидела его, он причинил мне боль, он почти изнасиловал меня, мой муж, но это так. Он подтвердил то, что я уже подозревала: хороших мужчин не бывает. Бывают мужчины добрые, как Алек, но не хорошие, а бывают мужчины дрянные и нехорошие, как Пит. Вот и всё, что я знала. Я хотела, чтобы он залечил мою рану, но, прожив с ним какое-то время, я поняла, что он не сможет. Тогда я захотела, чтобы он притупил боль, но он только причинил мне ещё больше боли, а потом забрал всё, что у меня оставалось.
Но я не желала ему смерти. Ни таким способом, ни каким-либо другим.
— Феб, посмотри на меня, посмотри на свою маму.
Но я не смотрела на неё.
— Что со мной не так? — спросила я.
— Милая, посмотри на меня.
Я покачала головой.
— Я не понимаю.
Она положила ладонь мне на щёку и попыталась заставить меня повернуться к ней, но я сопротивлялась, напрягая шею, сжав зубы, и продолжала пялиться в стену.
— Милая...
— Кто следующий?
— Фебрари, ты меня пугаешь, — сказала мама. — Посмотри на меня.
Я не успела ничего сделать, не успела даже подумать, как чьи-то руки подхватили меня под мышки, подняли на ноги и вытянули из кабинки. Я увидела маму, стоявшую на коленях и задравшую голову. Она смотрела куда-то мне за спину и чуть выше.
Я повернула шею и тоже запрокинула голову назад, увидев, то это Алек держит меня.
— Нам нужна помощь? — спросил Салли немного в нос, но тем не менее в его голосе слышалась властность.
Такой тип властности я слышала только у полицейских. Учителя говорили по-другому. Папа и мама совсем иначе. Учителей, пап и мам вы иногда слушаетесь, а иногда нет. Но полицейских вы слушаетесь всегда.
— Может, ей нужно с кем-нибудь поговорить? — сказала мама, медленно поднимаясь на ноги, но я не увидела, как она полностью выпрямилась.
Алек развернул меня лицом к себе.
— Тебе нужно с кем-нибудь поговорить? — спросил он, наклонившись ко мне и приблизив своё лицо к моему, но я не соображала, о чём он спрашивает, поэтому не ответила.
— Может, ей нужно что-нибудь, что поможет ей отдохнуть? — Это предложение исходило от Морри. — Она плохо спит. Может, нам надо отвезти её к Доку?
— Тебе нужно что-нибудь, чтобы помочь отдохнуть? — спросил Алек, как будто Морри находился в другом помещении, разговаривая с Алеком через наушник, и я не могла слышать своего брата.
Я не ответила. Я просто уставилась на Алека, прямо в его необычные, но прекрасные золотисто-карие глаза.
Он взял моё лицо в свои большие, тёплые ладони. Его пальцы, такие длинные и сильные, легли на мои волосы. Я видела только его лицо — лицо, которое я знала лицом мальчика и видела, как оно становится лицом мужчины.
— Фебрари, поговори со ной.
Я так и сделала.
Но единственное, что у меня получилось сказать:
— Алек...
Потом я подалась вперёд, уткнулась лицом ему в грудь и крепко вцепилась в его куртку.
И во второй раз за два дня я расплакалась (сильно) в руках Алека.
Я услышала, как зазвонил телефон Алека, но он не ответил. Его пальцы зарылись в мои волосы, и обе его ладони легли мне на затылок, прижимая к груди.
Я знала, что мне следует отодвинуться, знала, что дистанция — это самое главное, но я не могла. Я была как присосавшаяся к нему пиявка, только вместо крови я пила его силу.
Я не могла говорить о Пите, даже сейчас, ни с кем, особенно с Алеком. Но я хотела, чтобы он знал: я не оплакиваю Пита, я просто плачу из-за его смерти. Никто не заслуживал такого, даже если был мудаком, даже Пит.
Но я не могла сказать этого Алеку или кому-то ещё.
Я перестала плакать, но продолжала держаться за его пиджак, не поднимая лица, только теперь я пряталась.
