Страница 32 из 32
Все было кончено.
Я плакал. Но никто меня не жалел, никто не сказал ни слова сочувствия.
Николай Иванович тяжело молчал, курил махорку, а в расслабленных голубеньких глазах его стояло безмолвное: ах, ты, погубил лошадь… Какую лошадь погубил!
— Чем это я ее погубил? — сквозь слезы спросил я. — Сама она.
— Нет, не сама, — сказал он густо. — Не сама, — и подул на рябой огонек цигарки.
Не взглянув на меня, он пошел прочь — маленький, сухонький, чуть прихрамывая, как всегда прихрамывал он после трудного скакового дня.
…С тех пор прошло много времени. Тот давний урок открыл мне впоследствии, как много у любви суровых обязательств, как часто нужно держать самого себя в узде, чтобы в один прекрасный день не рухнуло все счастье разом.
И еще я понял, что самое главное, самое важное — это дорога на ипподром, а скачки только проверяют ее.