Страница 57 из 142
А когда она встала с места, чтобы держать речь, когда она встала со своего насиженного места в уголке дивана и повернулась лицом к присутствующим, — тут только Николай увидел, что к свитеру прицеплена не брошка, а прицеплен значок с золотым ободком и на этом значке — сокращенные буквы и герб. Одним словом, значок, подтверждающий, что человек с высшим образованием, а не с какой-нибудь средней десятилеткой.
— Когда меня направляли в Джегор, мне сказали…
Она задохнулась, и голос ее упал, утонул в горле… Волнуешься? Волнуешься небось. Тут, милая ты моя, районный исполнительный комитет. Тут, милая ты моя, и депутаты присутствуют… Ну как, отдышалась?
— …мне сказали, что я еду в новый город. В новый город на Севере. А когда я приехала в Джегор, то оказалось, что это старый город… То есть по возрасту он, конечно, новый. А во всем остальном Джегор старый город. Это очевидно…
Да ты что это мелешь, что за околесицу несешь?.. Джегор — старый город! Да его еще и на карте нету — Джегора. Его еще в карту не успели вставить — такой он новый. А ты говоришь, старый… Постыдилась бы. Вон председатель райисполкома товарищ Каюров даже брови насупил — так ему за тебя стыдно. Вон секретарь райкома партии товарищ Лызлов очки снял — чтобы тебя не видеть… Эх, ты. А еще архитектор. Главный!
— Город Джегор строился в те годы, когда наши зодчие и строители боролись с рутиной, искали новые пути в градостроительстве. Но почему-то Джегор остался в стороне от этих новых путей. Может быть, потому, что он действительно очень далек…
Ну и ну.
До сих пор город не имеет генерального плана застройки. Он застраивается стихийно, хаотично. Планировка улиц бездарна, старомодна…
— Ирина Петровна, — стараясь выглядеть спокойным, перебил ее председатель райисполкома.
Лицо его было багрово. Оно побагровело от стыда, от возмущения. Он уже горько раскаивался в том, что пригласил эту девчонку.
— Вы, наверное, упустили из виду, что здесь не Академия архитектуры и не ателье мод, а исполком; мы обсуждаем вопрос о расширении кирпичного завода…
— Я знаю об этом.
Ишь какая. Отвердел голос. Волноваться перестала? Нет, все еще волнуешься… Вон как порывисто — на вздох — рванулась под свитером грудь. Ты ее даже рукой прикрыла, чтобы никто не заметил, как она рвется… Нет, другое. Ты, оказывается, не грудь прикрыла, а держишься за свой значок с золотым ободком. Для смелости. Ну, держись. Держись крепче…
— Но больше всего эта отсталость проявляется в технологии строительства. В Джегоре строят из кирпича. Только из кирпича. И говорят только о кирпиче, как сегодня здесь… А кирпич — это уже не вчерашний, а позавчерашний день строительной индустрии. Можно расширить наш кирпичный завод. Можно построить еще два новых. Но легче от этого никому не станет… По-прежнему будет так: в прошлом году заложили фундамент, в нынешнем подвели дом под крышу, в будущем начнем заселять. И долго. И дорого. И… скучно.
Даниил Артемьевич Лызлов посадил очки на переносицу, заправил дужки за уши. И повернул лицо к Ирине Ильиной, вытянув, напрягши худую шею.
А Федор Матвеевич Каюров горько раскаивался в том, что взял ее, эту девчонку, в аппарат исполкома, назначил главным архитектором. Думал: на безрыбье и рак рыба… Ан рак-то оказался клешнятый.
Федор Матвеевич уже понял, куда гнет-загибает оратор. И он предпочел не давать наводящих вопросов.
А она — без наводящих:
— Нужно начать производство крупных панелей и блоков. Мы должны… мы обязаны строить по-новому! Вот почему я поддерживаю Василия Кирилловича и его проект.
— Какой проект? — спросил Лызлов.
Но она уже села.
Ах, как же ты победно села — будто победила кого-то. Будто убедила кого-то. Будто кто-то тебя испугался… Вон ты, оказывается, кого поддерживала. Кого защищала… Гляди же, гляди, обрати внимание: как он на тебя сейчас смотрит из-под бровей, из-под кудрей. Нежно эдак. Это он тебя по головке гладит. Спасибо, говорит… Защитила, мол.
