Страница 8 из 20
Он прогнал воспоминание. Даже если все это было правдой, его всегда ждали новые приключения.
Вы, наверное, думаете, что пьяный дебош, устроенный Магнусом в Ту Ночь, и есть та причина, по которой ему запретили появляться в Перу. Но после этого, как ни удивительно, ему позволили приехать туда еще раз. Много лет спустя он вернулся, и его действительно ждали новые приключения.
1962 год
Магнус прогуливался по улицам Куско, мимо монастыря Ла Мерсед и вниз по Калле Мантас, когда услышал мужской голос. Первое, что он отметил, – его гнусавость, второе – то, что говорят по-английски.
– Я не согласен, Китти. Я настаиваю на том, что нам надо было сесть на автобус в Мачу-Пикчу.
– Но, Джеффри, из Нью-Йорка в Мачу-Пикчу не ходят автобусы.
– Да? – сказал Джеффри, выдержав паузу. – Что ж, если Нэшнл Джеографик наносит это отвратительное место на свои карты, могли бы и организовать автобусный маршрут.
Тут Магнус увидел собеседников. Они пробирались под арками, которых было полно, если пройти дальше колокольни. У Джеффри был нос человека, который никогда не затыкается. Он шелушился на сухом воздухе под палящим солнцем, а некогда накрахмаленные края белых брюк теперь обвисли, как жалкий вянущий цветок.
– А еще эти местные жители! – сказал Джеффри. – Я думал, мы хоть фотографий приличных нащелкаем. Думал, они будут колоритней, понимаешь?
– Ну надо же, оказывается, они здесь не для того, чтобы вас развлекать, – сказал Магнус по-испански.
Китти развернулась при звуках его голоса, и Магнус увидел насмешливое миниатюрное лицо и рыжие кудри под полами огромной соломенной шляпы. Китти морщила губы.
Джеффри тоже развернулся.
– Хорошая находка, подруга, – сказал он. – Вот этот – колоритней некуда.
Это было правдой. Магнус носил больше дюжины шарфов разных расцветок, аккуратно подобранных так, что они вились вокруг него удивительной радугой. Наблюдательность Джеффри его не впечатлила – тот не мог сообразить, что коричневая кожа бывает не только у местных, но и у таких же гостей страны, как он.
– Послушайте, старина, не хотите ли сфотографироваться, – сказал Джеффри.
– Вы идиот, – сказал ему Магнус по-испански, широко улыбаясь.
Китти усмехнулась и закашлялась.
– Спроси его, Китти, – сказал Джеффри тоном хозяина, желающего, чтобы его собака исполнила трюк.
– Простите его, – запинаясь произнесла Китти по-испански.
Магнус улыбнулся и эффектным жестом подал ей руку. Пройдя по плитам, которые время сделало гладкими, как вода, Китти пожала ее.
– Замечательно, замечательно. Маме фотографии понравятся, – радостно сказал Джеффри.
– Как ты с ним уживаешься? – поинтересовался Магнус.
Они обменялись белозубыми, но совершенно неискренними улыбками актеров.
– Нелегко, – призналась Китти.
– У меня есть другое предложение, – сказал Магнус растянутым в улыбке ртом. – Давай убежим вместе. Прямо сейчас. Нас ждет увлекательное приключение, обещаю.
Китти озадаченно посмотрела на него. Джеффри развернулся, ища того, кто мог бы сфотографировать всех троих вместе. Из-за спины Джеффри Магнус заметил, что лицо Китти медленно расплывается в ответной улыбке:
– Что ж. Почему бы и нет?
– Отлично, – сказал Магнус.
Он развернулся, схватил ее за руку, и они, смеясь, побежали по залитой солнцем улице.
– Нам нужно бежать быстрее. Он обязательно заметит, что я украла у него часы, – запыхавшись, крикнула Китти на бегу.
Магнус моргнул:
– Простите?
Позади них раздался шум, очень похожий на облаву. Магнус был, хоть и не по своей вине, хорошо знаком со звуками полицейской погони. Он заставил Китти свернуть в переулок. Все еще смеясь, она стала расстегивать пуговицы на блузке.
