Страница 20 из 143
Уступе съежился, как от удара плетью, опустил глаза и покраснел.
«Низколобый тип, врет неумело и хаотично. Что дальше?»
– Я… я был дома один, – выдавил Уступе, злясь на самого себя за то, что не может придумать ничего боле хитрого. – А раньше, правда, оставался с детьми, пока теща их не увезла…
– И это неправда, – ответил Розниекс. – Вашу машину во дворе не видели с тех пор, как жена легла в больницу.
Уступе поерзал на стуле.
– Машина стоит не во дворе, а в гараже, – отбарабанил он. – Согласно инструкции! – И посмотрел на следователя в ожидании.
Розниекс сидел спокойно, положив руки на стол ~ светловолосый, усталый, в хорошо сшитом кителе, гладко выбритый, без модных усов и бороды; его серые глаза пристально смотрели на Уступса, фиксируя каждое движение его лица.
– По инструкции, безусловно, так оно и должно быть. Но в действительности вот уже больше месяца ваша машина почти каждую ночь в гараж не возвращается. Не было ее там и в ночь на двадцать пятое. Отметку в журнале о том, что машина вернулась вечером после работы, диспетчер Лейнерте сделала лишь наутро – после того, как вы ее об этом попросили.
Уступе сидел, уставившись в одну точку на стене. – Итак, где вы были с машиной двадцать четвертого с десяти до двенадцати вечера? – раздельно проговорил Розниекс. Вновь заданный вопрос прозвучал более значительно.
Уступе чувствовал, что ему трудно дышать. Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой, вымученной.
– Я живу далеко от гаража. И во дворе держать машину нельзя, соседи ругаются, что утром мешаю спать, когда завожу.
– Где же была машина? – настаивал Розниекс. Уступс помедлил:
– «На площади, у новых домов.
Это прозвучало неубедительно, и Уступс безнадежно махнул рукой.
– Кто же это запрещал вам держать машину во дворе? – покачал головой следователь. – Двор большой, и машину вы ставили за сараями, там она никому не мешала. Но ночью двадцать четвертого ее там не было.
Уступе молчал.
«Слишком примитивная защита, у него нет заранее заготовленного варианта, какой разрабатывают опытные Преступники прежде, чем пойти на преступление. Но на дурачка он тоже не похож».
Розниекс снова включил магнитофон.
– Начнем сначала, – сказал он. – Двадцать четвертого вы работали с утра до четырнадцати.
– Да.
– А потом?
– Поехал к жене в больницу.
– А оттуда – к детям, в Елгавский район?
– Да.
– А оттуда?
Уступе дрожащими пальцами зажег сигарету, выпустил дым и зло процедил сквозь зубы:
– Не скажу!
– Вы вообще можете ничего не говорить. Закон дает обвиняемому такое право. – Голос Розниекса стал жестким: – Но учтите: кровь сбитой женщины, ее волосы и другие доказательства обнаружены на вашей машине. Отпечаток протектора на одежде пострадавшей тоже изобличает вас. Суду этого будет достаточно.
– Обвиняемый? Я – обвиняемый?… Кровь на моей машине? – непослушными губами прошептал Уступе. – Никого я не сбивал! – крикнул он, вскочив. – Нет, слышите? Нет! – В глазах его был ужас. – Я заметил бы! Не может быть! – и он медленно опустился на стул.
– Пили в ту ночь?
– Нет! Не пил! И никого не сбивал! Слышите! – Он обхватил голову руками, медленно раскачиваясь на стуле.
– Что вы делали близ станции Пиекрастес?
– Я там не был!
– И вообще никогда не бывали?
– Нет, оставьте меня в покое! В тот проклятый день, двадцать четвертого сентября, который вас так интересует, я там не был. Хотите пришить мне дело, ищете, на кого повесить? Нет и нет! – закончил он хрипло.
– Послушайте, Уступе! – медленно, спокойно проговорил Розниекс. – Может, перестанем играть в прятки? Я уже сказал: улик достаточно. Следы, найденные на вашей машине, неопровержимо свидетельствуют, что вы двадцать четвертого сентября близ станции Пиекрастес сбили женщину – Ольгу Зиедкалнс. Свидетели показывают, что вы мчались без огней, сшибли ее наземь и скрылись. И поэтому я предъявляю вам обвинение не в нарушений правил уличного движения и не в непредумышленном наезде на человека, но в предумышленном убийстве. Однажды вас уже судили за хулиганство. Так что я посоветовал бы вам подумать и начать говорить.
