Страница 17 из 57
Говорухин. У меня подобных эпизодов много, по которым можно судить, как его любил народ. Однажды ему позвонили в дверь, он вышел, там стоит человек с бочонком, говорит: «Я пасечник. Это вам из Саян; это вам мед от нас. Спасибо за то, что вы есть!» И мы месяц на кухне пили чай с этим медом.
ТУМАНОВ. А как его любили в театре, я сейчас расскажу. Ночью, это было примерно около двух часов, Володя приехал злой, растолкал меня, я спал у него здесь. Его таким злым я редко видел. Он мне рассказал историю, которая произошла у них в театре… Был просмотр каких-то фильмов, отрывков из фильмов, где их артисты снимались. И он говорит: «Появляется кто-то из артистов, к примеру Коля, Вася, Валера, — зал смеется, хлопает. И вдруг появился на экране я — и гробовое молчание».
Рязанов. А тех встречали аплодисментами? Туманов. Тех — аплодисментами, выкриками.
Это была история, к которой Володя несколько раз возвращался, и потом уже, через несколько дней, я его все успокаивал. «И потом, знаешь, — говорит, — появляюсь я — и гробовое молчание. Понимаешь, появляюсь я — гробовое молчание. Что я им сделал? Как будто я у них что-то украл».
Говорухин. Он был очень избирательным, очень.
И не помню, чтобы он пел, когда не хотел. Уж пел он обязательно, когда сам хотел.
Туманов. Я помню, в одной из компаний какой-то подвыпивший майор еще и заказал культурную программу, требовал, чтобы Володя спел. Володя долго молчал, а поскольку этот майор не отставал, он не выдержал и, помню, говорит: «Слушай, майор, постреляй, а? А я тогда попою».
Говорухин. У него были тысячи знакомых и совсем немного людей, которые приходили в дом к Володе свободно.
Туманов. Приходили иногда незваными. И надо сказать, что Володя иногда… Ну он не был подарочным человеком в таком смысле.
Рязанов. Не подарок, да?
Говорухин. Далеко не подарок. Он мог хлопнуть дверью перед чьим-нибудь носом:
Рязанов. И хлопал?
Туманов. И хлопал, хлопал.
Говорухин. И по морде хлопал.
Рязанов. Станислав Сергеевич, расскажите, пожалуйста, как он кому-то по морде дал!
Говорухин. В 66-м году «Вертикаль» снимали, у нас затеялась небольшая драка там с балкарцами. Их было больше, чем нас, а нас было двое с Володей. Нас разняли потом, подбежали дружинники, и вообще это все закончилось, забыто, прошло. И вот в позапрошлом году я в тех же горах снимал «Детей капитана Гранта». И мне одна девушка говорит: «А вот у нас в кафе работает один друг Высоцкого». И мы с ней пошли. Я говорю: «Покажи мне»… А это тот самый шашлычник, которому двадцать два года назад Володя морду бил. Сегодня он всем говорит, что он друг Высоцкого…
Туманов. История, о которой я хотел рассказать, произошла без четверти три, потому что в три открывается магазин на Арбате. Как он назывался? «Самоцветы»? Ну, неважно, как он назывался. Мы стоим в ожидании, когда откроется. Подходят два парня, говорят: «Дай прикурить». Почему-то именно к нему. Володя достает зажигалку, у него всегда зажигалки зажигались как-то быстро. Володя достал зажигалку и попробовал несколько раз. Она как назло не зажигается, и вдруг один из парней лет тридцати сказал: «Высоцкий, что-то ты обнаглел совсем в последнее время».
И я помню реакцию Володи: вспышку и, в общем, ответ очень такой достойный. Сокрушительный.
Рязанов. Что вы называете достойным ответом?
Туманов. Нужно сказать, что удар был очень хороший. А вот другой случай. Звонок телефонный. И я слышу, что Володю приглашают в удобное для него время в субботу или в воскресенье спеть для очень высокопоставленных товарищей. Володя говорит: «Понимаете, я, к сожалению, не располагаю временем». А в ответ такое аж придыхание почти: «И вы им отказываете?! Если вам сами позвонят, вы и им откажете?» Володя поморщился (а это звонил секретарь) и еще раз повторил: «Я же вам сказал, я совершенно не располагаю временем». И повесил трубку. Когда я ему сказал: «Мажет быть, не нужно было?» — он только махнул рукой.
