Альфа и Омега

Уж не помню, в какой позе мое тело вошло в воду, я догадался сгруппироваться уже в воде, но падение было довольно болезненным. И я думал об этом, пока медленно погружался в воду. Мне стало легко и спокойно. Вода... Она была повсюду. Она возмущенно тыкалась в нос и уши, пытаясь выпроводить оттуда воздух. Но мне это было абсолютно не важно. Я погружался и погружался, думая о том, почему я не родился маленькой рыбкой и не могу жить здесь вечно... Рыбки не бьют людей, только потому, что те, не такие как другие, не уничтожают планету своей алчностью и амбициями, размером с кафедральный собор. Они просто спокойно живут, не нарушая баланс сил этого мира. Только лишь человеку дана власть изменять баланс. Из всех возможных существ, Бог наградил этим даром самое худшее создание...

Грустно...

Потом мне стало как-то не комфортно, я догадался, что не дышу и начал медленно всплывать... Руки и ноги не слушались, они, словно были из ваты. Кое-как совершая нужные движения, я выплыл. Голова была тяжелой. Холодная вода, изрядно пахнущая нефтью, прочистила мозги и спустила меня с небес на землю.

Часто дыша, я поднял глаза на мост. Там собралась куча народа, которая удивленно гомонила, словно встревоженный улей и таращилась вниз. Я впервые был объектом внимания... Жаль, что мне насрать... В центре стоял тот самый мужик, но уже без ствола и изумленно смотрел на меня.

Я махнул ему рукой и начал плыть к берегу. Я вообще плохо плаваю, а теперь, когда конечности перестали меня слушаться, плыть стало вообще невозможно. Мышцы время от времени передергивались. Меня трясло, и, судя по всему не от холода, ибо какого-либо морозного состояния я не испытывал. Мне просто было не по себе.

Наконец-то добравшись до берега, я развалился на теплом бетоне и лежал в позе звездочки несколько минут. Я чувствовал, как уходит мое всемогущество, уходит моя власть. Теперь я обычный человек. Беспомощный и смертный. Мне было настолько на все наплевать, что я хотел уснуть прямо на улице, но сон не шел. Где-то в глубине своих мозгов я понимал, что не позволю себе здесь спать, но сонливости даже не было. Но был страх. Необоснованный страх. Животный страх. Мне нечего было бояться, но неприятный тревожный холодок поселился в моем животе и царапал мою душу острыми когтями. Что-то впереди поджидало меня... Но что именно никак не понималось.

Ко всему прочему в мою бедную голову пришло осознание, что куртку я оставил на мосту, в карманах которой остались кое-какие деньги и наушники. По-хорошему нужно было вернуться за ней, но мне было настолько насрать, что я легко смирился с потерей. Хорошо хоть догадался ключи и мобильник положить в штаны. Твою ж мать, я же прыгнул в воду. Вытащив телефон из кармана, я минут пять пытался его включить. Все, накрылся. Зло бросив его в воду, я продолжал лежать на бетоне, положив руки за голову.

Натворил я дел...

- Брат, мелочи не найдется? - раздался вдруг позади меня гнусавый голос.

Я в страхе обернулся.

В свете фонарного столба, я увидел, что прямо у меня за спиной в двух шагах стоит типичный бомж. Перекошенные лицо, провалившийся нос, безжизненные, злобные глаза, синяки и ссадины покрывают каждый сантиметр его отвратительной рожи. Одет он был в какие-то донельзя заношенные "стоячие" от грязи штаны полувоенного вида, затертую кожаную куртку, которая была ему велика размера на два, и коричневый свитер советских времен. Мне вдруг стало страшно и противно одновременно. И как это чучело смогло так бесшумно ко мне подкрасться?

- Нет, - бросил я ему как можно хладнокровнее, глядя в его злобные, маленькие глазки. - Отвали от меня, мразь.

- Как-то не очень вежливо, - странным голосом сказал незнакомец, и вытащил из кармана куртки нож-бабочку. - Тебя мама в детстве не учила, как с взрослыми дядями разговаривать? А ну-ка давай сюда все, что у тебя есть и побыстрее!