Розниекс не спешил. Он ждал, что скажет Уступе, каким будет его следующий ход. Но тот сидел как парализованный. В его лице Розниекс прочел сомнение; значит, он уже проиграл – еще прежде, чем началась игра. Да и какие у него были козыри, что мог он разыграть? Уступс понял: игра проиграна. Губы его дрогнули.
– Ладно, – сдавленно проговорил он. – Скажу. Выключите только эту штуку, – он указал на магнитофон.
Розниекс нажал кнопку.
– Рассказывайте.
Глаза Уступса бегали из стороны в сторону, словно в поисках помощи.
– Ну, сбил я ее, – выговорил он почти беззвучно. – Не заметил в темноте, лило как из ведра, дорога скользкая, не затормозишь, слишком поздно заметил, ну… – он умолк и глянул на Розниекса, ожидая вопросов.
– Рассказывайте, рассказывайте! – поощрил следователь.
– Да что еще? Я объяснил, как было. Я же не хотел…
– Почему не остановились?
– Испугался. А когда опомнился, был уже далеко. И страшно было возвращаться.
– Ясно, – кивнул Розниекс. – А откуда и куда вы так спешили?
Спокойствие следователя, казалось, озадачило Уступса.
– Ну откуда… Из Лимбажи в Ригу. – Уступс смотрел на следователя с выражением покорности в глазах.
– Из Лимбажи, значит. А там что делали?
– Подвернулась халтура, – сказал Уступс уже бодрее. – Подвез одному то–се… Вы же о дорожном происшествии? Ну а это – совсем другое дело.
– Что везли и куда? – тон Розниекса стал строже.
– Кирпич со свалки. Он домик строит. Фамилии его я не знаю и найти вряд ли смогу. Ехал ночью, хозяин показывал дорогу.
– Вот, значит, как. А каким ветром вас занесло в Пиекрастес?
– В Пиекрастес? – переспросил Уступс и подумал. – Места эти я не очень хорошо знаю, сбился, надо думать, с дороги, вот и…
– Сделали такой крюк по разбитой грунтовке? – сказал следователь. – Вы, шофер, изъездивший всю Латвию вдоль и поперек? Смотрите: вот план Пиекрастес, – следователь разложил на столе карту. – Вот станция, шоссе, переезд. Покажите, как вы ехали!
Уступсу пришлось задуматься. Он не ответил.
– Глядите, – показал Розниекс карандашом. – В Ригу ведут две дороги, они сливаются довольно далеко за станцией Пиекрастес. По какой бы из них вы ни ехали, на станции вам делать было нечего. А дорога, на которой вы сбили человека, пересекает их и идет к морю. Так?
– Так, – согласился Уступе, приблизив к карте лицо.
– Значит, что же вы делали на станции?
Уступе опять помолчал, растерянно оглядываясь, потом решил попробовать вывернуться.
– Хотел в буфете купить пива. Пить хотелось.
– И купили?
– Не успел. Сбил же человека.
– С какой стороны вы подъехали к станции? Со стороны моря или поселка?
– Ясно, что от моря. Там же шоссе на Ригу. Оттуда я и свернул. – Уступс явно обрадовался, что выбрался из лабиринта.
– Значит из Лимбажи вы все же ехали правильно, не сбиваясь.
– Так выходит, – охотно согласился Уступе.
– Сбили человека, проехали переезд – и прямиком в Ригу.
– Вот–вот.
– Переезд был открыт? – Розниекс задавал вопросы все быстрее.
– Так получается.
– Грунтовка не была перекрыта?
– Не заметил, – ответил Уступс осторожно. Видимо, шестое чувство подсказало ему, что тут что–то не так.
– Никто нигде вас не задерживал?
– Н–нет.
– А в Риге где поставили машину?
– Я уже говорил.
– Ну, ну?
– На площади, у новых домов. – Уступс все меньше понимал, чего добивался следователь.
– Почему не помыли машину?
– Хотел утром помыть, потом раздумал. Решил идти с повинной в милицию.
– Почему же не явились?
– Боялся. Все откладывал.
– Хватит! – вдруг стукнул Розниекс по столу. – Хватит врать!
Уступе так и застыл с открытым ртом.