Страница 39 из 93
Год спустя, когда он возвратился в Плимут и, взяв отпуск, отправился заседать в парламент, то, увы, его постигла неудача. Парламент был распущен и предстояли новые выборы. Рассчитывать на успех в этот раз он не мог. Избиратели не простили ему обиды! А кроме того, он зарекомендовал себя неподкупным депутатом, отказывавшимся хлопотать за сынков и племянников местной знати и выискивать им тепленькие местечки в Лондоне.
И вот тогда-то Кокрейн принял поистине решение лорда. Он отправится на родину самого парламента, в город Вестминстер, и будет там баллотироваться. Его нисколько не заботил тот факт, что четыре других кандидата были уже там названы и ему придется бороться с самым искусным противником в округе— человеком по имени Ричард Бринсли Шеридан, великим политиком, замечательным оратором и к тому же автором популярных пьес, таких, как «Соперники» и «Школа злословия».
Когда друзья высказали сомнение в успехе его кампании, он ответил, как и подобало лорду Кокрейну: мол, считает себя равным любому противнику, как на море, так и на суше. И оказался прав — вышел победителем.
И вновь загремели его речи под сводами парламента. Призывы бороться с коррупцией, расследовать махинации, к которым прибегали министры и члены двух главных партий, чтобы получить выгодные места. И, конечно, говорил о нарушениях в морской службе. О том, как в море выходят не подготовленные должным образом корабли, какому риску они подвергаются из-за продажности интендантства, о чудовищном воровстве в доках и военно-морских госпиталях, о надувательстве моряков при распределении добычи с захваченных вражеских кораблей. Он выступал смело, без утайки критиковал то, о чем хорошо сам знал.
Те, кого разоблачал, задыхались от гнева, называли его радикалом, анархистом, революционером и искали способы заставить замолчать. Будь он менее важной персоной, не членом парламента, не родовитым лордом, они бы упрятали его в тюрьму — в те времена запросто сажали за решетку писателей, издателей и владельцев типографий за то, что они осмеливались поднять голос в защиту правды. И все же способ был найден — старый, ранее уже использованный. Кокрейну предложили отправиться в море. Они знали куда метить. Ведь Кокрейн в душе оставался моряком. Парламент или море? Он выбрал то, что для него больше значило, и решил оставить парламент. Но тут произошло непредвиденное. Избиратели отказались принять его отставку и предоставили ему взамен бессрочный отпуск как члену парламента.
К тому времени возобновилась война на Средиземном море. Наполеон контролировал чуть ли не всю Европу, лишь Адриатика и Королевство двух Сицилий оставались относительно свободными. В начале следующего года Наполеон направил в Испанию стотысячный отряд, но неожиданно там вспыхнуло восстание, на полуострове началась война.
Операции в Средиземном море приобретали исключительное значение, если учесть, что Наполеон подбирал ключи к Востоку.
Капитан Кокрейн получил приказ отправиться в район Кадиса, патрулировать испанское побережье. В августе совершенно неожиданно его «Повелитель» появился в бухте Марселя, вызвав страшную панику. Матросы Кокрейна высадились на берег и разрушили знаменитые семафорные станции, установленные Наполеоном и передававшие важные сообщения из Марселя прямо в Париж в течение какого-то часа.
Сражения на море следовали одно за другим и в большинстве успешно для Кокрейна.
Даже командующий английскими кораблями адмирал Коллингвуд не удержался и написал о Кокрейне такой отзыв: «Ничто не может сравниться с той настойчивостью и с той активностью, с которыми лорд Кокрейн преследует противника и, если можно, всегда его уничтожает. Он держал под постоянной угрозой все побережье, добившись прекращения торговли повсюду, и, несомненно, предотвратил свежие подкрепления от высадки в Испанию».
Это была чистая правда. Кокрейн сделал слишком много. Тем печальнее, что не последовало ни вознаграждения, ни повышения по службе. Он не получил от Адмиралтейства ни одного слова одобрения, ни одной похвалы. Его прошения о повышении в чине отличившихся офицеров оставались без внимания. Газеты молчали о его подвигах, как будто капитана Кокрейна не существовало. Зато во Франции его имя гремело, наводя страх и смятение. Даже сам Наполеон оказал ему честь, присвоив титул «морского волка».