Алек услышал, что слёзы закончились, и я почувствовала, как его пальцы надавили мне на затылок.
— Теперь ты поговоришь со мной?
Я высвободилась из его рук, отпустила его куртку и шагнула назад.
Мы были одни.
Я судорожно вздохнула и выпрямила спину. А потом посмотрела на него.
— Думаю, было бы хорошо показаться Доку. Морри прав: я плохо сплю.
— Почему?
— Что?
— Почему ты плохо спишь?
Я дёрнула головой и ответила:
— Потому что у Тьюздей маленькая кровать.
Он покачал головой:
— Ты встаешь в семь часов, хотя в этом нет необходимости, а возвращаешься домой после трёх ночи. Ты спишь всего три-четыре часа. Это нехорошо. Почему ты не спишь?
— Я не знаю. Я всю жизнь работаю в барах, так было всегда.
— Не всегда.
Я отпрянула, как будто он ударил меня в живот.
Он знает, как я спала раньше. Он часто оставался у нас ночевать, когда мы были детьми. Когда мы были подростками, мы все слишком долго спали по утрам. Это выводило маму из себя, но таковы подростки. Когда Алек учился в Пердью и Морри возил меня туда, чтобы я могла провести с ним выходные, мы вместе спали на узкой кровати в общежитии, прячась от дежурных по этажу. Мы спали долго, и сосед Алека по комнате приходил из ванной, сообщал ему, что путь свободен, и Алек потихоньку провожал меня вниз. Или потом, когда он переехал в ту квартиру, где у него было три соседа, но он присвоил верхний этаж — мансарду с маленькой ванной в углу. В этой комнате стояла двуспальная кровать, что было намного лучше. Ещё там был стол и много свободного места. Я любила ту комнату, я могла притвориться, что это наш дом, наш мир, и я так и делала. Та кровать была идеальной, достаточно большой, чтобы нам не было тесно, но не слишком, поэтому нам приходилось спать рядом.
Раньше я спала крепко, Алек это знал.
Раньше я спала, как человек, который знает, что любим.
Теперь это не так.
— Ответь мне, Феб.
— Я не знаю, ясно? — Я начала терять терпение. — Разве это важно?
— Давно это продолжается?
Определённо, для Алека это важно.
— Достаточно давно, чтобы я привыкла.
— Это нехорошо.
— Сейчас нехорошо. Сейчас мне нужно перестать думать, ненадолго, хотя бы ненадолго.
Он внимательно смотрел на меня, словно изучая. Что бы он ни увидел, это обеспокоило и одновременно разозлило его.
Потом он сунул руку в куртку, достал мой телефон и вручил его мне. Я взяла телефон, а Алек сунул руку в задний карман джинсов и достал свой телефон. Он открыл его, и его взгляд посуровел, когда он увидел что-то на экране. Потом он нажал несколько кнопок и приложил телефон к уху.
Я смотрела на него, но он не отрывал глаз от пола.
Наконец он сказал:
— Лесли? Это Колт. Мне нужна услуга от Дока. Нужно назначить время для Фебрари Оуэнс. У неё проблемы со сном. — Он посмотрел на меня. — Да? В четыре? Хорошо. Феб придёт. Спасибо. — Он захлопнул телефон. — У тебя встреча с Доком в четыре часа.
— Спасибо.
— Не благодари. Я ещё не закончил с тобой.
Мой рот наполнился слюной, и я сглотнула. Лицо Алека снова посуровело, как в тех случаях, когда я называла его Алеком, и я поняла, что он недоволен.
Он не заставил меня гадать о причинах.
— Ты не подпустишь меня к себе, ты предельно ясно дала это понять, но ты должна кому-нибудь довериться. Так не может продолжаться, это сожрёт тебя заживо. Ты заставляешь свою семью, своих друзей смотреть, и это неправильно. Это не ты.
— Алек...
— Заткнись.
Я заткнулась, главным образом потому, что его тон был грубым и пугал меня, страх электрическим разрядом пробежался от головы до кончиков пальцев. Я никогда не видела его таким по отношению ко мне.