Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 126 из 142

— Так. Затем — каротаж. Вскрытие продуктивного пласта.

Александр Ибрагимович провел пальцем сверху вниз, а затем слева направо по графику, придавленному к зеленому сукну его стола толстым стеклом.

— Завтра. В одиннадцать часов. Сорок седьмая скважина.

— Ожидается фонтан? — поинтересовался Хохлов.

— Будет фонтан!

Глаза Гаджиева снова сверкнули мстительным торжеством. Дескать, не знаю, что там окажется у вас, в Скудном Материке, но у меня, на сорок седьмой скважине Югыда, завтра будет фонтан. Поручусь головой.

— Очень хорошо. — Хохлов обратился к своему спутнику: — Кажется, все?..

Володя Одеянов заглянул в блокнот, который держал на коленях, перелистнул страницу.

— Вот еще… Гидро… гидроразрыв пласта, — с трудом выговорил он.

— Этого у нас нету, — отмахнулся Гаджиев.

Володя жалобно посмотрел на главного геолога.

— Видите ли, Александр Ибрагимович, — уже не столь уверенно продолжал Хохлов, — в фильме, который будет снимать товарищ Одеянов, есть один очень важный эпизод. На промысле… Но вы сами понимаете, что процесс добычи нефти… ну, не очень выигрышен для съемки. Он скрыт от глаз. Снаружи ничего не происходит.

— Да, — подхватил Володя, — а нужно, чтобы что-то происходило, чтобы можно было… — Он привычно пощупал воздух своими мясистыми пальцами.

— И вот я предложил Владимиру Савельевичу изобразить в этом эпизоде гидроразрыв пласта… Представляете? Устье скважины, мощные цементировочные агрегаты, колоссальный напор воды, вокруг все гудит! А?.. — Хохлов улыбнулся, вообразив это зрелище, и добавил: — К тому же гидроразрыв — это новый и весьма прогрессивный способ воздействия на пласт.

— Мы не занимаемся гидроразрывами, — решительно повторил Гаджиев.

— Я знаю. Но ведь… товарищу Одеянову нужно только посмотреть, как это происходит.

— То есть? — Хозяин кабинета весь напрягся.

— Я прошу вас помочь. Ведь кинокартину потом будут смотреть и нефтяники, в том числе на Югыде.

— Притом — в первую очередь, — заверил постановщик.

— Что же конкретно от меня требуется?

Гаджиев, это было совершенно очевидно, снова закипал.

— Нужно выбрать одну из действующих скважин, подогнать туда машины, оборудование. Выделить людей. И продемонстрировать саму обстановку гидроразрыва… В конце концов Владимира Савельевича интересует только внешняя сторона процесса.

— Ах, так!.. — вскочил Гаджиев. — Значит, я должен забрать агрегаты оттуда, где они нужны для дела, отвлечь от работы людей, выбросить коту под хвост государственные деньги — и все это ради… показухи! Устроить спектакль? Я вас правильно понял, Платон Андреевич?..

Гаджиев впервые за весь разговор обратился к Хохлову по имени-отчеству, и, как ни странно, в этом было что-то особо зловещее.

Это была уже прямая, ничем не скрываемая схватка. Без околичностей.

Володя Одеянов, замерев, следил за битвой титанов. В данный момент ему показалось, что рухнет в бою более симпатичный ему титан…

— Александр Ибрагимович, — опять неожиданно тихо и раздумчиво сказал Хохлов. — А… почему бы вам и на самом деле не применить гидроразрыв пласта на эксплуатируемых площадях? Ведь это дает серьезный эффект.

Гаджиев несколько секунд оторопело смотрел на главного геолога. Потом медленно опустился на стул.

— Надеюсь, вы в принципе не против технических новшеств? — спросил, улыбнувшись, Платон Андреевич.

Битва была окончена.

— Хорошо. Мы попробуем… Я прикажу подготовить, — сказал Гаджиев.

Уже попрощавшись и выждав, пока покинет кабинет Хохлов, он придержал за рукав Володю Одеянова.

— Я вас очень прошу… — Александр Ибрагимович искательно взглянул ему в глаза. — Если можно, отобразите в фильме нашу новую хлебопекарню. Уверяю вас, это замечательная пекарня. Все процессы механизированы.

— Не знаю. Вряд ли, — пожал плечами Владимир Савельевич. — Это не в сюжете.