– Они, наверное, не сразу поймут, – пробормотала она, когда жемчужные пуговицы разошлись, явив глазу роскошные изумруды и рубины, – что я украла все драгоценности его матушки.
Она хитро улыбнулась, и Магнус расхохотался:
– Так вы обводите вокруг пальца неприятных толстосумов?
– И их матушек. Я бы, наверное, смогла лишить их всего состояния или, по крайней мере, серебра, но, когда такой красавец предложил мне убежать с ним, я подумала: «Была не была».
Звуки погони стали громче.
– Это было верным решением. Раз уж вы мне кое-что показали, позвольте и я вам тоже кое-что покажу.
Он щелкнул пальцами, не забыв о том, чтобы впечатлить даму шлейфом из голубых искр.
Китти поняла, что происходит, когда один из преследователей заглянул в переулок и побежал дальше.
– Они нас не видят! Мы невидимы! – взволнованно выдохнула она.
Магнус поднял брови и сделал эффектный жест:
– Вы совершенно правы!
Магнусу доводилось видеть людей напуганных, шокированных, пораженных его способностями.
Но Китти бросилась ему на шею:
– Скажите мне, прекрасный незнакомец, вы не хотели бы стать вором-волшебником?
– Похоже, приключение будет веселым. Только обещайте, что воровать мы будем у противных богачей, а деньги тратить на выпивку и безделушки.
Китти одарила его поцелуем.
Они полюбили друг друга, но любовь их продлилась только одно лето. Но это было сумасшедшее лето. Они со смехом убегали вместе, а их разыскивала полиция сразу нескольких стран.
Самым приятным воспоминанием, оставшимся у Магнуса, была фотография, которую он так и не увидел: последняя фотография, сделанная Джеффри, – человек в развевающихся разноцветных шарфах и стоящая за ним женщина в белой блузке улыбаются, потому что им обоим известно то, о чем не подозревает фотограф.
Но даже то, что Магнус, неожиданно для себя самого, стал мошенником, не было причиной его изгнания из Перу. Верховный совет колдунов провел тайное заседание, и несколько месяцев спустя Магнус получил письмо, где говорилось, что отныне ему под страхом смерти запрещено появляться в Перу, ибо он совершил чудовищные преступления. Несмотря на все попытки получить разъяснения, он так и не узнал, почему именно его изгнали из страны. Причина, по которой Магнусу запретили появляться в Перу и по сей день, остается – и, наверное, уже навсегда останется – тайной.
Хроники Беина № 2. Королева-беглянка
При слове «Аксель» королева застыла. Именно этого и добивался Магнус. Он вытолкнул ее спиной вперед. Шар отлетел от окна сантиметров на тридцать, и королева упала в корзину только половиной тела.
Париж, июнь 1791 года
Магнусу нравились утренние запахи Парижа. И это было удивительно, потому что пахло в Париже по утрам перепревшим на солнце сыром и рыбьими внутренностями. Еще пахло людьми и продуктами их жизнедеятельности (не культурой, а гораздо менее приятной субстанцией, которую ведрами выливали из окон). Но были и другие запахи, менявшиеся от улицы к улице, от здания к зданию. Пьянящий запах пекарни неожиданно сменялся ароматом гардений в саду а тот уступал место вони и запаху крови со скотобойни. Париж был полон жизни – Сена струилась по огромной артерии, сосуды широких улиц сужались до крошечных переулков, – и каждый дюйм был пропитан запахом. Здесь пахло жизнью – жизнью во всем ее разнообразии.
Сегодня, впрочем, запахи были даже чересчур сильны. Магнус отправился по незнакомому маршруту, который завел его в захолустный уголок Парижа. Дорога здесь была ухабистой, и карета подпрыгивала на кочках. Внутри было ужасающе жарко. Магнус оживил один из своих роскошных китайских вееров, но облегчения не почувствовал – воздух едва колыхался. Пришлось признаться себе (чего совсем не хотелось делать), что новый камзол в розово-голубую полоску из тафты и атласа и шелковый жилет с пташками и херувимами совсем не подходили для такой жары. Воротник-бабочка, парик, чудесные новые перчатки нежно-лимонного цвета… все это было не по погоде.