Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 63

— Чего?

— Пока не удалится шериф.

— И выхода из подвала нет?

— Это всего лишь дыра, в которой можно спрятаться, мистер Винс. Выйти наружу можно только тем путем, которым вы вошли.

— Было бы куда лучше, если бы имелся другой выход.

— Но его нет.

— Берите вашу тысячу.

После того, как Винс, вернувшись к круглому столу, сообщил, что́ он выяснил в результате осмотра двух комнат и сейфа, ход дискуссии взял в свои руки Парвис Мансур.

— Самая простая уловка обычно бывает самой лучшей, — сказал он. — Таковой, с помощью которой я в следующий понедельник, четвертого июля, как бы заманю сюда мистера Эдера и мистера Винса, будет игра в покер.

— Во всяком случае, так вы сообщите тем, кто хочет выложить миллион долларов за нас обоих, — уточнил Эдер.

— Верно.

— Во сколько начинается игра?

— В три дня.

— И что вы ему скажете — тому типу, что звонит вам?

— Вы имеете в виду процедуру обмена?

— Да.

— Ну первым делом я обговорю вопрос денег.

— Хорошо, — сказал Сид Форк.

— Также я подчеркну — и достаточно недвусмысленно, должен добавить — что ничего не произойдет, пока деньги не будут переданы, сосчитаны и положены в надежное место.

— Что с сейфом? — Форк спросил Винса.

— Дорр согласен оставить его открытым, чтобы Парвис запер в нем деньги.

— Значит, когда все будет покончено, Мерримен откроет его и вручит нам миллион?

Винс кивнул.

— Сдается мне, если с нами что-нибудь случится, старина Мерримен просто скажет: «Какие деньги?» — разве не так? — предположил Форк.

— До чего интересная мысль, шеф, — усмехнулся Эдер.

— Думаю, пока все это будет раскручиваться, — предложил Форк, — мы с Меррименом перекинемся в несколько партий в джинрами у меня дома — просто, чтобы убить время.

— Очень умно, — согласился Мансур.

— Давайте дальше, — предложил Эдер. — Мистер Мансур пересчитывает деньги и закрывает их в сейфе. И что потом?

— Потом я поворачиваюсь к лицу или к лицам, которые передали мне деньги, и вручаю им ключ от комнаты для игры в покер, где вроде бы ждете вы с мистером Винсом, проводя время за игрой.

— Вы собираетесь запереть нас в ней? — спросил Винс.

— Боюсь, что так — ради пущей правдоподобности.

В течение нескольких секунд никто не проронил ни слова, пока Б.Д. Хаскинс не спросила тихим голосом:

— И что произойдет потом, мистер Винс?

— Поживем — увидим.

В 12.09 воскресного утра, 2 июля, шеф полиции встал с постели мэра и натянул трусы, которые валялись на полу рядом с джинсами и белой рубашкой, что были на нем во время похорон Вояки Слоана.

— Хочешь, чтобы я тебе что-нибудь принес? — спросил он у Б.Д. Хаскинс, которая лежала на спине, подтянув простыню до подбородка и уставившись в потолок.

— Может, стаканчик вина.

— «Зинфанделя»? — спросил он, застегивая молнию джинсов и пуговицы рубашки.

— Прекрасно, — согласилась мэр.

Форк предложил:

— Может, мне стоит остаться, Б.Д.?

Она отрицательно покачала головой.

— Мне нужно время подумать.

— О чем?

— Просто подумать.





— Я принесу вина.

Когда Сид вернулся с двумя стаканами «Зинфанделя», Хаскинс сидела, опираясь спиной об изголовье, позволив простыне сползти почти до пояса. Форк улыбнулся при виде ее голых грудей, которые, как он давно понял, обладали совершенной формой.

— Когда я вижу их, — сказал он, протягивая ей стакан с вином, — пусть даже случайно, я неизменно думаю то, что пришло мне в голову еще двадцать лет назад: два самых прекрасных кувшина в Калифорнии.

— Кувшины, — сказала она, глядя на свои груди с видом, в котором была то ли отрешенность, то ли равнодушие. — Пожалуй, ты можешь их так называть, поскольку их главное предназначение — поить молоком малышей, которых у меня, скорее всего, никогда не будет.

— Это тебя беспокоит?

— Мне тридцать шесть. Еще четыре или пять лет и…

— Ты хочешь почувствовать себя замужней женщиной?