— Какой проект? — настойчиво переспросил секретарь райкома.
А ты не отвечаешь. Ты уже села и сидишь помалкиваешь. И правильно делаешь — ведь не твой проект. Чего тебе за других отвечать?
— Какой проект?
Федор Матвеевич Каюров тоже молчал. Ему тоже не хотелось отвечать. В конце концов это не его проект. Проект решения исполкома относительно товарища Черемныха — это его проект. А тот — не его… По тому проекту он уже сказал свое слово. Он его уже высказал самому автору. И, помнится, в довольно решительной форме. И ладонью по столу хлопнул. Автор же, уходя, хлопнул дверью… Поговорили.
— Какой проект?
— Проект переоборудования цеха для выпуска керамзитового гравия и керамзитовых блоков, — четко доложил Черемных.
Ему и следовало отвечать, раз это его проект. Его и спрашивать следовало. А не эту девчонку. И не товарища Каюрова. А можно было бы и не спрашивать: дали бы человеку с самого начала свое досказать — он бы тогда и насчет проекта изложил. А то прервали, посадили, а теперь спрашивают…
— Федор Матвеевич, вы знакомы с проектом? — спросил секретарь райкома.
Тот трубно высморкался. Что-то бормотнул в носовой платок. Утерся. И вдруг разгневался, распалился.
— Я, — говорит, — не могу, — говорит, — поощрять всякие фантазии… Я не могу допустить, чтобы на полгода останавливался завод. Когда, — говорит, — у нас такая нужда в кирпиче…
— Не завод, а цех, — в свою очередь распалился Черемных. — И не на полгода, а на три месяца… Через три месяца мы выдадим стройкам первую партию керамзитовых блоков. Я за это головой ручаюсь.
И тряхнул головой. Тряхнул своими черными кудрями с едва заметной сединой.
— Что для этого нужно? — деловито осведомился секретарь райкома.
— Во-первых, для этого нужно…
Черемных метнул косой взгляд на Федора Матвеевича Каюрова. Зубы сцепил — выпятились, побледнели скулы. И для собственного, что ли, успокоения медленно пролистнул в пальцах страницы блокнота.
— А во-вторых, — продолжал он, — для этого нужны двадцать толковых монтажников… И больше ничего.
Сказав насчет монтажников, он почему-то посмотрел на Колю Бабушкина. На нем задержал свой взгляд. А может, это только показалось Коле Бабушкину. Может быть, он не на него посмотрел, а опять на девчонку. На главного архитектора. Они ведь с этой девчонкой рядышком сидят на диване. Поди разберись, на кого из них смотрят.
— Судя по всему, вопрос, включенный в повестку дня, недостаточно подготовлен, — сдержанно заметил Даниил Артемьевич Лызлов. — Не так ли? — обратился он к товарищу из комиссии. К тому самому, который докладывал. Который бумагу читал.
— Так точно… недостаточно, — поспешил согласиться товарищ из комиссии. Он вроде бы даже обрадовался. Он даже с какой-то гордостью обвел взглядом присутствующих: дескать, вот какая вышла петрушка — недостаточно вопрос подготовили. Не дотянули. И я в этом честно сознаюсь, дорогие товарищи.
— Не так ли? — повторил секретарь райкома, обращаясь уже непосредственно к председателю.
Федор Матвеевич Каюров опять вынул из кармана носовой платок и шумно высморкался. Насморк, черт его дери. На таком холоду совсем недолго подцепить насморк.
— Может быть, нам перенести обсуждение этого вопроса на бюро райкома партии? — спросил совета Лызлов.
Каюров грузно заерзал на стуле и бормотнул в платок нечто нечленораздельное. Мол, как знаете, Даниил Артемьевич. На ваше усмотрение…
Секретарь райкома партии Лызлов был членом исполкома райсовета. А председатель исполкома Каюров был членом бюро райкома партии. Они и там вместе заседали и здесь. Но здесь, на исполкоме, за председательским столом сидел Федор Матвеевич Каюров. А там, на бюро, за секретарским столом сидел Даниил Артемьевич Лызлов. И это несколько меняло роли. Это несколько влияло на характер разговора. Это особенно влияло на характер разговора, когда члены бюро оставались одни, без приглашенных лиц.
— Проект с вами, Василий Кириллович? — спросил Лызлов главного инженера.