Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 52

Кончик его хвоста касается щеки, он садится и отбрасывает его за спину. Он кладет свой кулак на подлокотник, который полностью покрыт золотистыми волосками, и меня настолько поражает сходство его руки, с львиной лапой. Не в смысле формы, но просто по ощущениям. Сейчас его рука выглядит такой спокойной, безвредной и ожидающей, но следующий удар может запросто распороть мужской живот и вытащить кишки. До этого он лежал, вытянувшись на диване, а сейчас пытается надеть свои ботинки.

— У тебя дыра в носке, — замечаю я.

Он совершенно не смутившись усмехается.

— Я оставил мои вязальные спицы в Париже.

Хиппи и нахал. Ладно, проехали!

— Что ты имел в виду, когда говорил, что у меня все пошло не в ту сторону?

— Когда существует численное превосходство противника, то упрямый и простодушный мужчина будет сражаться лицом к лицу в открытом противостоянии, пока не будет убит. Умный человек будет реагировать по-другому, разработает стратегию, найдет слабые места соперника и воспользуется ими. Как на войне, так и в любви. Сексуальный контакт подразумевает, цветочную битву между мужчиной и женщиной.

— Цветочную битву?

Он кивает.

— Каждую ночь, к последнему Императору Маньчжурской династии приводили богато разодетую девушку. Табличка с именем, которой появлялась перед дверьми его опочивальни, так он выбирал новую наложницу из трех тысяч девушек, которые мечтали очутиться у него в кровати. В 1856 небесный князь выбрал наложницу с именем Ехонала.

Ехонала — наложница с именем Ехонала. Идея интригует. (Yehonala — Орхидея Ехонала, которая родила принцев и в последствии стала вдовствующей императрицей).

— Обычай предполагал, что одалиска, должна была прибыть на спине евнуха, покрытая только лишь красной шелковой простыней. Он должен был положить двадцати однолетнюю девственницу в ногах кровати, что символизировало ее полное подчинение воле Господина Десять Тысяч Лет, ей приходилось ползти на четвереньках к нему. Все голые девушки становились любовницами по воле своей собственной судьбы только на одну ночь.

Изысканный самец делает паузу, я наклоняюсь вперед, когда он снова начинает рассказывать, его голос звучит бархатисто.

— У них была одна ночь, чтобы приворожить распутного Бога-Императора, чьи вкусы были настолько разнообразны и, по некоторым данным, извращенны. Красота, в данном случае, не могла принести пользы, так как каждая девушка в гареме избиралась за свою хорошую внешность. Интеллект тоже — он мог найти сотню разных умных мужей для обсуждения мирских проблем. Юмор — у него во дворце была армия профессиональных шутов.

Вопреки самой себе, я совершенно очарована рассказом. Я чувствую, как напрягаюсь, чтобы не пропустить ни единого слова, которые он выдает мне, словно плетет ковер.

— Никто не знает, что она совершила в первую ночь, амбициозная девушка за те пять лет, что томилась в пределах красных стен, фактически, как пленница, не удостаиваясь мужского взгляда, и император не был даже в курсе о ее существовании. Она неустанно изучала искусство любви. И все строго охраняемые техники, тайные секреты и практики женского очарования стали подвластны ей. Эти знания и сексуальное мастерство сделали ее неотразимой в предоставленном удовольствии пресыщенному Императору, и после этой ночи никто не мог теперь занять ее место в кровати Императора в качестве сексуальной партнерши. Две тысячи лет спустя ее воспел китайский поэт Чанг Хенг: «Нет радости, которая была бы способна выразить восторг той первой ночи, это никогда не забудется, в старости нам будет, что вспомнить».

— Император был полностью одурманен ею и оставался таким до самой смерти. Вот так, ее навыки одной ночью, привели в конечном счете к крушению многовековой Маньчжурской империи, и приходу женщины к власти. Ехонала претендовала на престол и стала в Китае очень известной императрицей. Она стала называться, как «Женщина-Дьявол из Китая».

Вэнн перестает говорить и смотрит на меня. Мои глаза опускаются на его руки. Они тоже покрыты золотистыми волосками, большие, квадратные, резко очерченные, мужские, красивые. Очень красивые. Из моего мозга улетают все мысли. Какого черта я делаю? Я сижу здесь сложа руки, и спрашиваю голосом, наполненным недоверием:

— Как может девственница, не имея ни одного сексуального контакта, такое сделать с мужчиной?

