Страница 34 из 52
Лана одета в старую зеленого бутылочного цвета толстовку и джинсы. Она делает субстрат для растений в садовых перчатках, видно заслышав шаги, она оборачивается и глядит на меня, улыбаясь. Даже здесь, стоя в старом фартуке и без следа макияжа, она выглядит умопомрачительно красиво.
Странная вспышка понимания, словно молния, проносится у меня в голове. Я люблю ее, и я всегда любила ее.
— Что ты делаешь с собой? Ты выглядишь совершенно превосходно, — говорит она, и ее голос наполнен искренностью, она обнимает меня.
— Привет. Ты загорела, — говорю я робко, и обнимаю ее в ответ.
— Я подумала, что мы могли бы выпить чаю здесь, поскольку ты очень любишь цветы, — она показывает на накрытый стол из кованого железа. — В любом случае, это меньше похоже на мавзолей, которым представляется сам дом, со всеми мрачными картинами и портьерами, которые полностью не открываются, из-за того, чтобы защитить произведения искусства от солнечного света.
— Да, я видела портрет сурового мужчины с аристократическим носом и темными, злыми глазами. У меня было такое чувство, словно его глаза следили за мной, пока я была в комнате.
— Ах, этот портрет должно быть отца-основателя династии Баррингтонов, удивительно проницательный и скрытный человек. Видимо, он обладал непревзойденным талантом зарабатывания денег. Это про него говорят, что он играл с королями, как дети играют с куклами.
— Ой, а что за те два совершенно жуткие чучела совы?
Лана кривит рот.
— Это домашние животные. Они принадлежали какому-то предку.
Мои глаза становятся огромными.
— Правда? Вот что значит быть богатым человеком, когда домашнее животное умирает, они просто делают из них чучела и ставят в качестве украшения.
Лана смеется.
— Да, у богатых присутствуют странные обычаи. Сейчас эти чучела сов находятся на том месте, где они любили садиться на насест, когда были живы.
— Я видела фотографию другого предка Блейка в цилиндре с хлыстом, верхом на гигантской черепахе.
— Это дядя он немного не в себе, — объясняет Лана. — Он помешан на животных, и он, тот, кто создал зоопарк. Однажды он отправился в Букингемский дворец в карете, запряженной зебрами.
— Я думала, что зебр невозможно приручить.
— Зебры шли под руководством лошадей, — рассказывает Лана.
— Я не могу поверить, что мы говорим о какой-то ерунде. Давай, расскажи мне лучше про свой медовый месяц. Куда ты ездила? Что видела?
Лана смеется.
— Блейк отвез меня в пустыню.
— Это и есть грандиозный сюрприз? Пустыня?
— О, Джули, это было так невероятно красиво. Мы присоединились к настоящему каравану верблюдов, которые ходили еще в древности. Когда становилось слишком жарко, мы ехали под паланкинами. Это было замечательно. Погонщики верблюдов были настолько вежливы и гостеприимны. Днем они пели свои песни, а на ночь собирались вокруг костра и рассказывают всевозможные истории.
Она радостно хлопает в ладоши.
— Блейк знал, что я всегда хотела увидеть дождь в пустыне, и он организовал облака над нами, которые разразились дождем в тот вечер. Это было восхитительно. Правда. Мы сидели в нашей палатке и смотрели на дождь, а потом занимались любовью под дождем. Это был самый возбуждающий и восхитительный секс в моей жизни.
Я смотрю на нее и думаю, что должна попросить Вэнна заняться со мной сексом под дождем.
Что-то отвлекает Лану от меня, она смотрит в направление оранжереи, я оглядываюсь и вижу двух павлинов.
— Пойдем, — торопит она. — Похоже, они собираются танцевать.
Мы выходим на улицу из стеклянного дома, идем в сторону, и останавливаемся напротив павлинов. Лана подносит палец к губам. Мы стоим в ожидании несколько минут, наверное, она ошиблась, потому что они не расправляют хвосты. Лана оглядывается на меня с унылом видом, пожимая плечами.
