Олимпия

Верховный исчез, снова начали крутить ролики об охоте в Южном секторе, проходившей в прошлом году.

Лима не чувствовала ничего, кроме смертельной усталости. Даже отвращение оказалось слабее этого.

- Ты будешь ужинать? - спросила она у отца, но в ответ получила только безмолвное покачивание головой: нет.

Говорить больше не о чем. Понимая, что не сможет проглотить ни крошки, Лима ушла в свою комнатушку и закрылась на защелку.

Она лежала в кровати, периодически проваливаясь в сон и выходя из него легкими толчками.

Город спал в ожидании беды. До конца месяца, возможно, кто-нибудь из соседей станет жертвой гоплитов - как распорядится жребий. Сейчас илоты по всему Блоку 3 Восток просчитывают свои шансы, мысленно прощаясь с близкими и родными. Родители с детьми, дети со своей недолгой жизнью.

Закрыв глаза, Лима почувствовала, как ее душит ненависть. Она ничего не в состоянии изменить.

Что бы сделала она, будь у нее шанс отвратить беду, отсрочить ее хотя бы на час?

Она вспоминал о бродягах, живущих в Ксанте, подземном городе, построенном в бомбоубежище. Вот кому уж точно не грозит попасть под раздачу. Олимпия не знает о существовании этого анклава бунтовщиков - а ведь по ее меркам, они самые настоящие, причем опасные бунтовщики.

Причина в том, что бродяги не подчиняются законам Меандра Великого, им нет до них никакого дела.

И, главное, они не боятся.

Лима дремала до самого утра, вздрагивая от каждого шороха. Олимпийцы могли появиться на их улице в любой момент.

Однажды девушка уловила шаги отца за стеной и странные звуки, похожие на тихий безнадежный плач.

Замерев от страха, Лима лежала с бьющимся сердцем, но ничто больше не нарушало тишины.

Поскорее бы все закончилось. Ожидание смерти всегда хуже самой смерти. Точнее выражения не подберешь.

10

Полифем был мрачнее обычного и говорил лишь, когда считал необходимым. Дважды он обругал Лиму за нерасторопность, но она не обиделась. Сама виновата, слишком погрузилась в свои мысли.

Вместо занятий по садоводству, Лима утра выполняла самую грязную и тяжелую работу. Старик не давал ей ни минуты отдыха, даже обедать не разрешил. И тут она не спорила. Работа обладает удивительным эффектом. Уйдя в нее, забываешь о страхе и тревоге, пусть на время, но психике такие паузы чрезвычайно необходимы. Быть может, Полифем рассчитывал именно на это. Он гонял свою помощницу и сам ни на секунду не присел с момента, как появился в оранжерее. Конечно, раньше всех.

Лишь к трем часа дня Лима заметила, что Кадия отсутствует. Девушка задала Полифему вопрос, на что старик только скорчил гримасу и махнул рукой. Этот жест мог означать что угодно. Ошибка с его стороны - Лима не могла удовлетвориться таким {объяснением}.

Догнав старика, она снова спросила, где Кадия.

- Ее больше нет, - ответил Полифем, - мне сказали, что вчера после выступления Верховного Правителя она выбежала на улицу и начала кричать.

- Что кричать?

- Просто кричать. Просто, понимаешь. С нее было довольно. Приехавшие полицейские пытались ее утихомирить, но она бросилась на них с кулаками. Кадию застрелили. - Полифем провел рукой по своему взмокшему лбу и повторил: - С нее было довольно.

Лима не могла заставить себя сойти с места. Старик, заметив ее оцепенение, рявкнул:

- Чем быстрее ты продолжишь работу, тем лучше!

Она продолжила. Случай с Кадией, увы, был не единственным на ее памяти. Она слышала, как люди сходили с ума и совершали самоубийственные поступки. Для тех, кто подошел к последней черте, вероятно, уже не осталось вариантов. Лишь смерть была способом прекратить нескончаемый кошмар.

Кадия отчаялась и ее разум погрузился во тьму. Сказочке конец. Лима плакала, стараясь, чтобы никто не увидел.

