Проект "Психея"

    - А как мы туда доберёмся? – спросил Марк.

    - Мы же на десантной базе. Здесь есть боевые вертолёты. А пока – наш долг тренироваться. Будем готовиться – никуда они не денутся. Собирайте группы, впереди большая работа. А военные пока обдумают план операции.     

    Прозрачная волна накрывает меня и почти смывает в песок. Но из песка выстроен замок, и он несокрушим. Волна отступает до одной ей ведомых границ. Сияние ласково касается Меня, но Я отстраняюсь.

    - Оно хочет подружиться! – говорю я сухими губами.

    Веки поднялись. Передо мной всё тот же серый потолок. Я протянул руку за стаканом воды на столике рядом с кроватью. Тело неловко повернулось, и я с грохотом падаю на пол. Так начинается мой новый день.

    Я держусь за кровать и кое-как встаю на ноги. Несколько раз пытаюсь поймать стакан, но промахиваюсь. На столике красная кнопка вызова, но я принципиально не собираюсь просить помощи.

    Наконец «ловлю» стакан, и вода стекает в пищевод. На этот раз у неё вкус мыла. Я даже не морщусь.

    Я начинаю переступать с ноги на ногу в направлении туалета. Меня укачивает на ходу. С каждым шагом ступни всё твёрже и увереннее несут меня к цели, но я всё же почти падаю на полупрозрачную дверь. Упираюсь ладонями в мутное стекло. Или это такая пластмасса, так и не смог понять. На ощупь как тёплая бетонная плита. Дверь отъезжает в сторону и меня чуть не уносит вслед за ней.

    С душем управляться проще. После непродолжительной ловли ручки крана, я сажусь на пол и отмокаю. Через пять минут я почти в норме. Воду закрываю с первой попытки.

    Вскоре привозят тележку с едой. По обе стороны двери два охранника. Для меня они фиолетовые на оранжевом фоне. На поясах давешние автоматы с плавными линиями и электрошокеры.   

    В тарелке синие куски мяса и кроваво-красные листы зелени. Есть приходится руками, люди потеряли ко мне доверие. Я завороженно смотрю на свои лиловые пальцы.

    Ну, хоть салфетку сохранили. Она наждаком царапает руки и губы. Я даже смотрю на ладони, хотя знаю, что это всего лишь фокусы восприятия. Обычные чёрные ладони. 

    - Благодарю вас, господа. Можете быть свободны.

    Они никак не реагируют. Забирают тележку с едой и выходят.

    Появляется Адам Петрович. Он так быстро меняет цвет, что у меня рябит в глазах. Я тру глазные яблоки, не помогает. Всё заволакивает серостью. Он что-то говорит, но я не слышу. Моргаю на его слова, смотрю на его рот. Он словно рыба сквозь толстое стекло аквариума. С выключенным звуком он выглядит глупо. Я улыбаюсь ему. Неожиданно звуки врываются в уши, словно он говорит через мегафон.

    - …сотрудничать.

    - Да?

    Я невольно потёр уши. Он вздохнул.

    - Я говорю, как вы себя чувствуете?

    - В смысле?

    - Ваши цветовые иллюзии продолжаются?

    - Снова и снова. И слуховые. Только что выключился звук, а теперь опять включился.

    Доктор по старинке чертил линии в блокноте.

    - Двигательные рефлексы?

    - То же самое. Вам не надоело одно и то же спрашивать?

    - За меня не волнуйтесь.

    - Вы предлагаете волноваться за себя?

    Он улыбнулся.

    - Мы все беспокоимся о вас.

    Его голос царапает мою кожу как наждак. Я поморщился.

    - Что с девушкой?

    - А что с девушкой! С ней всё нормально.

    Его голос побелел, и звуки поплыли мимо меня белыми облачками. Я проводил их взглядом.

    - У неё был фингал под глазом и повязка на руке. Вы её пытаете.

    Доктор сложил руки перед собой.

    - Никто её не пытает. Просто ваша невольная подружка крайне агрессивна и неуправляема. Возникают неприятные эксцессы, которых вполне можно было бы избежать…

    - …если бы вы нас не похитили.

    Его чёрные, как самая чёрная дыра, глаза, сверлят мой череп.

    - Я поражаюсь вашему эгоизму. Ведь вы оказываете неоценимую помощь человечеству. 

    - Ценой своей жизни.

    - А если бы на нашу родину напали, вы бы не пошли воевать? Отсиживались как трус? Бегали от военкомата?

