Сомнительная полночь

- Очень сожалею, что меня не было здесь, когда вы пришли в себя, сэр. Но было неизвестно, выживете ли вы. Мою модификацию только что закончили. Я Марион-А, ваш персональный андроид. В ее голосе было больше тональных вариаций, чем в том, другом голосе. Этот был не столь далек. Маркхэм собрал все силы, чтобы сдержать гнев. Его охватила дрожь, но вдруг ему стало стыдно своей слабости.

- Вы... вы похожи на мою... мою жену, - сказал он, с болью сознавая, что говорит не с живым существом.

- Меня перемоделировали по фотографии, которую нашли в вашем бумажнике, - сказала Марион-А. - Решили, что вам понравится сходство... А теперь, сэр, если вы желаете, я провожу вас в ваши апартаменты.

ГЛАВА 2

Джон Маркхэм провел шесть дней в качестве "гостя" Северного Лондонского Санатория. Это был обычный период восстановления из того состояния, которое доктора-андроиды называли УЖ - Условно Живое.

Хотя он и был странным пережитком прошлого века, он являлся не единственным человеком, находившимся, как он узнал позднее, в условно живом состоянии в санатории. Фактически, большинство гостей или возвращались из УЖ, или же подготавливались к глубокому замораживанию на срок от недели до года.

В двадцать втором веке временное замораживание быстро превращалось в стандартный метод лечения глубоких неврозов. Самое странное было то, что этот метод давал результаты.

К концу пребывания в санатории, когда он уже достаточно хорошо ориентировался в обстановке и мог нормально разговаривать с андроидом, Маркхэм попросил одного из докторов объяснить теорию лечения. Он обнаружил, что этот метод в принципе очень мало отличается от метода электрошока или применения инсулина в двадцатом столетии: пациента доводили до состояния предпороговой травмы, и это состояние должно было стереть невроз. Обычно время погружения играло не главную роль, поскольку основное лечение заключалось в процессах самого погружения и его отмены. Вариации длительности погружения имели полезное значение, только если фактор времени имел отношение к проблеме индивида.

Перед тем как покинуть санаторий, Маркхэм попросил разрешения осмотреть одно из устройств для погружения. Некоторое время андроиды избегали ответа, прямо не отказывая, и наконец дали понять, что "гостям" не положено знать больше, чем это абсолютно необходимо. Маркхэм сказал, что его, как инженера, интересуют технические аспекты. Наконец Марион-А спустилась с ним в изолированное помещение, которое чем-то странно напоминало камеру "К".

Но, в отличие от камеры "К", заполненной коробками с едой, в этом помещении находились кабинки, расположенные рядами, один над другим. Маркхэм хотел открыть одну из кабинок, но Марион-А твердо отказала, правда сначала это прозвучало как совет, а уж потом как настойчивая рекомендация.

Она объяснила, что в каждой кабине находится человеческое существо в состоянии погружения. Правила требовали, чтобы никого не беспокоили до выхода из этого состояния. Маркхэм заметил, что на каждой дверце была прикреплена пластиковая табличка с именем, датой погружения и датой выхода из погружения. Он невольно вздрогнул, хотя одежда не нем была с подогревом и хорошо выполняла свои функции.

Но больше всего его поразило в санатории почти полное отсутствие контакта между "гостями". Ему пришлось познакомиться с больничной жизнью двадцатого века благодаря аппендициту, и тогда он пришел к выводу, что пациенты весьма общительные люди. Но, вероятно, это не касалось пациентов Северного Лондонского Санатория.

За все время своего пребывания здесь он видел меньше дюжины "гостей", а говорил только с тремя из них. Первым был Брессинг, вторым - толстяк средних лет, близорукий настолько, что принял его за андроида; а третьей была девушка лет двадцати, которая плакала в коридоре. Он спросил, не может ли чем-нибудь помочь ей, а она, взглянув на него, вдруг крикнула: "Нет! Нет! Нет!" - повернулась и убежала. У Маркхэма сложилось впечатление, что он еще больше расстроил ее.