Он улыбается.

— Скорее всего, секс, на самом деле, это не совсем то, что ты думаешь?

Я хмурюсь. Я вспоминаю, как мне было шестнадцать, жуткая боль, при половом контакте, разрывала меня напополам. Я помню, как он вышел из комнаты и сказал своим друзьям, «Словно трахаешь подушку, парни». Они рассмеялись. Я пересилила себя и тоже вышла, и сделала вид, что внутри я не умираю. Память возвращает опять ту, острую боль. Я наклоняю голову.

— Ну, тогда что?

— Секс начинается из головы.

Я опять хмурюсь, задумавшись.

— Давай, позволь мне тебе показать. Закрой глаза и не открывай их, пока я не скажу.

Я смотрю на него внимательно, он кажется таким спокойным и расслабленным. Он не сдвинулся ни на дюйм со своего места на диване, и похоже даже не собирается. Какой вред может мне причинить всего лишь маленькая демонстрация? Я закрываю глаза.

— Представь бутон белого лотоса. Ты знаешь, как выглядит лотос?

Я открываю глаза и смотрю на него, приподняв одну бровь.

— Я флорист.

Кончики его губ взлетают вверх, рука делает взмах, призывая, чтобы я опять закрыла глаза. Я закрываю.

— Представь себе, что этот бутон лотоса очень специфический, он может входить в тебя...

Меня немного внутренне трясет, даже от одной мысли.

— Я беру цветок лотоса со стеблем и дотрагиваюсь им до твоего лба. Мгновенно лоб открывается, поглощая сначала кончик, а затем и весь бутон. Я вытягиваю лотос, и веду им к основанию горла. В очередной раз твое тело приветствует его, впитывая в себя, иду ниже до середины груди. Опять же твое тело поглощает его и отпускает. Медленно, спускаюсь ниже, к твоему пупку. Лотос скрывается в нем и затем появляется снова. Сейчас он опускается к твоей киски, я осторожно вставляю его внутрь. Сначала кончик, но после того, как ты свыкаешься с ним, ввожу весь бутон полностью, даже самую широкую его часть. Ты узкая, но все равно можешь принять его. Я вытаскиваю его, и сейчас он парит над твоим анальным входом.

Я с трудом сглатываю, но не позволяю ему выдать мои чувства.

— Верх бутона входит в твою попку очень медленно, потому что ты не привыкла к нему, я вставляю его все глубже и глубже, пока твое тело полностью не поглотит его.

Я открываю глаза и сверлю его глазами.

— И?

— Ты сидишь в луже.

Я краснею от такого жуткого смущения, потому что это правда. Его голос, звучавший в непривычной обстановки, подтверждает, что я разговариваю с мужчиной, которого совершенно не знаю.

— Сексуальная уверенность — это аллюр, перед, которым мужчина устоять не в состоянии. Ты хочешь научиться искусству магии секса?

Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза. Лана и Билли изучили глубокий минет и еще какие-то вещи. Я больше всего на свете хочу Джека. Если чтобы заполучить его, мне придется пройти путь Ехоналы, то так тому и быть.

— Да.

— Хорошо, — говорит он, улыбнувшись как-то по-волчьи. Его имя явно ему очень подходит. Вульф! Я не понимаю, почему я раньше этого не заметила. Он роется в кармане и выуживает ручку.

— Я обычно не ношу ни одного листочка, но в этот раз я работал над своей речью шафера, — из другого кармана он достает сложенный листок бумаги. — Лучшее мужское выступление, — говорит он и отрывает с края маленький уголок, и что-то пишет на нем.

— Двенадцать сеансов, три раза в неделю, начиная с понедельника в 7.00 часов вечера, — говорит он и протягивает его мне.

Я беру огрызок бумажки, наши пальцы соприкасаются, и по моей руку бегут мурашки и покалывание от контакта с ним, это настолько потрясает меня, посылая горячую волну через мое тело. Я быстро отстраняюсь, должно быть это разряд статического электричества от многочисленных слоев органзы на моем платье. Смутившись, я поспешно опускаю глаза на бумажку с адресом: Bread Street в Лондоне.