    - Я бы пошёл воевать. Но здесь у меня нет никакого выбора.

    - А в армии у вас был бы очень большой выбор?

    Теперь голос пропадает у меня. Я открываю и закрываю рот, но не могу сказать, ни слова.

    Учёный закрыл блокнот и сунул в карман. Его глаза превращаются в чистый пурпур и начинают светиться. Я трогаю стол перед собой, он рассыпчатый как сахар, но я не могу зачерпнуть его.

    - Подумайте над моими словами. Считайте, что вас призвали. Вы нужны своей родине.

    Я хотел спросить, почему моей родине трудно спросить моего мнения. Но из моего рта не выскользнуло, ни звука.

    Через пятнадцать минут я в лаборатории Инны Сергеевны. Рядом с моргом. Наверное, чтобы не ходить далеко. Но это помещение побольше. Я не знаю, как оно выглядит на самом деле. Сегодня оно зелёное с голубоватым оттенком. Серебристое сияние отражает стальные тела каких-то механизмов, в том числе для проверки работы мозга. Меня туда суют ежедневно.

    - Как вы себя чувствуете?

    - Лучше не бывает. Сегодня у вас лицо как у повешенной. Синее, а язык ярко-пурпурный.

    Инна Сергеевна улыбнулась.

    - Повешенные выглядят не так. А глаза какого?

    - Чёрные. Сегодня у всех чёрные глаза. Сверлят череп. Проникают в мозг, как нож в свиное сало.   

    Я лежу на ложе обнажённый, голову накрывает тесный шлем. Голова как будто обложена кирпичами. Над остальным телом что-то вроде решётки.

    - Не могу больше. Устал. Я схожу с ума от всего этого.

    - Потерпите. Всё наладится. Какой-то побочный эффект.

    - Раньше было такое?

    Она смотрит на экран монитора.

    - Не знаю. Вы первый человек, а у животных не спросишь. Никто не додумался проводить у обезьян цветовые тесты. Но двигались они нормально. Даже лучше, чем раньше. 

    - Думаете, сознание мешает? Сознание – бич человечества.

    - Не знаю. Фазиля, возьми кровь.

    Медсестра тянет шприцом содержимое вены. Я смотрю на розовую жидкость, тягучую и склизкую как сопли.

    - Скоро я совсем без крови останусь.

    - Не волнуйтесь. Всё будет хорошо.

    - Да, хорошо. Всё будет хорошо.

    Я замолчал. Мысли приобрели объём и цвет. Я зачарованно смотрю на образы в мозгу. Я думаю «Всё будет хорошо». Эти слова похожи на пальму и песок на северном полюсе.

    Чаграй не осматривает меня. Его лаборатория вся жужжит и мерцает от многочисленных приборов. Меня усаживают в кресло, накрывают стеклянным колпаком. Я по-прежнему обнажён. Когда я был подростком, мы с тёткой поехали на море. В небольшой бухте спрятался нудисткий пляж. Я подсматривал, но так и не решился раздеться и присоединиться к ним, чтобы посмотреть на голых женщин поближе. Подозревал, что с непривычки по мне сразу будет заметен живейший интерес к женским телам. Если бы я знал будущее, не был бы таким стеснительным. Но учёные даже не замечают мою наготу. Вряд ли они вообще подозревают, что я человек.

    На меня струится невидимый свет. Но я его вижу. Он бесцветный, но с чёрным оттенком. Я приглядываюсь. Это маленькие чёрные точки в зелёном свете. Они пронзают меня. Рассыпаются по всему телу.

    - Мне неприятно, - говорю я.

    - Помолчите, - говорит Чаграй. Густые чёрные брови хмурятся. - Вы мне мешаете.

    Он стоит перед дисплеем, жмёт на кнопки. Чёрные точки исчезают, свет становится сине-мёрзлым. Кожа синеет, потом краснеет, снова синеет. Свет обретает плотность, колючими иглами вонзается в кожу. Такими тонкими, что это даже незаметно. Но всё тело словно распыляется на тысячи кусочков. Я открываю рот в крике, но звук остаётся внутри. Меня никто не слышит.

    Я лежу «дома» на кровати. Свет отключили, значит, ночь. Полная, непроглядная. Здесь нет дополнительных источников освещения. Если я спущу ноги на пол, стены начнут мерцать слабым сиянием. Но мне не нужен свет. Только отдых. Я даже рад темноте.