— Не в сюжете? — грустно переспросил Гаджиев, отпуская его рукав.





— И лишний съемочный объект. А у нас, на студии, тоже есть плановики… — Володя подмигнул Гаджиеву.

Он чувствовал себя сейчас гораздо смелее, будучи причастен к победившей стороне.

Три дня Владимир Савельевич Одеянов и его маститый консультант мотались по Югыдскому нефтяному району.

Весенняя распутица оставляла лишь один способ передвижения: им дали гусеничный вездеход, нечто вроде танка без башни. Танком управлял отчаянный малый, который помимо своей прямой обязанности — возить, куда прикажут, — вероятно, еще задался целью продемонстрировать пассажирам великолепные ходовые качества своей машины. Он с разгона перепрыгивал рытвины, форсировал речки, всползал на крутизны, неожиданно тормозил и, по всем боевым правилам развернув грозный транспорт, в лоб штурмовал лесные чащобы…

Машина была превосходна.

Володя Одеянов потирал ушибленное темя. Платон Андреевич упирался руками в скамью, стараясь держаться на весу и создать спасительный зазор между этой скамьей и собственным задом. Душу вездеход из них вытряс уже на первых километрах, и теперь они оба проявляли заботу лишь о своей страждущей плоти. Но все было тщетно: их швыряло в разные стороны, кидало друг на друга, сталкивало на пол и подбрасывало к потолку.

Иногда Хохлов все же улучал момент, чтобы улыбнуться своему подопечному, взывая к его мужеству и как бы снова извиняясь за эти превратности межсезонья.

Однако они повидали все. Все, что было намечено.

И все виденное привело в полный восторг Володю Одеянова. Его толстый блокнот был исписан сплошь, в кармане куртки лежали отснятые кассеты.

И когда на исходе третьего дня они вернулись в поселок, скинули с себя забрызганное грязью верхнее, умылись и, как в нирвану, погрузились в мягкие кресла, а тетя Мотя поднесла им по стакану крепкого казенного чаю, Володя, отдышавшись, сказал:

— Здорово. Грандиозно!.. Теперь я совершенно иначе вижу свой фильм.

Хохлов кивнул: он в этом нисколько не сомневался.

— Все так ново и так… молодо, дерзко!

Володя на короткое время углубился в свои впечатления, потом заговорил снова:

— Платон Андреевич, я просто не могу поверить… неужели здесь раньше было это?

Хохлов вопросительно поднял брови, но затем догадался о сути вопроса.

— Видите ли, именно здесь, на Югыде, этого не было. Совершенно новый район… Однако, если иметь в виду всю территорию… поблизости… Да. Было.

— Не верится, — повторил Володя. — Все так ново. Столько молодежи.

— Теперь у нас в основном молодые кадры, — подтвердил Платон Андреевич. — Между прочим, как это ни парадоксально, к нам сейчас довольно трудно поступить на работу. Слишком много желающих. Берем только специалистов.

— А как это объяснить?

— Что именно?

— Почему сюда с такой охотой едут люди? Ведь ни для кого не секрет, что совсем недавно этот край…

Хохлов медленно допил остывший чай, побренчал ложкой в стакане.

— Могу вам чистосердечно признаться: еще несколько лет назад я предполагал, что нам придется сворачивать это хозяйство — некому будет работать… И вот мы не только не сворачиваемся, а, наоборот, расширяемся!

— Но почему именно сюда повалил народ? — все не унимался, настаивал Володя.

— Потому что здесь людям предоставляются известные материальные преимущества. Северный коэффициент, ежегодная надбавка к зарплате. А у геологов еще и полевые. Скажу вам прямо: живут здесь довольно богато. Причем это касается всех категорий…

Платон Андреевич встал из кресла, приоткрыл дверь, кликнул:

— Матрена Степановна!

Тетя Мотя, всегда пребывавшая в полной мобилизационной готовности, вплыла в «люкс».

— Матрена Степановна, — обратился к ней главный геолог. — Извините за нескромный вопрос: сколько вы получаете в месяц?

— Восемьсот тридцать. Если без вычетов…

— Вы одна живете?

— Теперь одна. Сын женился — ушел к ней…

Тетя Мотя поджала губы, что позволяло догадываться, сколь беспредельно обожает она свою невестку.