Страница 61 из 76
— Ах, — сказал он, взглянув наконец красными мутными глазами. — Значит, она вышла замуж за кого-то по фамилии Тилсбери?
Я рассказал ему о приюте и как этот джентльмен принял меня жить, как я работал по хозяйству в его доме в Виндзоре. Но нет, он не имел ничего общего с моей матерью. Лорд Фозэрингтон побледнел, спрашивая, жива ли Шарлотта, и я ответил, что да, но ничего не стал уточнять, поскольку он очень опечалился, снова заплакал и, издав стон, сказал, что она была его дочерью, по которой он нес траур с того самого дня, как она ушла из дома, когда ей исполнилось шестнадцать. Рыдая, он говорил о слухах, которые ходили тогда, будто она убежала с неким парнем, который работал здесь в имении, и что даже родила от него ребенка. Но хотя он и его жена волновались и беспокоились о ее потере, они никогда не могли найти, где она скрывалась, и никогда больше не слышали о ней ни слова. Это стало причиной смерти ее матери, которая никогда не переставала тосковать. У них был еще один ребенок, сын, на шесть лет старше дочери.
— И вы также немного похожи на него, вы знаете, — он вздохнул, нахмурившись, прежде чем сказать, что тот также умер, погиб во время службы в Индии, вскоре после того, как его сестра пропала без вести. Но прежде, чем он оставил Англию, он возвратился домой, сделав все, что мог, чтобы помочь найти сестру. Он выезжал каждый день, обыскал целую область, очень устал, но не нашел никаких следов. Но, по крайней мере, он пробовал, он приложил все усилия, несмотря на тот факт, что всегда ревновал к ней и часто злился на младшую сестру, завидовал материнской любви к ней и мучал ее.
— Эллисон, — наконец пробормотал старик, его скрюченные пальцы сжали спинку стула, — была девичья фамилия его жены, но они никогда не думали, чтобы искать свою Шарлотту под этой фамилией.
Мы скоро выпили бутылку вина, выжидая некоторое время, чтобы к нам вернулось самообладание, и в конечном счете я сказал ему, как был удивлен, увидев один из портретов, висевших в прихожей, так напомнивший мне мою сестру-близнеца.
— У тебя есть сестра? — он задохнулся от удивления, хватаясь за грудь и в волнении вставая. — Быстрее, ты должен показать мне.
Вскоре я указал на те же самые карие глаза и рыжие волосы моей матери и сестры. Он улыбнулся и снова горько заплакал, сказав, что это, вне всяких сомнений, доказывает, что я его внук, потому что на картине изображена его жена, и как благословлен он был он в своей грустной одинокой слепой любви, что провидение привело нас друг к другу, когда он в старости остался в одиночестве, наедине со слугами и преданными собаками.
После этого мы сидели и беседовали в течение долгих часов, мы оба не сомневались относительно обязательств, которые чувствовали, хотя я не обвинял его ни в чем. Я сказал старику, что мать умерла от лихорадки одной жестокой зимой, не упоминая о самоубийстве или факте, что она ранее показала нам это место. Относительно нашего отца я был более честен, сказав, что не знал его вообще, только то, что Шарлотта продолжала любить его, всегда полагая, что он возвратится, чтобы однажды забрать ее. Но он никогда этого не сделал. И после ее смерти мы не знали ни о семье, ни о друзьях, готовых принять нас.
Ломая руки, он оплакивал тот день, когда его собственную плоть и кровь взяли в приют, но я убедил его больше не расстраиваться. Все это было давно, и Нэнси, и я хорошо жили в Виндзоре. Он сказал, что очень хотел бы встретить этого мистера Тилсбери, пожать ему руку и лично поблагодарить за то, что он взял на себя такую заботу о его внуках. И, Нэнси, — Чарльз улыбнулся своей сестре, — он взял с меня обещание, что я привезу тебя к нему очень скоро, поскольку он мечтает увидеть свою внучку, желая только возместить причиненный ущерб, чтобы передать свою любовь и свое богатство единственным оставшимся членам своей семьи, которых он до сих пор не знал. — После короткой паузы Чарльз нежно посмотрел на свою сестру и сжал ей руку. — И это конец истории… нашей истории… пока. Я доставил сообщение Дулипу тем же вечером, официально пообедал с нашим дедушкой и на следующее утро уехал, обещая привезти тебя туда, как только смогу. Таким образом, ты видишь, Нэнси, есть кое-кто, с кем стоит познакомиться прямо здесь, в Англии.
Нэнси взглянула на него и затем высказала свои подозрения:
— Как я могу верить этому? Ты уже лгал, говоря мне, что уезжаешь. Почему ты только сейчас рассказал об этом? Интересно, намеревался ли ты когда-либо вообще сообщить мне об этом?
