Страница 23 из 30
- ...Холопьего? - уточнил Сергей.
- Я так не сказал! Ваш покорный слуга тоже понимает, что по одёжке нужно протягивать ножки и что не малой группке православной молодёжи под силу изменить тысячелетний порядок. Но уж про выборность дьяконов-то мы можем записать рекомендацию?
Максим откашлявшись, объявил, что проект резолюции уже есть, и прочитал его звучным баритоном. Даже не упоминая дьяконов, проект содержал только слова о 'максимальном содействии приходскому самоуправлению в духе христианской соборности, в том числе, в церковно-административных вопросах'. Эти обтекаемые слова, подобные пилатовскому 'Не виновен я в крови праведника сего' своим сочетанием благих намерений и отказа от подлинной ответственности, понравились многим, лица участников посветлели. Забрезжила надежда на то, чтобы и сегодня закончить послеобеденную сессию раньше срока... Поставили на голосование, руки 'за' подняли Максим, Артур и брат Евгений.
- Не хватает одного голоса, - озабоченно установил Максим. - Олег, ты-то отчего не 'за'?
- Оттого, что этот откровенно слабый вариант кажется мне детским лепетом, - ответил Олег. - Бороться за свои идеи вы не умеете. Вы даже выборность дьяконов сдали. Вот так и всю Россию такие умники, как вы, когда-то сдали... Кому нужен ваш беззубый лай?
- Так за чем дело стало? - удивился Максим. - Сейчас допишем '...Как-то: в вопросах избрания дьяконов из числа благочестивых прихожан, и прочее', и у нас четыре голоса из шести.
- Гм! Пожалуйста... - лениво обронил патриот.
Изменённую резолюцию поставили на голосование вновь.
- Что за чёрт... - пробормотал церковный староста. - Артур, ты... Кто-нибудь может объяснить мне, почему он теперь голосует против?
- Никто из вас не может объяснить, почему, - произнёс Артур внятно и с отчётливым юмором в голосе. - По той причине, что мне объявлен бойкот. Кто же нарушит и спросит? Как же вы против воли большинства пойдёте, уважаемые? Непорядок.
Повисла неловкая пауза.
- Тьфу ты, это невозможно! - буркнул Максим. - В конце концов, неужели мне больше всех надо? Ставлю на голосование простейшую рекомендацию: 'Во внутрицерковном управлении сохранить существующий порядок и поддерживать начинания Святейшего Патриарха'. Кто 'за'? Ну!
Руки подняли он сам, Сергей и Артур.
- Да сколько же! - почти вскипел церковный староста. - Что нам: до второго причастия здесь сидеть? Собираемся без ужина остаться? Господин Толстои, Вам личное время девать некуда? Хотите проблем на пятую точку?
- О ньет, ньет! - отчего-то испугался 'француз'.
- Так поднимайте руку, да порезвей! Та же рекомендация ещё раз. Голосуем! Раз, два, три... да что ж это такое снова-здорово! Отец дьякон!
- Артур Михайлович, не могли бы прояснить Вашу несколько, прямо скажем, вредительскую позицию? - елейно спросил иудей.
- С удовольствием, досточтимый брат и коллега, с удовольствием, - ответил 'Артур Михайлович' так же елейно. - Но только при условии, что бойкот снимается. Вы ведь сейчас и так его по факту нарушили.
Вновь возникла заминка. Олег неожиданно расхохотался.
- Ай, башка отец дьякон, башка! - пояснил он свой смех. - Уделал он вас всех, умники! Ну что же, снимайте с него анафему, не валяйте дурака!
Поставили на голосование 'снятие бойкота с Артура Симонова' и одобрили единогласно со смущённым облегчением на лицах.