В начале 1809 года его отозвали домой, но он не предполагал, что его ожидает. Чтобы поднять свой авторитет в глазах общественности, Адмиралтейство задумало одну акцию. Решило одним махом уничтожить значительную часть кораблей французского флота, скопившихся в гавани Рошфор. Сделать это можно было только одним способом, направив в гавань, где под охраной береговой артиллерии укрылись французские корабли, специальные суда, так называемые брандеры, начиненные порохом и управляемые добровольцами. Предприятие было слишком опасным, требовался умный и способный моряк, который сумел бы его успешно осуществить. При неудаче вся ответственность легла бы на него. Короче говоря, он стал бы козлом отпущения.
Выполнить это задание предложили Кокрейну. Подумав, он согласился, но с одним условием: командующий флотом Гамье не будет вмешиваться в его действия. Такое обещание, правда, на словах он получил. Это позволило командующему отказать в поддержке Кокрейну, когда это потребовалось. И несмотря на личный героизм адмирала, находившегося на одном из брандеров, операция в целом не удалась, хотя и было потоплено несколько французских судов.
К своему удивлению, вернувшись в Лондон, он узнал, что Адмиралтейство признало операцию «победой» и что ему пожалован Орден Бани. Вскоре стала ясной причина этой «щедрости». Главные лавры достались командующему, тому самому, кто отказал в помощи Кокрейну, можно сказать, в самый критический момент операции. Благодарность тому, кто несет полную ответственность за ее провал? Возмущенный Кокрейн заявил в Адмиралтействе, что выступит и всенародно расскажет правду. Однако командующий флотом Гамье подобрал брошенную ему перчатку. Но дальше действовал далеко не по-джентльменски. И когда Кокрейн потребовал разбирательства в парламенте, дело обернулось против него. Над ним учинили настоящий военный суд, где показания давали сослуживцы и друзья Гамье, а то и просто лжесвидетели.
Лорд Кокрейн эту схватку на суше проиграл, а адмирал Гамье получил благодарность. Жаль, что на суде не присутствовал главный свидетель, который мог бы выступить на стороне Кокрейна, — Наполеон. Спустя несколько лет, уже будучи на острове Святой Елены, он признает, что, «если бы Кокрейну тогда оказали необходимую поддержку, он не только мог бы потопить все наши суда, но и захватить их и вывести из бухты. Наш адмирал оказался дураком, но и англичанин (т. е. Гамье. — Р. Б.) не был лучше».
Адмиралтейство приняло решение отказаться от использования услуг капитана Кокрейна в королевском флоте сроком на тридцать девять лет. Это означало конец его морской карьеры. Впрочем, не в правилах капитана было сдаваться…
Между тем избиратели вновь помогли ему возвратиться на свое место в парламенте. Для многих из них он по-прежнему оставался основой их смутных надежд. Иные продолжали считать его опасным радикалом— возмутителем их спокойствия.
В этот момент Кокрейн окунулся в другую, более приятную жизнь без свиста ядер и пуль, судебных интриг и борьбы с сильными мира сего. Отважный капитан влюбился в шестнадцатилетнюю Китти Барнс, девушку без приданого. Верный себе во всем идти наперекор, он женился на ней, несмотря на протест своего бездетного богача-дядюшки, который лишил его права наследства. Китти была представлена высшему лондонскому свету как леди Кокрейн, будущая графиня Дандональд.
Другой его дядя капитан Джонсон Кокрейн воспринял женитьбу племянника на простолюдинке более легко. Он даже пригласил его на обед. За столом в тот день Том Кокрейн встретился с неким Де Беренгером. Через несколько дней тот явился к нему с просьбой одолжить шляпу и плащ, так как с ним, мол, произошло несчастье и его преследуют за неуплату долгов. Доверчивый Кокрейн исполнил просьбу. А еще несколько дней спустя выяснилось, что Де Беренгер замешан в грандиозной афере с биржевыми акциями. Невольно причастным к ней оказался и лорд: ничего не подозревая, он сорвал солидный куш. За поимку Де Беренгера было объявлено вознаграждение в 250 гиней. Скандал разрастался, как снежный ком. Те, кто потерял на незаконной спекуляции, потребовали привлечь и других виновных. В их числе фигурировало и имя Кокрейна. Его привлекли к суду, и вердикт был вынесен более чем суровый.