Рязанов. А кто звонил? Откуда-то сверху?
Туманов. Выключите на секунду. (Это относилось к видеозаписи. Оператор сделал вид, что перестал снимать.) От Зимянина звонили.
Рязанов. «Меня к себе зовут большие люди,
Чтоб я им пел «Охоту на волков…»
Я слышал, что у него два раза были случаи клинической смерти. Это правда?
Абдулов. Ну вот первая история. Это был, по-моему, конец 60-х годов. Тогда впервые приехали в Москву все сестры Марины со своими мужьями. Была радостная встреча. Были друзья, был замечательный вечер. Володя поет, потом куда-то выскакивает. Я смотрю на Марину. Марина вся белая. И тоже не понимает, что происходит. Потом включились сестры, они тоже что-то почувствовали. А он все время выскакивает и выскакивает. Я за ним. Он в туалет, наклоняется: у него горлом идет кровь. Ну таким бешеным потоком. Я говорю: «Что это?» Он говорит: «Вот уже часа два». Он возвращается, вытирается, садится. Веселит стол, поет, все происходит нормально. Потом все хуже и хуже. Вызывают «скорую помощь», кто-то уводит гостей. Приехала «скорая помощь». И он оказывается впервые в институте Склифосовского, где потом появилась у него масса друзей, которые до конца дней были рядом и помогали в трудную минуту. И дальше восемнадцать часов боролись за его жизнь. Когда он был и на том свете и на этом. «Врежу там — я на этом, врежу здесь — я на том».
Рязанов. А второй случай?
Абдулов. 1979 год, 24 июля. Один год и один день до смерти. Мы в маленьком городке в Кызылкумах, жара 60 градусов. Пятое выступление в день. Причем, конечно, это не то, что многие кричали: вот больше выступлений— побольше денег. Нет, Володя в какой-то…
Говорухин. Обожди, обожди. Ты этот момент тоже не отбрасывай, это была его единственная возможность заработать.
Рязанов. Какая у него была зарплата?
Говорухин. 140 рублей.
Абдулов. Нет. Нет. 150 рублей.
Говорухин. Ну неважно. Единственная возможность заработать. Этот момент ты зря скидываешь со счетов. Он чрезвычайно важен. У артиста. Вот, скажем, у Высоцкого. В театре он получает столько, что недостаточно на бензин.
Рязанов. Наши актеры самые низкооплачиваемые в мире.
Говорухин. Книги его не печатают. Пластинки его выходят последние годы только. И чрезвычайно мало.
Значит, у него была единственная возможность — поехать в Кызылкумы и на шестидесятиградусной жаре давать концерты, по пять в день.
Абдулов. Но это одна сторона.
Говорухин. Это немаловажная сторона. Абсолютно немаловажная, и никакого стеснения у него по этому поводу не было.
Абдулов. Да. Но при этом была и другая часть.
Основная. Ему невероятно были дороги и важны люди, к которым он приезжал. И он для них выкладывался так, как выложиться просто невозможно.
Говорухин. А он всегда выкладывался. И даже когда тебе одному пел песню. Он все равно выкладывался; и пот и жилы — все.
Абдулов. Идем на пятое выступление, и я вижу, что Володе очень тяжело, очень неважно он себя чувствует. Я Говорю: «Володь, пожалуйста, я не призываю халтурить, но ты все-таки можешь поменьше спеть, побольше рассказывать.
Ты очень вымотан». Он долго слушал. Я говорю: «Чего ты молчишь?» Он расхохотался: «Ты знаешь, я так не могу». И вот каждое пятое выступление было гораздо выше первого. Потому что у него было ощущение какой-то вины перед зрителями. Мол, скажут, пятое выступление, устал. Нет, пятое было еще мощнее. Еще лучше. Еще больше и насыщенней пел.
А на следующий день — Бухара. Мы приезжаем в Бухару. Он чувствует себя совсем плохо, и клиническая смерть на восемнадцать минут.
Рязанов. Ну как это произошло? Человек враз теряет сознание, как?