— Мне не обязательно выходить замуж, чтобы родить ребенка.

Форк допил вино, поставил стакан на столик у кровати и сказал:

— Разреши мне еще кое-что спросить у тебя, Б.Д.?

Она кивнула.

— Не крутится ли у тебя в голове мысль, что мы можем взять этот миллион и сделать Дюранго ручкой, пожелав ему удачи?

Она подняла на него глаза, которые — может из-за сумрака, стоявшего в комнате — обрели цвет пороха.

— Как раз об этом я и должна подумать.

В 12.49 того же самого воскресного вечера Вирджиния Трис, закрыв «Синий Орел», вернулась домой пораньше и обнаружила Джека Эдера на кухне у того же старого кухонного стола. Он как раз закончил сооружать два сандвича с ветчиной и сыром, когда она спросила:

— Вам в самом деле нравится готовить?

— Мне нравится есть, — сказал Эдер, раскладывая сандвичи на двух блюдах.

— Смотрится отлично.

— Молоко не помешает? — спросил он, открывая холодильник.

— Отлично.

Поставив молоко, Эдер сам присел к столу и, отхватив отменный кусок сандвича, стал с нескрываемым удовольствием жевать его. Поедая сандвич и запивая его молоком, она рассказала ему, что сегодня днем официантка в «Синем Орле» без предупреждения ушла с работы. Что поставило ее в безвыходное положение.

— Но вы справились? — спросил он.

— В Дюранго? Да через час после ее ухода ко мне прибежали пять девчонок проситься на ее работу. Каждой из них я сказала, что позвоню ей завтра — то есть, уже сегодня — и скажу «да» или «нет». Чтобы они не сидели у телефона, боясь пропустить звонок.

— Весьма достойное решение.

— Когда я сама была официанткой, то очень быстро выяснила, насколько тут не хватает благородства.

Она открыла маленькую коричневую кожаную сумочку, замялась, посмотрела на Эдера и спросила:

— Вы курите?

— Случалось.

— Не против, если я закурю?

— Отнюдь.

Она вынула пачку «Кэмела» с фильтром, и прикурила сигарету от зажигалки.

— После похорон вновь стала курить. Не притрагивалась к ним шестнадцать месяцев.

— Они как-то успокаивают.

— Я все думала о ваших словах относительно выбора — есть ли у тебя возможность выбирать, делать что-то или нет — когда решила снова начать курить. Но я решила, что у человека не так много возможностей выбирать и делать, что он хочет. Если ты болен, ты не можешь решать, выздороветь ли тебе или нет. И уж, конечно, черт возьми, ты не можешь выбирать себе родителей и все неприятности, что сваливаются на голову. И чем больше я думала, тем все больше понимала, что нет права выбора по большому счету, разве что по мелочам.

— Например?

— Например, тебе вдруг захочется взять и пересечь улицу, а позже выясняется, что это был самый решительный шаг в твоей жизни.

— Из-за того, что может последовать.

— Да. Из-за того, что может последовать. Поэтому я и решила сделать выбор. Не знаю, большой он или маленький. Но решила спросить вас, прямо и откровенно: хотите ли вы со мной в постель?

Эдер улыбнулся, как ему казалось, с победным видом.

— С большим удовольствием.

Лежа в постели, Келли Винс, наконец, добрался до 389-й страницы романа в 406 страниц, наполненных мягкой южной расслабленностью, когда услышал голос Эдера и смех Вирджинии Трис, проходивших мимо его комнаты. Он ожидал услышать знакомый звук открывающейся двери комнаты Эдера. Вместо этого он услышал, как открылась и захлопнулась дверь дальше по холлу. Такой звук, как он прикинул, издавала дверь в комнату Вирджинии.

Улыбнувшись, Винс отложил книгу, набрал горсть орехов из открытой банки рядом с кроватью, встал и подошел к окну, из которого открывался вид на улицу. За два дома поодаль стоял какой-то неизвестный седан. Бросив взгляд на часы, Винс убедился, что сейчас без нескольких минут час.

Стоя у окна, он кидал в рот орешек за орешком, дожидаясь каких-то изменений в картине, открывшейся перед ним. В одну минуту второго перед первой машиной остановился другой неприметный седан. Из него вышел очень высокий человек, подошел ко второй машине, нагнулся к окну — скорее всего, чтобы переброситься несколькими словами — и вернулся к своей машине.