Маркхэм не знал, случайна его изоляция или же это устроено намеренно. Помещение, которое андроиды отвели ему, представляло собой пентхаус на плоской крыше санатория. Рядом располагались подобные помещения, но все они пустовали.

Уединение устраивало его по многим причинам. Прежде всего оно давало ему время привыкнуть к тому, что он совершил "прыжок" из двадцатого в двадцать второй век, давало время разобраться в своих мыслях, смириться с печалями личного характера, попытаться заглянуть в будущее.

Возможно, андроиды специально выбрали это место для него. Может быть, они понимали, что на некоторое время ему нужна башня из слоновой кости, персональная цитадель, где он мог бы побыть наедине со своими проблемами.

Убежище было комфортабельным и состояло из спальни, ванной комнаты и кабинета. Три стены каждой комнаты были окрашены в светлые тона, а четвертая была сделана из гладкого толстого стекла. Мебель в спальне была простой, функциональной: низкая кровать на полированных ножках, черно-белый пластиковый туалетный столик, стенной шкаф и пара стульев. Пол был покрыт ворсистым ковром и по ночам излучал неясный свет, в котором обстановка выглядела очень уютной.

Кабинет был роскошным, близким к декадансу. Весь его стиль казался несколько слащавым для жителя двадцатого века: стены - розовые, потолок малиновый, пол покрыт темным ковром с повторяющимся рисунком, изображающим танцующих обнаженных женщин. Был и простой кирпичный камин с имитацией горящих углей, а по обе стороны - книжные шкафы до потолка; в одном действительно были настоящие книги, тогда как в другом оказался бар.

У стены, напротив камина, стояла длинная кушетка, обитая шелковистым материалом, цвет которого гармонировал с цветом потолка, а также удобное кресло, обитое таким же материалом; два маленьких столика, столешницы которых были украшены тем же рисунком, что и ковер. Была здесь и простая табуретка из некрашеного дерева.

За те дни, что он прожил в санатории, Маркхэм научился по-новому понимать одиночество, поскольку Марион-А, его персональный андроид, постоянно находилась с ним. Его первое знакомство с обязанностями персонального андроида состоялось тогда, когда она вывезла его на каталке из комнаты холода в коридор, затем - в лифт и наконец в этот кабинет.

Она помогла ему перебраться на кушетку и увезла каталку, а спустя несколько минут вернулась с одеждой двадцать второго века. Маркхэм выбрал из предложенного наименее кричащее и уже собрался попросить андроида помочь ему добраться до спальни, чтобы там примерить одежду, как вдруг Марион-А стала одевать его, быстро и умело. Он был слишком удивлен, чтобы возражать, и слишком потрясен, чтобы сказать что-нибудь, до того как она одела его.

Он заметил, что руки у нее теплые, прикосновения - мягкие. Ее "кожа" на ощупь казалась странной, но не неприятной. Когда она одевала Маркхэма, у него создалось впечатление, что она делает привычное дело.

- Итак, вы мой персональный андроид, - сказал он задумчиво, осматривая себя с помощью карманного зеркальца. Потом он отложил зеркало, взглянул на Марион-А и внезапно понял, что избегал смотреть на нее с тех пор, как они покинули комнату холода.

Потрясение, вызванное ее сходством с Кэйти, уже прошло. Собственно говоря, сходство было весьма отдаленным и, вероятно, произвело такой эффект только потому, что он подсознательно ждал появления Кэйти.

Марион-А была немного выше Кэйти, и черты лица - более симметричны; плечи были шире, ноги длиннее, а талия тоньше. Слишком совершенна. Слишком совершенна для того, чтобы быть живой.

На ней был красный вязаный жакет и черная юбка. На жакете под горлом была приколота серебряная брошка. Приглядевшись, Маркхэм понял, что брошка изображала букву "А". "А" значит андроид.

- На тот случай, - усмехнулся он, - если кто-нибудь усомнится.

- Да, сэр. - сказала Марион-А. - Так принято, чтобы у каждого взрослого человека был свой персональный андроид. - Она спокойно стояла, никак не реагируя на то, что он рассматривает ее.