Вечером прилетел вертолет с эмблемой Олимпии на борту. Он сел на специальную круглую площадку к северу от оранжереи. От площадки к одному из геодезических куполов шла бетонная дорожка. По ней-то Лима и еще двое подчиненных Полифема выкатили тележки, доверху загруженные специальными контейнерами со свежими цветами, предназначенными к отправке. Действовать надо было быстро, и Лима почти бежала. Она подкатила тележку к вертолету и передала контейнеры двум рабам, которые размещали их внутри летающей машины.

Правила были строгими, никаких бесед, никаких заминок, но Лима не могла побороть свое любопытство.

В этот раз рабы, молодые мужчина и женщина, оказались другими. Другими и в то же время типичными. Серый комбинезон, короткая стрижка и ошейник, самый яркий символ их положения, наряду с привитой привычкой склонять голову и опускать глаза в пол. Рабам запрещено смотреть прямо даже на илотов. За прямой же взгляд на олимпийца можно было лишиться головы.

В присутствии Лимы и двух других работников оранжереи рабы чувствовали себя неуверенно. Прошлые были куда опытнее и больше напоминали роботов. Лима напрасно пыталась поймать взгляд этой серой парочки. Бедняг вышколили по высшему разряду.

Увы, ей пришлось развернуть тележку и быстро ретироваться под купол.

Через его прозрачную оболочку она видела, как Полифем разговаривает с высокой женщиной. На ней была форма, какую носили облеченные особыми полномочиями илоты. У них своя функция - служить связующим звеном между хозяевами и жителями секторов. Олимпийцы не желали марать руки, занимаясь разными мелочами, им даже работать было запрещено. Они считали себя воинами, и все, кроме того, что связано с насилием и соревнованием, считалось позорным. Работают илоты и рабы. Так предписывают законы Меандра Великого.

Лицо у женщины в форме строгое, она кивает, вводя какие-то данные в планшет, который держит в руке. На миг она поворачивает голову, скользнув взглядом по куполу, и замечает Лиму.

Никакой реакции. Особо уполномоченные со временем перенимают повадки хозяев и начинают смотреть на собратьев свысока.

Наконец, беседа завершилась. Полифем кивнул. Илотка что-то сказала ему, развернулась и пошла к вертолету. Пилот завел двигатель. Старик приставил ладонь к бровям, щурясь от ветра, поднимаемого лопастями. Машина поднялась, сделала разворот, а потом исчезла из вида.

Оглядевшись, Лима только сейчас поняла, что рядом никого нет. Ее коллеги никогда не отличались любопытством и разговорчивостью. В маленькой столовой для персонала, даже если собирались все вместе, по большей части было тихо. Лима не любила есть в компании с этими молчунами.

Полифем вошел внутрь, пластиковая дверь закрылась за ним с тихим скрипом. Лима посмотрела на него, он ответил коротким хмурым взглядом.

- Что она сказала? - Вопрос вырвался сам собой. Раньше Лиме не приходило в голову интересоваться содержанием бесед Полифема и особо уполномоченной.

Старик удивленно поджал губы.

- Как всегда? мы уточняли расписание поставок. И еще наш штат хотят расширить.

- Зачем?

- В Южном секторе почти все оранжереи уничтожены, поэтому нам дали план по увеличению объема продукции. Вчетвером, да без Кадии, нам не управиться.

- Кто уничтожил оранжереи? - спросила Лима.

Старик оглянулся через плечо, размышляя, как далеко стоит заходить в своей откровенности.

- Геба сказала, вчера утром какие-то люди организовали нападение на ряд объектов. - Полифем говорил тихо, при этом даже не смотрел на Лиму, делая вид, что его больше интересует вид за стеклом. - Оранжереи попали в их число.

- Но? причем тут цветы?

- Цветы мы выращиваем для олимпийцев, - напомнил Полифем.

До Лимы начало доходить.

- Значит, бунтовщики?

- Они самые. После того, как эфоры объявили илотам новую войну, террористы снова активизировались. Похоже, недавний урок их ничему не научил.

Полифем замолчал, провоцируя девушку на следующий вопрос.

- Что же теперь будет?

- Не знаю, - ответил старик. - Олимпийцы, как всегда, примут меры. Кровью больше, кровью меньше.