У меня все похолодело внутри. Я мигом поднялся и часто задышал. Сердце начало отстукивать быстрые такты. В моей голове быстро пронеслась мысль о моей смерти, и я чуть было не заорал от ужаса. Я же столько всего не сделал в жизни! Я не могу умереть, пока не замолю все грехи...

Меня трясло. Еще вчера я бы не задумываясь, уложил этого бродягу и пошел дальше. Но сейчас...

Он начал медленно подходить ко мне с омерзительной улыбкой. Наверняка на моей физиономии отпечатались все эмоции. Я бы убежал, но бежать было не куда. Прыгать в воду смысла нет. До другого берега я все равно не доплыву.

Бомж вдруг замахнулся и я, сам того от себя не ожидая, ударил агрессора прямо в нос. Он вдруг хрюкнул, выронил нож и повалился на землю, сыпля проклятьями, закрыв лицо обеими руками.

Несколько секунд я стоял в полном оцепенении. Затем, пнув нож в воду, я быстрым шагом отправился домой...

За эту ночь моя задница попала в большее число переделок, чем за всю жизнь.

Что-то мне это не нравится...

III: ДЕПРЕССИЯ И ЗАКАТ ИМПЕРИИ

Придя домой, я тщательно закрыл за собой дверь, несколько раз проверив, действительно ли я ее запер, затем, даже не разуваясь и не снимая мокрой одежды, плюхнулся на кровать, пытаясь забыться во сне. Мышцы нервно дергались во всех частях тела, доставляя мне некоторый дискомфорт. Но я старался не обращать на это внимание, сконцентрировавшись на потчевании. После двадцати минут усердного сжимания глаз, я понял, что не усну и принял сидячее положение. На улице уже светало. День начал потихоньку отвоевывать территорию, ночь капитулировала, а я сидел на кровати и наблюдал за всем этим, словно независимый рефери уже зная, кому отдам победу.

Мое сердце начала грызть тоска. Депрессия взяла меня в свои удушающие объятия, все вокруг слыло серым и безжизненным. Казалось, не было в этом мире того, что помогло бы мне вернуть привычное расположение духа. Наплыл жесткий тупняк. В голове не было ни одной мысли. Я бессмысленно таращился в окно и, кажется, даже пускал слюну. В голове я даже пытался пошутить про перекати-поле, но шутка настроения не прибавила. Бошка была тяжелой, я с трудом шевелил глазами, переводя взор с потолка на пол. Движения были словно в замедленной съемке, секунда превратилась в минуту, а минута в час. Я намеренно тряс рукой, чтобы сбить наваждение, но это не помогало. Затем я просто плюнул на все это и продолжал тупить в окно.

Это отходняк?

Затем мне захотелось жрать. Нет, ни есть, ни кушать, ни явствовать, ни трапезничать, а именно жрать. Я был готов съесть все, что попадется под руку. Однако на кухню идти не хотелось, страшная лень наваливалась на меня, словно лавина, и я вдруг подумал о каннибализме, вернее о том, что можно откусить у самого себя пару пальцев и не париться. Решив, что это полнейший вздор, я встал с кровати и, пошатнувшись, зашлепал мокрой обувью на кухню.

Меня штормило. Пробираясь через зал, я опирался чуть ли на каждый предмет мебели. Казалось, что я иду минут десять, словно до кухни было не пару шагов, а несколько сот метров. Добравшись, я позволил себе немного передохнуть, и только после перекура начал шмонать полки. Из быстрого перекусона был только готовый завтрак. Проблема же заключалась в том, что он лежит в комнате. Выругавшись то ли вслух, то ли мысленно, я развернулся и зашагал обратно. Еще через десять минут моей альтернативной реальности я вновь оказался на кухне. Вспомнил, что не взял тарелку, которая так же находится в комнате. Еще через десять минут я стоял уже с тарелкой в руке и думал, что с ней делать. Вспомнил про завтрак. Насыпал. Начал есть прямо руками. Понял, что не хватает молока. Пошел обратно в зал к холодильнику. Долго искал ручку, которая открывает это советское чудо техники. Искал даже сверху, потом понял, что ее там быть не может и обнаружил прибор прямо перед собой. Долго искал молоко, которое так же было у меня под носом. Вернулся. Налив молока в тарелку, я решил его не убирать, иначе я просто сойду с ума, проделывая путь к холодильнику и пытаясь его открыть.