Страница 116 из 142
То, что узнал из анкеты Терентьев, его порадовало.
Шишкин Василий Михайлович, двадцати трех лет, был коренным здешним уроженцем. Отец и мать — колхозники. Армейскую службу проходил в Особой группе войск, где, как было известно Терентьеву, порядки строгие. Там же, в армии, окончил десятилетку: это делало честь упорству и выносливости парня. Там же вступил в партию — стаж, правда, невелик. Зато — и это весьма обнадежило Егора Алексеевича в его намерении — некоторое время был комсоргом роты.
Через несколько дней секретарь райкома вызвал Шишкина на беседу.
Парень произвел на него хорошее впечатление. У него было располагающее, чуть курносое лицо. Взгляд сообразительный и не нахальный. Чуб, однако, излишне пышен, ниспадает на лоб — но это можно извинить и понять: после армейской суровой стрижки. На нем была еще не изношенная гимнастерка с пластмассовым подворотничком. Значок отличника боевой и политической подготовки. Подтянут, широкоплеч.
— Ну, как, Василий Михайлович, идет работа? — приветливо улыбаясь, спросил Терентьев.
— Нормально, — ответил парень и сглотнул слюну. Он, по-видимому, крепко волновался. Все не мог понять, зачем его сюда вызвали.
— Больше ошибок в газете не допускаете?
— Так ведь это… еще до меня было! — побледнел от испуга и напраслины корректор.
— Знаю, знаю, — успокоил его Егор Алексеевич. — В последнее время не замечал. Вот, правда, вчера… — Он порылся в бумагах, лежавших на столе, вытащил малоформатный листок «Красной Печоры», нашел отчеркнутое карандашом, прочел вслух: — «…отдыхали на фоне природы». Так разве можно? Ведь говорится «на лоне природы», а?
— Так было в оригинале, — возразил парень. — Я точно помню: «на фоне».
— М-да… А это что? «В пятнадцатых числах текущего месяца состоится районный смотр…» Как же так — в пятнадцатых числах? Пятнадцатое число бывает только раз в месяц — пятнадцатого… А?
— Так было в оригинале, — окончательно скиснув, пробормотал корректор. — Эту передовую сам товарищ Филиппов писал.
— Ах, сам… Ну ладно.
Егор Алексеевич отложил газету, подождал минуту, пока его напуганный и удрученный собеседник чуть отойдет, пока он поднимет в ожидании дальнейшего настороженный взгляд, а затем сказал:
— Вот что, Василий Михайлович… Решили мы предложить вам новую работу. Большую и ответственную. Инструктором райкома партии.
Он заметил, как коротко вздрогнули широкие плечи парня.
— Да, это большая честь — работать в партийном аппарате, — продолжал Терентьев. — Мы учитываем вашу молодость и недостаток опыта, но — будем помогать. Мы заинтересованы в росте молодых кадров… Ну, что скажете, Василий Михайлович? Может, хотите подумать?
Терентьеву понравилось, как после этих его слов парень встал, одернул гимнастерку, слегка выпятил грудь и, сознавая торжественность момента, сказал:
— Благодарю за доверие. Если партия считает — я готов…
— Ну, вот и хорошо. Идите в редакцию, работайте. Филиппову я сообщу сам. А вас, когда будет надо, вызовут. До свиданья.
Он пожал парню руку и, когда тот уже был у двери, остановил его:
— Вы это… — Егор Алексеевич дотронулся до своего темени. — Чубчик… подсократите.
— Есть, — четко ответил тот.
Между прочим, Терентьев отметил, что парень вел себя при этом разговоре достойно, не ломался и не старался скрыть, как обрадован и польщен неожиданным предложением. Это говорило в его пользу. Как и то обстоятельство, что он, по-видимому, чутьем понял, что в таких случаях не спрашивают, какие, мол, условия, какая будет зарплата. Зарплата тут была довольно скромная. Во всяком случае, Егор Алексеевич был искренне рад, что сумел убить сразу двух зайцев: должность инструктора, которая вот уже с год оставалась вакантной, теперь была замещена, а жене районного зоотехника обеспечена непыльная работа корректора. Теперь уж была полная уверенность, что зоотехник никуда не сбежит.
Так Вася Шишкин сделался инструктором райкома.