- Что ж, я поясню! - немедленно заговорил тот. - Я вовсе не из мелкой мстительности вам старался расстроить ваш не очень дружный ансамбль, нет! Я всего лишь хотел ваше внимание привлечь к простой мысли: волей даже одного человека из нас пренебречь невозможно. Не можем мы, уважаемые участники, разбрасываться здесь бойкотами! Не дали нам организаторы такого права! Только добровольный отказ от участия в обсуждении любого из нас я могу понять. Но общее препятствование недопустимо и немыслимо! Мы семеро здесь представляем нашу церковь в зачатке, точней, малый её слепок и подобие. Подумайте, однако, что и сама церковь наша даже преступников не извергает из себя и не казнит даже убийц лишением причастия! Когда приведут мне в пример графа Толстого, я скажу, что граф Толстой себя этой сопричастности общецерковному делу лишил добровольно. Почему так, почему невозможно отторгнуть от Христа того, кто сам не желает быть от Него отторгнутым? Потому что церковь - не светский суд, и оттого что над земными политическими соображениями в ней торжествует, должна торжествовать высшая справедливость. Как же мы хотим остаться церковью в миниатюре, если сами в себе отвергли этот порядок? Отвергнув его, сразу становимся заурядной группой мирских людей, из которых каждый преследует свои более-менее корыстные интересы. Какое значение для Архиерейского собора имеет воля такой группы? И если всё сказанное покажется слишком возвышенным, наивным, изошедшим из 'горячности молодого сердца' отца дьякона и не относящимся к делу, я простейшее и исключительно земное соображение приведу, которое вы все забыли. Вы забыли, что на протоколе должны стоять подписи всех участников семинара, а без этого рекомендации, принятые нами, недействительны! Чтó вы сейчас обсуждаете и голосуете? У вас нет седьмой подписи, и потому ничего не стóят ваши голоса!
Его слушатели молчали, пряча глаза. Наконец, Гольденцвейг заговорил с некоторой неохотой:
- Надо признать, что... э-э-э, действительно мы не можем играть по собственным правилам, когда правила устанавливаем не мы. Не мы же, в конце концов, создали православную церковь, потому не нам и решать, кто полномочен подать рекомендации Архиерейскому собору, а кто не полномочен. Мы можем, конечно, изобрести сейчас собственную веру и устанавливать её нормы в своё удовольствие, да только кому она сгодится? Оттого Артур Михайлович прав... Вопрос лишь в том, как выйти из этой не вполне приятной ситуации...
- А я, между прочим, воздержался по её бойкоту! - тут же заявил Максим.
- Тьфу, 'воздержался', - бормотнул Олег. - Или ты 'против', или уж 'за', а что это за немужское слово такое? Девочка-то перед нами всеми не хочет извиниться, нет?
- А Вы - перед ней? - спросил Артур тихо.
- А мы-то за что? - поразился Максим. - Это мы как будто кричали, что тут все - неправославные!
- Что же, дело решить несложно, - ответил Артур. - Всякого, кто считает, что его православные чувства до глубины души были задеты, кто видит себя лучшим православным, чем она, и на этом основании полагает возможным обижаться, - того прошу поднять руку.
Не поднялось ни одной руки.
- Хорошо, - весело проговорил 'отец дьякон'. - Я знаю, что мы сделаем сейчас. Я напишу решение собрания о снятии бойкота с Лизы Зайцевой', соберу подписи ваши и ей отнесу, если никто из вас не хочет сообщить лично.
- Ну-у-у... - протянул Максим. - Что уж сразу не хотим? Мы дров наломали, нам и исправлять. Я Лизе сообщу про решение. Я вроде даже должен! Как председатель собрания, что ли...
- Сделайте одолжение, Максим Петрович! - попросил белорус. - Всех нас обяжете...
Артур слегка поморщился, но ничего не возразил.
XXIII
Приняли, с голосом Артура, 'радикальную' рекомендацию и разошлись. Максим, едва вернувшись 'домой', скрылся в ванной комнате, достаточно бесцеремонно забрав зажжённую свечу ('Ты ведь обойдёшься без неё минут пять?'). Из ванной он вышел, мурлыкая себе под нос какую-то мелодию, в свежей рубахе, даже как будто сбрызнутый одеколоном.
- К Лизке собрался, - пояснил он и предложил: - Давай-ка мне заодно сегодняшний протокол, чтобы барышня поставила подпись!
- Спасибо, ещё успеется, - сдержанно ответил Артур. - Я, ты уж меня прости, отвечаю за сохранность бумаг.
- Ай, скучный ты человек! - небрежно махнул рукой Максим. - Не умеешь жить легко! Ну и сиди тут, учи свой псалтырь...
Сосед исчез, а 'отец дьякон' действительно перешёл к своему обычному в свободное время занятию, к разучиванию чина литургии. Училось скверно, и скверные мысли его беспокоили...