Бутч и Кэссиди

Бившейся в истерике Алине сделали укол и увели. Побратимы остались в палате, уставленной сложной и уже бесполезной аппаратурой. Бутч не мог смотреть на Кэссиди и сдерживался из последних сил, чтобы самому не разрыдаться. Часы перемалывали последние минуты жизни Алисы.

Кэссиди подошел к распахнутому в парк окну:

- Знаешь, Сан, привилегия Бога - не отнять жизнь, а дать ее... Банально ведь, а мы об этом никогда не задумывались.

За окном раздался смешок:

- Ишь, философ кислых щей нашелся. Ты еще в монахи постригись!

Кэссиди отпрянул от окна и мгновением позже, легко перескочив через подоконник, в комнате оказался навеки, казалось, забытый мужик. На сей раз он был одет вполне цивильно - по левантийской моде - длинная оранжевая футболка, зеленые шорты до колен и пластиковые пляжные шлепанцы. На груди у него болтался кулон с крупным камнем на массивной золотой цепи, В левой руке позвякивал прозрачный кулечек с тремя банками "Туборга". Настроен мужик был иронически и вызванная его появлением немая сцена его немало позабавила:

- Ну, что вы, как неродные? А я-то думал, соскучились...

Кэссиди притянул к себе мужика и тихо, но внятно произнес:

- Пошел вон.

Мужик высвободил майку и, присев на подоконник, откупорил банку пива.

- Зря ты так со мной неласково. Добре, я не злопамятный. Я ведь и помочь могу.

- Ты?! - встрепенулся Бутч.

- А кто ж еще? Девчушка-то, вижу, совсем плоха, тут впору вместо Мендельсона Шопена заказывать?

- Ты язык-то попридержи! - взорвался Кэссиди.

- Я-то попридержу, да вот времени все меньше и меньше. Помочь я помогу, но, чтоб вы знали, - весь заряд перстней на это уйдет. Согласны?

Побратимы переглянулись:

- Согласны!

- Ты языком не ляпай, ты подумай - последствия-то разные бывают.

И Кэссиди сказал:

- Согласны.

- Ну, тогда все тип-топ. Ты возьми ее за одну руку, ты - за другую, а теперь дайте мне свои свободные руки. И не думайте. Ни о чем.

Казалось, ничего не произошло. Только дымящиеся, оплавленные перстни звякнули о пол. Мужик взял Бутча за плечи:

- Пойдем, пивка хлебнем, лясы поточим.

Рука Алисы в ладони Кэссиди медленно порозовела, через мгновение порозовело и лицо. И, не открывая глаз, она спросила:

- Это ты, Сережа?

XII

- Что поделаешь, хлопцы, этика этикой, а испытания - испытаниями. Думаете, легко кошку под авто загнать, а?

Три фигуры примостились на гранитном подножье четвертой, бронзовой. Липкий, как кисель, туман мешался с дымом сигарет.

- Но вы - молодцы! Эва, как за год раскрутились! Размах появился; министры на поклон ездиют! За это надо выпить!

И выпил сам.

- Опять ты нас сделал, козел...

- А ты чего ждал? Рановато вам еще богами становиться - вот и вся этика. Но чегой-то вы паникуете?! Бежать вам сейчас точно не придется, разве что доказать, на что вы сами по себе способны, без безделушек. Разве ж это не по кайфу?!

- Еще как по кайфу!

- Ну, вот и славно, бывайте здоровы, живите богато, а мне пора до дому, до хаты. Может, еще свидимся.

Мужик почти сразу растворился в тумане, только еще пару минут было слышно, как он напевает "Капитан, капитан, улыбнитесь!" Бронзовая статуя парила в тумане так же, как год назад, и было неясно - то ли благословляет, то ли указывает: "Убирайтесь вон!"

В порту ревун деловито кричал на притаившиеся в тумане суда. Город готовился к церемониальной встрече солнца. От постамента тянуло холодом и кладбищем.

По плитам бульвара по-козьи простучали каблучки, и радостный женский голос вскрикнул:

- Я так и знала, Аля, они здесь!

Пришлось встать и отряxнуться.

Начинался новый день.

(надо полагать, еще далеко не конец)

Иерусалим