Страница 74 из 143
Так же, как и его отец, Леонид–младший не признавал неумных утверждений относительно того, что большие события не затрагивают маленьких городов, но верил морскому правилу: шторм на мелководье намного опасней, чем в открытом море. И сильно надеялся, что сын — ну да, обязательно сын, рождение которого ожидалось в конце лета, так же полюбит тихий провинциальный городок со всей его кажущейся сонливостью.
Капитан милиции Находко с самого начала отрицательно относился к «Магнолии» и всему, что было связано со строительством и эксплуатацией крупного курортного комплекса. Разумеется, было бы близорукостью отрицать те блага, которые комплекс принес экономике района. Прежде всего, дом отдыха предоставил рабочие места тем жителям рыбацких поселков, которые не были заняты на лове и обработке рыбы. Однако капитан не соглашался с официальной точкой зрения, гласившей, что новая обстановка приведет к укреплению семьи. Деньги, заработанные в доме отдыха, не пополняли общий бюджет, но расходовались на нужды, возросшие под влиянием московских и рижских мод. Даже копаться в огороде местные девицы теперь желали лишь в фирменных джинсах и рубашках сафари. А какой мужчина мог удержаться от соблазна отведать консервированного финского пива, продававшегося в баре по полтора рубля банка?
Раньше он ни за что не поверил бы, что в районе может пропасть какой–либо секретный документ. Большинство жителей вообще не знало, что это такое — диссертация. В этом отношении Приедитис прав: виновника надо искать среди ближайшего окружения потерпевшего — между отдыхающими и людьми, связанными с «Магнолией».
К сожалению, полученные до сих пор результаты свидетельствовали о том, что он ухватился не за тот конец. Ученые — не дети, не понимающие, что у лжи короткие ноги. Если кто–либо из них — рижский аспирант Вецмейстарс или какой–нибудь сотрудник московского института — присвоил бы диссертацию в надежде использовать ее положения в своей работе, плагиат вскоре неизбежно обнаружился бы. Не менее абсурдным выглядел вариант, согласно которому в деле был замешан кто–то из шахтеров либо один из заглядывавших в «Магнолию» людей — киномеханик, рыбак, проезжий автомобилист. Существует, правда, поговорка, что в хорошем хозяйстве все пригодится. Но не исписанная бумага, это в первые послевоенные годы она пошла бы на кульки для черники иди малины. В наши дни на рынке скорее увидишь перфоленты от ЭВМ. По таким же причинам отпадал и персонал дома — нет смысла, нет материального стимула… «Возможен ли другой мотив? — размышлял Находко. — Психологический, личный? Может быть, месть? Или скверная шутка из числа так называемых розыгрышей? Но даже самовлюбленный Талимов не стал бы так долго мучить коллегу. А циник профессор Вобликов? Он ведь считается только с самим собой и каждый раз, увидев в зеркале свое отражение, раскланивается с ним, в каждом разговоре оставляет за собой не просто последнее слово, а, самое малое, последние пятьдесят». Находко не завидовал тени профессора, вынужденный постоянно находиться в его обществе. Однако профессор давно уже достиг той высоты, с которой чужие достижения не воспринимаются более с завистью. Притянутой за волосы показалась и фантастическая гипотеза, по которой диссертация была уничтожена, чтобы отнять у Кундзиньша возможность занять высокий пост, на который претендовал другой кандидат. Нет, это все бредовые сны, не более.
Оставалось предположить, что здесь все же орудовал посторонний — преступник, тщательно спланировавший похищение, а вовсе не увидевший случайно диссертацию и присвоивший ее, чтобы не упускать случая. Такой не станет полагаться на импровизацию, не будет рассчитывать на то, что Кундзиньш где–нибудь забудет рукопись или оставит дверь незапертой. Такой заранее изучит возможности проникновения в комнату. Сам или через подручного выяснит, что Кундзиньш ежевечерне принимает снотворное и спит при открытом окне. Вот единственный надежный путь, по которому можно добраться до диссертации — если она действительно стоит такого риска.