Чарльз вздрогнул и произнес:
— Когда миссис Уиллоуби запретила мне появляться на Парк-стрит, и когда ты отказалась встретиться со мной… и передать мои письма Алисе…
— Да, это верно, — она кивнула, глядя в пол. — Но, ты нашел другой путь. Почему ты говорил, что уезжаешь, отправляешься в другую страну?
— Конечно, я собирался сказать тебе тогда. Но солгал, потому что таким образом они не стали бы подозревать, что я могу попробовать найти Алису. Но, Нэнси, пожалуйста, скажи, что ты пойдешь с нами, скажи, что ты вернешься в Дорвуд и встретишься с нашим дедушкой. Я знаю, что это принесет ему облегчение. Если бы только наша мать в тот день, когда сидела за воротами, плача и думая, что родители презирают ее, знала, что они тоже стремились увидеть ее. А теперь наш дедушка очень хочет встретиться с тобой.
Нэнси стояла неподвижно, ошеломленная этим открытием.
— Это кажется настолько нереальным, Чарльз. Это походит на сказку. Как я узнаю, что ты не лжешь, поскольку только таким образом я помогу тебе получить Алису?
— Разве я стал бы так обманывать свою сестру? Мне больно, что ты сомневаешься и не доверяешь мне, — грустно ответил он.
Тогда Нэнси бросилась в его объятия и крепко обняла его, сказав, что сожалеет обо всем, и, конечно, любит его и доверяет, и поможет, это в ее силах, но он должен сказать ей, что сделать, потому что все так запуталось.
И посреди всего этого мы услышали хлопанье двери, тяжелую поступь через зал, а затем кухарка громко постучала в дверь. Ее грудь высоко вздымалась, она хрипела, спрашивая, все ли нормально, сказав, что мы обе должны поспешить, потому что в любой момент Нэнси возвратиться с экипажем… И когда она открыла дверь, то перегородила почти весь проем своей широкой большой фигурой, сквозь которую в мрак пробивался яркий солнечный свет.
Челюсть миссис Моррисон отвисла, так как она увидела, что нас не двое, а трое.
— О нет! — воскликнула я наконец, приходя в себя. — Что, если Тилсбери дома и доктор прибыл туда? Он обязательно начнет подозревать. Он никогда не позволит мне увидеть Чарльза снова…
Нэнси, глубоко вздохнув, сказала:
— Экипаж должен быть здесь в четыре. Мы просто скажем, будто вы упали в обморок и миссис Моррисон умчалась, чтобы пригласить доктора на Парк-стрит. Что, конечно, она и сделала. А я подумала, что лучше всего остаться здесь, дожидаясь экипажа, зная, что мы все возвратимся примерно в то же самое время.
Чарльз согласился:
— Да. Нэнси права. Нет никакой причины паниковать.
— Но что же с нашим побегом? У нас нет даже плана? — Я повернулась к Нэнси. — Ты не думаешь, что могла бы возвратиться на Парк-стрит прямо сейчас и забрать Адама с собой? Мы бы все сегодня уехали, чтобы никогда больше не возвращаться.
Но прежде чем она успела ответить, мы отчетливо услышали, как снаружи остановился экипаж.
— Не волнуйся. Я подумаю об этом, — сказал Чарльз, торопливо спрашивая свою сестру: — Когда мы сможем встретиться, завтра или послезавтра? Ты ходишь в магазины вообще? У тебя есть свободный день?
— Жди меня завтра днем в кондитерской в Дарвилле. Я изо всех сил постараюсь быть там, если не завтра, то на следующий день точно, — быстро ответила она.
— Хорошая девочка! — он улыбнулся, нежно обнимая ее и целуя в макушку. — Теперь пойдем. Скажи кучеру, что Алиса выйдет через минуту.
Когда они с кухаркой оставили нас, мы успели только обняться. Я положила голову ему на грудь, услышав биение его сердца и желая, чтобы я могла остаться подольше, и тут мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди… я услышала голос Тилсбери в прихожей! Мы оба застыли, и, если бы не быстрая реакция Чарльза и суетливая, задерживающая болтовня кухарки, нас, конечно бы застукали. Но она лепетала без умолку, говоря, что я просто вернулась за платком, а Нэнси в гостиной прощается с мистером Моррисоном, который нездоров и потому не сможет подойти к двери. Она спрашивала, не желает ли мистер Тилсбери подождать меня в комнате и выпить чашку чая, поскольку она не хочет, чтобы он считал ее грубой и неприветливой…