Страница 27 из 29
К нагой земле невзрачною листвою...
О, верный друг покинутых полей,
Ты мне знаком: тобой я любовался
Среди равнин забытых и пустых,
Близ города, что некогда считался
Владыкою земли. О, сколько раз
Вид этих мест печальных в поздний час
В душе моей будил воспоминанья
О днях былых, о невозвратных днях
Погибшего могущества и славы.'
И вот опять в безжизненных песках,
Средь звонких плит окаменевшей лавы,
Где ползает в полдневный зной змея
И кролик от нее спасается пугливый,
Тебя я вижу вновь, и снова чую я
Твой аромат над степью молчаливой.
И будишь ты опять в душе моей
Забытую печаль минувших дней.
Увы, здесь был когда-то край счастливый:
Колосья сочные качались на полях,
Паслись стада на пастбищах привольных,
В тени садов, во мраморных дворцах
Богач имел приют гостеприимный;
Здесь на ковре невянущих лугов,
В венке из роз и гроздий винограда
Покоились жилища городов,
Что сожжены со всем живым созданьем
Везувия расплавленным дыханьем.
Приди сюда, взгляни на этот прах,
Величия людей певец неутомимый,
И на седых безжизненных камнях
Пропой свой гимн обычный и любимый.
Приди сюда,- здесь рок запечатлел
Величие и славу наших дел!
Да, пусть идет сюда, кто любит восхищаться
Тобой, о век кичливый и пустой!
Оставив путь великий и прямой,
Что мысль воскресшая тебе предначертала.
Ты воротился вспять, слепец, назад глядишь,
Но жалкой спеси полн, "вперед иду" кричишь!
О, пусть твои сыны, покорствуя судьбе
И над тобой смеясь, бесстыдно льстят тебе.
Но знаю я, что скорое забвенье
Удел того, кто, сердца не щадя,
Клеймит свой век заслуженным укором.
О, нет, я не мирюсь с тем, что зовут позором,
И прямо говорю: глубокое презренье
К тебе, мой век, в душе питаю я!
Что сделал ты? Мечтая о свободе,
Ты мысль поработил,- залог ее святой!
Ты цель сковал тому, что вопреки природе
Одно могло спасти мой край родной
Из мрака варварства и рабского косненья,
Одно могло поспорить с этой тьмой
И нам блеснуть зарею обновленья!
Суровой истины, что жребий твой убог,
Как жалкий трус, ты вынести не мог.
От веры ты бежал и трусом называешь
Того, кто служит ей, не слушая тебя,
И только одного великим почитаешь
Того, кто, не щадя ни близких, ни себя,
Всех остальных насмешливо поносит
И жалкий жребий свой до неба превозносит!
Больной бедняк, но с честною душой!
Себя ты не зовешь ни сильным, ни богатым.
Но нищий силою и доблестью святой
Открыто кажет нам убогий образ свой
И срама своего не только не стыдится,
Но даже им кичится...
Нет, не велик, а глуп в моих глазах,
Кто жизнь свою ходя на помочах,
Рожденный в немощи и вскормленный бедою,
Кричит, что избран он для счастия судьбою,
И счастье то сулит таким же, как и сам,
Униженным бессильным беднякам,
Которых бурный вздох разгневанного моря,
Ток воздуха, травленный чумой,
Иль глубины подземной содроганье
Могли б стереть, как прах, с коры земной,
Не сохранив о них воспоминанья!
О, нет, в ничтожестве земного бытия
Великого иным воображаю я.
В лицо судьбы вперив бестрепетное око
И презирая ложь, он правды не таит.
Открыто признает он смысл ее жестокий,
О мире зла свободно говорит.
В страданьи тверд, взаимною враждою
С людьми не множит он своих скорбей.
Он не винит людей
В страданиях своих, как братьев по страданью,
Но верный своему высокому призванью
И полн любви, на помощь к ним идет
В борьбе за бытие, в борьбе с природой дикой.
Когда же ты придешь, воистину великий?
Я иногда брожу по этим берегам
Ночной порой, печальной думы полный,
И вдаль гляжу, как черной пеленой
Последней и широкою волной
Прилив их окаймил, и спят и дышат волны...
А надо мной, в прозрачной глубине
Мирьяды звезд горят, и свет их льется в море.
Как в зеркале живом, в его просторе
Своей красой любуются оне.
Горят... горят, и нет конца их свету,
И силы нет их взорами обнять,
И нет ума их таинства понять!
И выше, выше все, от ярких и блестящих
До светочей едва-едва светящих;
От них - туда, в мерцающий простор,
В надзвездный мир спешит мой жадный взор,
Но тонет в облаках лучистого тумана,
Как утлый челн в пучине океана!
И мнится мне, что знаешь ты. Земля,
И ты, наш мир, что мы зовем Вселенной,
С твоей луной, со звездами, с твоим
Блистающим светилом золотым
Пред каплею единой океана
Пред искрою лучистого тумана!
А ты, мой брат? Где гордый гений твой?
Твои мечты бессмертья и свободы?
Твои дела? о, бедный царь природы,
Смеяться мне иль плакать над тобой?
Как с яблони осеннею порою,
Под тяжестию собственных соков
Созрелый плод, сорвавшись сам собою,
Случайно падает на гнезда муравьев
И губит их, мгновенно сокрушая
Их жизнь, добро, спокойный их приют
И все, что дал им неусыпный труд,
Так из жерла гремящего волкана,
Взрывая прах к далеким небесам,
Ночь ужаса со стоном урагана,
Как фурия, внезапно поднялась
И, страшная, на землю пролилась
Кипящими и мутными ручьями,
Потоками огня, горячими песками
И погребла под тяжестью своей
Сады и города, и пашни, и людей!
Века прошли с тех пор, как бедные селенья,
Погибшие в ту ночь, и города,
И тысячи людей исчезли без следа
И преданы, как старый сон, забвенью.
Забытые могилы их давно
Убежищем для новой жизни стали,
И новые селенья возникали,
Как гнезда муравьев, у моря, под горой.
Прошли века, но все еще порой
Бледнеет и дрожит крестьянин бедный,
Подняв глаза к вершине роковой...
Как часто по ночам, сон чуткий прерывая,
Испуганный, с постели он встает
И слушает, сдержав свое дыханье.
И если ветерок до слуха донесет
Зловещее глухое клокотанье
Иль вдруг вода в колодце закипит,
Он вне себя от ужаса кричит,
Зовет жену и, захватив с собою
Пожитки бедные, испуганных детей,
Бежит, как тать, с своих родных полей!
И часто обратись с тоской неизъяснимой,