— Ладно, — говорит она, и мы собираемся вернуться, пока мы медленно идем к оранжерее у меня возникает какое-то странное ощущение, и я поворачиваю голову, один из павлинов раскрыл свой великолепный хвост. Я трогаю Лану за руку. Мы обе поворачиваемся и стоим, как вкопанные, потому что нам удалось застать самое редкое зрелище, когда такое великолепное существо танцует для своей второй половинки. Как ни странно, но я по-прежнему продолжаю удерживать руку Ланы, я не хочу прерывать с ней контакт. Танец заканчивается, и Лана смотрит на меня сверкающими глазами.
— Это было зрелищно и запоминающее, правда ведь?
Не в силах говорить, я киваю, потому что чувствую, что нам удалось разделить что-то действительно особенное. Я чувствую с ней какую-то связь, которую не испытываю ни к какому другому человеческому существу. Колючки ревности полностью растворились.
— Помнишь, как те парни гнались за мной и бросались в меня камнями?
Лана смотрит на меня нахмурившись.
— Да, вспоминаю.
— Зачем ты пришла мне на помощь? Они могли бы причинить тебе боль.
— Я знаю, но они бы не посмели. Они все боялись Джека.
Я убираю свою руку, потому что застарелая боль опять вернулась. Как все у нее просто и замечательно — быть обласканной, любимой и защищаемой моим Джеком.
— Он присматривал за тобой, не так ли?
— Он был моим братом, — говорит она просто.
Он был влюблен в тебя, ты дура, хочу я закричать.
— Давай лучше пить чай, — но вместо этого говорю я тихо.
— Да, давай. Ты должна попробовать булочки от шеф-повара, он делает самые вкусные булочки, которые я когда-либо ела.
Мы садимся за стол, и Лана нажимает звонок.
— Сестра Блэйка живет здесь одна?
— Да, на данный момент, но она будет жить с нами, когда мы переедем в наш дом на следующей неделе. Сюда она будет только приезжать на выходные, чтобы присмотреть за своими животными.
— Почему о ней ничего нет в инете?
Лана кладет руки на стол, ее обручальное кольцо поблескивает.
— Видимо, потому что она из очень старинного рода. Такие семьи скрывают своих родственников, за которых им стыдно, или они могут как-то угрожать их социальному статусу.
— Правда?
— Даже у королевы были две двоюродные сестры, тайно заключенные в психиатрической лечебнице, и Палата Пэров объявила их обоих умершими в связи с информацией, которую сообщила сама семья. Эта история появилась на свет, когда журналист в 1986 году обнаружил, что у одной из женщин, похороненной в могиле, имеется только пластиковая бирка с именем и серийным номером, а другая двоюродная сестра оказалась жива.
Еда прибывает — торт, окруженный нежными сэндвичами, булочками, пирожными с кремом и пирогами. Лана наливает чай.
— Ты должна попробовать сэндвичи с огурцом, пока я не приехала сюда, я никогда их не ела. Они чрезвычайно вкусные.
Я беру один и впиваюсь в него, Лана оказалась права. Огурец настолько мелко порезанный, что кажется очень легким, маслянистым и вкусным.
— Что случилось с Викторией?
На лицо Ланы опускается холодная маска при упоминании имени этой женщины.
— Она была заперта в месте, где дверь имеет окно.
Я в полном шоке.
— Просто из-за того, что она разрушила твое свадебное торжество, вылила бокал вина на свое свадебное платье и чуть не ударила тебя?
Лана смотрит прямо мне в глаза, которые выражают более сильную ее сущность, с которой мне не приходилось сталкиваться.
— У нее было четыре лезвия, приклеенных к пальцам. Она не хотела, ударить меня, Джули. Она хотела искромсать мое лицо, изуродовав меня навсегда.
У меня отпадает челюсть.
— Боже мой! — мысль, что такое почти не случилось в тот день, вызывает у меня нервную дрожь.
— Блейк выглядел так, будто собирался убить ее в тот же вечер. Я боялась, что он причинит ей вред.
— На самом деле это придумал ее отец, потому что он понял, что Блейк просто стал для нее навязчивой идеей, и если он ее не запрет, то она попробует сделать что-нибудь еще, и это может закончиться ее тюрьмой. Она проходит лучшее лечение, которое вообще возможно купить за деньги.