Находко встал и вышел на балкон. Вовсе не нужно быть альпинистом, чтобы по пожарной лестнице взобраться на одиннадцатый этаж, при желании он и сам с этим справился бы. Версия казалась все более убедительной, надо было только еще убедиться в том, что и со стороны Кундзиньша растут такие же ветвистые сосны, которые могли облегчить первые шаги подъема. И вслед за этой мыслью возникла навязчивая идея испробовать самому, насколько сделанный им теоретический вывод реален, провести следственный эксперимент своего рода. Не зря же он утром предложил свои услуги в качестве эксперта.
На этот раз Кундзиньш отворил после первого же стука, но, узнав Находко, помрачнел.
— Пришли порадовать доброй вестью? — спросил он до странности равнодушно, даже не пытаясь скрыть разочарование.
— Цель науки — выяснение истины, если не ошибаюсь, — к своей цели Находко приближался по спирали. — Хочу, если у вас нет возражений, проверить одну версию… Прошлой ночью вы спали крепко?
Кундзиньш скривился, видимо, воспоминание было не из приятных.
— Обычно я сплю очень чутко. Даже со снотворным просыпаюсь, самое малое, раз в ночь. Но вчера были особые обстоятельства…
— Понятно. Значит, не исключено, что кто–то проник в комнату и унес рукопись, которую вы все–таки не оставили внизу?
— Я всегда оставляю окно приотворенным. Но вы же не думаете, что кто–то спустился по трапу с вертолета? Других подступов к моему балкону нет: одиннадцатый этаж все же, не второй и не третий.
— А с соседнего балкона?
— Такая же картина — я сам утром убедился, — Кундзиньш понемногу стал проявлять интерес к разговору. — Это под силу разве что цирковому акробату со страховочным поясом…
— Значит, остается путь по вертикали. С вашего разрешения я попробую спуститься по нему и вернуться обратно.
Не услышав ответа, Находко уже собирался поднять жалюзи, которые дополнительно изолировали Кундзиньша от неуютного внешнего мира, но хозяин комнаты предупредил его движение: память живо нарисовала в его воображении то, что он видел утром на балконе Руты.
— Минутку, так можно испугать человека. Сейчас предупрежу даму, которая живет этажом ниже… — Он набрал номер телефона Руты, однако на звонок никто не откликнулся, тогда Кундзиньш положил трубку и отошел в сторону. — Прошу вас! Только имейте в виду: если что–то случится, я не стану бросаться за вами.
Пластмассовая занавесь поднялась с тихим шорохом, в отворенную дверь влетели снежинки, которые порывистый ветер закручивал вихрем. Дверь тут же захлопнулась снова, отрезав капитана от уютного помещения, и он понял, что лишь изображал деятельность. Кому еще нужен этот дешевый театр, если не ему самому, чтобы вернуть потерянное нынче утром чувство общности с товарищами? В темноте ведь не увидишь ни отпечатков пальцев, ни других следов. Разве что не до конца закрытая крышка люка могла свидетельствовать о том, что до капитана этим путем воспользовался кто–то другой.
Он посмотрел вниз, но не увидел ничего. Метель ревела и выла, хлестала белыми полотнищами, водила хоровод вокруг дома, создавая нечто, похожее на заполненную точками бездну, откуда, конечно, никто не мог увидеть его. Тщетной оказалась и попытка услышать, не доносится ли из комнат какой–либо шум — в ушах стоял только стон бури, предупреждавший не пускаться в рискованное предприятие. Но еще глупее было бы вернуться — что он скажет Кундзиньшу и как посмотрит в глаза товарищам, которые ждут от него хоть какой–то помощи?
Находко заставил себя разжать закоченевшие пальцы, судорожно вцепившиеся в перила, и, ухватившись за железную скобу, поднял обжигающе–холодную крышку люка. Она повернулась на петлях легко, словно ее недавно смазали. Хорошо, что он обут в кеды, еще лучше, если бы догадался прихватить и перчатки, потому что уже на первой остановке — на балконе Руты Грош — пришлось отогревать руки, засунув их под вязаный жилет.
Здесь крышка люка оказала упорное сопротивление, вселив тем в Находко некоторые сомнения. Хотя не исключено, что снизу, упершись спиной и плечами, поднять ее легче…