Его посадили в орготдел, и поначалу он там переписывал кое-какие бумаги, уточнял различные списки, обзванивал кого надо. Потом его раз-другой подключили в комиссии, готовившей материалы для бюро райкома. А потом он стал бывать и в первичных парторганизациях, когда там проводились собрания, — уже как полномочный представитель районного комитета партии.
И вот однажды к Терентьеву прибыл — в пыли и небритости, собравшись, как видно, впопыхах, — Трофим Малыгин, председатель колхоза имени Сакко и Ванцетти.
— Что же это, Егор Алексеевич, решили погубить хозяйство? — с ходу, едва поздоровавшись, атаковал он секретаря райкома. — Хоть бы для начала колхозников спросили: как, мол, вас — просто так глотать или с кашей съесть?
— Погоди-погоди, что ты мелешь… — нахмурился Терентьев. — Что такое случилось?
— А вот и случилось. Вчера был у нас на собрании ваш представитель — Шишкин, инструктор, что ли… В заключение речь отмахал — целый час слушали. Говорит: надо вам укрупняться — такое теперь для всех колхозов дано направление. Нечего, дескать, жить хуторами, должны быть большие и многоотраслевые хозяйства… Объединяйтесь, говорит.
Малыгин прошагал в угол, налил себе там воды из графина, осушил залпом.
— Ну, наши, конечно, заволновались. С кем, кричат, объединяться? Вокруг нас на сорок верст ни одной деревни нет, а на сорок первой — голоштанная артель имени Мичурина, так у них профиль другой: они бражку варят для внутреннего потребления… А Шишкин ваш заявляет: «Вот с ними вам и нужно объединиться, будет укрупненный колхоз». Это ж додуматься только!
Секретарь райкома сплел пальцы, хрустнул суставами.
— Впервые об этом слышу. Ерунда… Никаких таких указаний райком не давал.
— Но ведь он, этот Шишкин, от имени райкома выступал!..
— Разберусь. А ты пока езжай — успокой людей. В пятницу буду у вас, побеседуем.
И тут же, отпустив Малыгина, Егор Алексеевич вызвал к себе Васю Шишкина.
— Это что за художественная самодеятельность? — строго спросил он инструктора орготдела. — Вас кто уполномочил выступать с такими речами? Кто давал установку на укрупнение, а?
— По-моему, такую установку дала партия, — рассудительно и спокойно ответил инструктор. — Была передовая в «Правде». Ее и областная газета перепечатала.
— Знаю, читал. Я тоже газеты читаю. Но как это может быть применимо в Усть-Лыже — об этом вы подумали? Приполярье, разбросанность населенных пунктов, трудности сообщения… Это вы приняли во внимание? А ведь вы, Василий Михайлович, насколько мне известно, здешний житель, сами из крестьянской семьи. Как же вы можете упускать из виду местные условия? Шаблонничать легче, чем самому шевелить мозгами, а?
Вася Шишкин молчал.
— Вот. Делаю вам замечание, — сказал Терентьев. — Принимая во внимание вашу неопытность и то, что это случилось впервые. А то, откровенно говоря, следовало бы вас построже наказать. Шутка ли — подрывать доверие колхозников к райкому!.. Ступайте.
Однако этот первый раз оказался, увы, не последним.
Спустя некоторое время к Терентьеву пришли с жалобой члены партийного бюро райпромкомбината. Присутствовавший на отчетно-выборном собрании инструктор товарищ Шишкин грубо оборвал выступление коммуниста, который критиковал райком: знайте, мол, свои недостатки, а это не вашего ума дело…
Потом явился секретарь парторганизации сплавучастка: этот даже не сумел рассказать толком, что там произошло у них на собрании, потому что его разбирал смех и у него брызгало из глаз от потехи…
Егор Алексеевич заскорбел. Он уже понял, что дал маху с замещением вакантной должности инструктора райкома. И переусердствовал в своем желании пристроить к месту жену зоотехника. Вообще поторопился с мнением об этом парне… Но ему, по совести говоря, не хотелось тут же расписываться в своей ошибке перед бюро, перед всем аппаратом райкома.
Да и верно ли было бы столь же поспешно делать иные выводы, менять мнение о человеке на сто восемьдесят градусов? Ведь человек этот совсем еще молод. Повзрослеет, пообтешется, наберется опыта. И надо ему в этом помочь.